...седьмого идиотского полку рядовой. // исчадье декабря.
Название: Последнее дыхание традиций
Оригинал: «Tradition's Last Breath», Aaron Dembski-Bowden
Размер: 1778 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: ордена-последователи Кровавых Ангелов
Категория: джен
Рейтинг: G
Краткое содержание: Трое, произошедшие от Двух, рожденные от Одного, встречаются снова, как велит обычай. Но времена изменились, и галактика ныне не та, что была прежде. Возможно, традиция мертва для этих Ангелов Смерти.
«Трое ангелов, связанных кровью своего прародителя. Трое испивающих кровь и поедающих смерть собрались в эту ночь здесь, в пепельных садах своего величайшего поражения.
Это — традиция».
Трое бессмертных братьев встречаются этой ночью под небом, лишенным света звезд. Вокруг них лежат погруженные в молчание останки мертвого города: башни, расколотые в давней войне поколения назад, источенные ветрами до безжизненных каменных скорлупок. Братья стоят здесь, в сердце опустевшего мира, некогда бывшего домом ордену; единственные посланники трех кораблей, зависших на якоре на низкой орбите. Когда-то этот мир принадлежал Кровавым Орлам. Теперь он остается данью их памяти. Здесь царит спокойствие, пусть это и спокойствие могилы — идеальная тишина уроков, усвоенных слишком поздно.
Каждый из братьев приносит на собрание свои победы, уравновешенные — как требует того старый закон — невзгодами. Братья всегда честны в эту ночь ночей. Да, не каждую истину они произнесут вслух, ибо существуют столь постыдные тайны, о которых не следует говорить даже с родичами. Но так условлено было древними клятвами, скрепленными на крови: не прозвучит ни одного слова лжи, когда собираются представители Триархии.
Это — традиция.
Традиция — слово, хорошо известное этим бессмертным. Она формирует их, связывает их, и порой угрожает погрести под собой. Традиция для этих воинов — то же, что воздух для смертных мужчин и женщин: нечто, что присутствует всегда, незыблемое и вечное, но отсутствие его сразу заметно, а будучи отравленным — оно смертельно.
Первый из братьев носит керамитовую броню царственно-красного цвета, изящно задрапированную полотняным лорумом, скроенным рабами; льняная ткань выкрашена в оттенок драгоценной слоновой кости. Керамит, защищающий его бледную плоть, отмечен смутными символами и украшен талисманами веры и ярости. Вот на запястье болтается на цепи склянка клонированной крови, тихо позвякивая с каждым жестом. Вот на нагруднике — крылатый символ легиона-прародителя, высеченный художниками из невообразимо редкого терранского мрамора. Он прекрасен так, как прекрасна благородная ложь, так, как статуи Ангелов Смерти Императора изображают божественность без изъяна. Даже в его шрамы вшиты крохотные драгоценные камни, и лицо его, которое казалось бы изуродованным войной, выглядит вместо этого восстановленным с роскошью.
Это — Инох. Он с неприкрытой гордостью демонстрирует символ своего ордена на наплечнике: крылатая фигура, сжимающая в латных перчатках чашу, ясно говорит о том, что этот бессмертный принадлежит к Красным Серафимам.
Второй из братьев носит броню из исцарапанной бронзы. Ему пришлось пробиваться сюда с боем, и это проявляется в сотне примет — некоторые видны глазам смертных, другие заметны лишь для чувств бессмертных. Цепной меч на его поясе потерял несколько зубьев в предыдущих битвах и скалится теперь щербатой ухмылкой нищего. Воин стремится скрыть усталость от братьев, хотя они и слышат глухой гром его сердец, который, несмотря на спокойный ритм, выдает недавние усилия, равно как и чувствуют запах боевого пота, высохшего на его темной коже не так много часов назад. В сочленениях керамитовых пластин проступает зеленоватая патина — знак долгой войны вдалеке от кузниц его родного мира и мастерских на борту его флагмана. Неназываемая Нужда — также именуемая Вожделением, Красной Жаждой, Жестоким Голодом, — видна в его клыкастой улыбке; еще один признак того, что великая усталость одолевает его.
Это — Джагудир. На его плече, в строгом траурном величии, изображен бледный череп в нимбе клинков: символ Ангелов Неисповедимых.
Третий и последний из братьев носит броню, созданную в подражание полированному блеску вулканического стекла. Этот бессмертный, облаченный в обсидиан с темно-красным, цвета венозной крови, обрамлением, не выказывает вовсе никаких эмоций. Его кожа отливает могильной серостью. Его дыхание наполняет воздух запахом застаревшей крови и мяса, что сгнило еще прежде, чем было поглощено. Над кожей витает затхлый запах стазис-крипты. Длинный плащ смердит пылью гробниц. Его можно бы принять за статую, разве что взгляд медлительно скользит по сторонам; глаза — белые, точно чистый туман, — не пропускают ни единого движения в разрушенном зале.
Это — Мордат. Его наплечник украшает вычурный стилизованный крест Погребальной Стражи.
Трое ангелов, связанных кровью своего прародителя. Трое испивающих кровь и поедающих смерть собрались в эту ночь здесь, в пепельных садах своего величайшего поражения.
Это — традиция.
— Мы — три ордена, произошедшие от двух линий крови, рожденные от одного легиона, — произносит Инох. Первый человеческий голос, звучащий на этой мертвой планете за многие поколения.
— Мы — Три, — эхом отзывается Джагудир, — произошедшие от Двух, рожденные от Одного.
Мордат повторяет те же слова, хотя и не без едва заметной нотки холодного веселья. Его род здесь, безусловно, старейший. Погребальная Стража была древней уже тогда, когда их родичи — орден Кровавых Орлов — разорвали себя на части и образовали две таких разных ветви, стоящие перед ним сейчас.
Ритуальные слова произнесены, и братья могут начать свое собрание.
Это — традиция.
Это традиция в эпоху, когда традиции начинают умирать.
Инох, облаченный в кроваво-алый керамит, говорит о том, что удалось спасти его Красным Серафимам. Он повествует о прошедших сражениях, защищенных городах, побежденных врагах, исполненных клятвах. Список подвигов ордена длинен и широко известен. Он говорит о благородстве Серафимов, об их стойкости перед лицом Проклятия Прародителя, об их сопротивлении надвигающейся Ночи.
Он говорит звучно, как поэт, и страстно, как оратор, — но на его братьев это не производит впечатления. Джагудир сплевывает на выщербленную землю при одном особенно цветистом обороте, больше от усталости, чем из неуважения. Мордат едва ли моргнул хоть раз, слушая все эти рассказы.
Инох завершает свою речь признанием и жестом латной перчатки, поднятой к небу над их головами. К небу, запятнанному пурпуром сверхъестественного гнева.
— Со всем сожалением я должен сознаться, что мы, несмотря на все наши усилия, так и не смогли пока что пересечь Великий Разлом.
Джагудир, закованный в потемневшую бронзу, говорит следующим. Инох говорил о прошлой стойкости, Джагудир же рассказывает об истекающем кровью настоящем. Он говорит о войнах, которым положил конец гнев Ангелов Неисповедимых, о жестоких космических битвах на границах уменьшающихся территорий, и о том, что всё больше сородичей поддаются Ярости Прародителя и облачены теперь в черные доспехи Роты Смерти. Триархия разбросана среди зараженных звезд. Скверна изливается из великой раны галактики. Искажение прорастает через Империум Нихилус, точно гниль, внутри удерживаемых верными линий фронта. Путешествия от системы к системе и даже от планеты к планете превращаются в долгие, кровавые одиссеи. Астрономикан, священный свет Падишаха-рекомого-Императором, остается темным и тусклым. Даже новых воинов-примарисов, Второго поколения, может быть недостаточно, чтобы переломить ход войны.
Инох кивает в мрачном согласии. Мордат слушает в недвижном молчании. Джагудир рычит проклятие сквозь оскаленные клыки и заканчивает тем же признанием.
— Мы также не смогли пересечь Разлом. Мы можем лишь сражаться с ядом, что изливается из него.
Старый закон гласит, что каждый должен рассказать о прошлом, настоящем и будущем своего ордена. Инох сказал о Красных Серафимах. Джагудир сказал об Ангелах Неисповедимых. Теперь оба воина ждут, когда Мордат сделает то же самое для Погребальной Стражи.
Это — традиция в эпоху, когда традиция не дает больше ответов.
Мордат, суровый и похожий на труп рядом с братьями, отмеченными войной, тихо выдыхает. Когда он говорит, он не повествует о победах и поражениях своего ордена. Его слова — жесткие и резкие, его дыхание отдает смертным холодом.
— Традиции подвели нас, — говорит он братьям. — Мы исходим яростью в темноте. Мы тянемся к умирающему свету. Мы сражаемся за то, что прежде было нашим. Мы умираем ради того, что уже потеряно. Но довольно этого, говорю я. Довольно.
Инох и Джагудир едва ли соглашались хоть в чем-либо за всю свою жизнь, будучи рождены в орденах, которые не согласны ни в чем. Но двое воинов раздумчиво кивают, даже не замечая, как идеально отражают друг друга сейчас.
— Мы наступаем, — Мордат шипит слова сквозь клыки. — Мы наступаем. Неиссякаемая волна. Неизбывная ярость. Мы донесем наш гнев до звезд. Мы больше не будем держать рубежи. Мы должны открыть охоту на врагов, встретить их клинками и клыками, болтерами и пламенем.
Инох закрывает глаза. Его кулак касается груди напротив сердца в торжественном согласии. Джагудир усмехается без всякого веселья, дыша сквозь сжатые зубы. Его клыки впиваются в нижнюю губу, и острый запах выступившей крови разливается в воздухе между братьями.
— Если мы умрем, — произносит Погребальный Страж, — мы умрем вместе. Обнажив мечи. Обагрив клыки. Оставив наши тела гнить в сердце вражеских владений.
Последнее обещание — поистине опасно. Если его братья взбунтуются, это случится из-за этих последних слов. Красные Серафимы чтят своих мертвых, заключая их в богато украшенные саркофаги в прекрасных трюмах своих кораблей. Ангелы Неисповедимые соблюдают сложные ритуалы сожжения, чтобы освободить дух и позволить теням мертвых достичь золотого трона Падишаха.
Но ни один из воинов не отворачивается. Всего несколько лет назад такие слова были бы богохульством. Теперь, в эту ночь, они — благословение. Традиции подвели их всех. Новая эра войны и крови требует больше, чем законы прошлого когда-либо могли предложить.
— И если мы достигнем Возрожденного примарха и его Непобедимый Крестовый поход, — начинаем Инох.
— Мы присоединимся к нему, — заканчивает Джагудир.
На это Мордат не отвечает ничего. Он только улыбается.
Несколько часов спустя, когда рассвет касается горизонта над древним мертвым городом, три боевых корабля отходят от молчащей планеты. Первый — «Мизерикордия», и он несет слова надежды скованным битвой Красным Серафимам. Второй — «Арувал», его двигатели пробуждаются для долгого путешествия назад, к осажденным Ангелам Неисповедимым. И последним, удостоверившись, что другие уже открыли путь в бушующий варп, отходит от планеты «Безмолвный псалом», разрезая неверную ночь, чтобы вернуться к Погребальным Стражам.
В грядущие месяцы сюда вернутся целые флоты. Собрание мощи. Призванное воинство ангельской ярости.
Это — не традиция. Это — выживание.
Оригинал: «Tradition's Last Breath», Aaron Dembski-Bowden
Размер: 1778 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: ордена-последователи Кровавых Ангелов
Категория: джен
Рейтинг: G
Краткое содержание: Трое, произошедшие от Двух, рожденные от Одного, встречаются снова, как велит обычай. Но времена изменились, и галактика ныне не та, что была прежде. Возможно, традиция мертва для этих Ангелов Смерти.
«Трое ангелов, связанных кровью своего прародителя. Трое испивающих кровь и поедающих смерть собрались в эту ночь здесь, в пепельных садах своего величайшего поражения.
Это — традиция».
Последнее дыхание традиций
Аарон Дембски-Боуден
Аарон Дембски-Боуден
Трое бессмертных братьев встречаются этой ночью под небом, лишенным света звезд. Вокруг них лежат погруженные в молчание останки мертвого города: башни, расколотые в давней войне поколения назад, источенные ветрами до безжизненных каменных скорлупок. Братья стоят здесь, в сердце опустевшего мира, некогда бывшего домом ордену; единственные посланники трех кораблей, зависших на якоре на низкой орбите. Когда-то этот мир принадлежал Кровавым Орлам. Теперь он остается данью их памяти. Здесь царит спокойствие, пусть это и спокойствие могилы — идеальная тишина уроков, усвоенных слишком поздно.
Каждый из братьев приносит на собрание свои победы, уравновешенные — как требует того старый закон — невзгодами. Братья всегда честны в эту ночь ночей. Да, не каждую истину они произнесут вслух, ибо существуют столь постыдные тайны, о которых не следует говорить даже с родичами. Но так условлено было древними клятвами, скрепленными на крови: не прозвучит ни одного слова лжи, когда собираются представители Триархии.
Это — традиция.
Традиция — слово, хорошо известное этим бессмертным. Она формирует их, связывает их, и порой угрожает погрести под собой. Традиция для этих воинов — то же, что воздух для смертных мужчин и женщин: нечто, что присутствует всегда, незыблемое и вечное, но отсутствие его сразу заметно, а будучи отравленным — оно смертельно.
Первый из братьев носит керамитовую броню царственно-красного цвета, изящно задрапированную полотняным лорумом, скроенным рабами; льняная ткань выкрашена в оттенок драгоценной слоновой кости. Керамит, защищающий его бледную плоть, отмечен смутными символами и украшен талисманами веры и ярости. Вот на запястье болтается на цепи склянка клонированной крови, тихо позвякивая с каждым жестом. Вот на нагруднике — крылатый символ легиона-прародителя, высеченный художниками из невообразимо редкого терранского мрамора. Он прекрасен так, как прекрасна благородная ложь, так, как статуи Ангелов Смерти Императора изображают божественность без изъяна. Даже в его шрамы вшиты крохотные драгоценные камни, и лицо его, которое казалось бы изуродованным войной, выглядит вместо этого восстановленным с роскошью.
Это — Инох. Он с неприкрытой гордостью демонстрирует символ своего ордена на наплечнике: крылатая фигура, сжимающая в латных перчатках чашу, ясно говорит о том, что этот бессмертный принадлежит к Красным Серафимам.
Второй из братьев носит броню из исцарапанной бронзы. Ему пришлось пробиваться сюда с боем, и это проявляется в сотне примет — некоторые видны глазам смертных, другие заметны лишь для чувств бессмертных. Цепной меч на его поясе потерял несколько зубьев в предыдущих битвах и скалится теперь щербатой ухмылкой нищего. Воин стремится скрыть усталость от братьев, хотя они и слышат глухой гром его сердец, который, несмотря на спокойный ритм, выдает недавние усилия, равно как и чувствуют запах боевого пота, высохшего на его темной коже не так много часов назад. В сочленениях керамитовых пластин проступает зеленоватая патина — знак долгой войны вдалеке от кузниц его родного мира и мастерских на борту его флагмана. Неназываемая Нужда — также именуемая Вожделением, Красной Жаждой, Жестоким Голодом, — видна в его клыкастой улыбке; еще один признак того, что великая усталость одолевает его.
Это — Джагудир. На его плече, в строгом траурном величии, изображен бледный череп в нимбе клинков: символ Ангелов Неисповедимых.
Третий и последний из братьев носит броню, созданную в подражание полированному блеску вулканического стекла. Этот бессмертный, облаченный в обсидиан с темно-красным, цвета венозной крови, обрамлением, не выказывает вовсе никаких эмоций. Его кожа отливает могильной серостью. Его дыхание наполняет воздух запахом застаревшей крови и мяса, что сгнило еще прежде, чем было поглощено. Над кожей витает затхлый запах стазис-крипты. Длинный плащ смердит пылью гробниц. Его можно бы принять за статую, разве что взгляд медлительно скользит по сторонам; глаза — белые, точно чистый туман, — не пропускают ни единого движения в разрушенном зале.
Это — Мордат. Его наплечник украшает вычурный стилизованный крест Погребальной Стражи.
Трое ангелов, связанных кровью своего прародителя. Трое испивающих кровь и поедающих смерть собрались в эту ночь здесь, в пепельных садах своего величайшего поражения.
Это — традиция.
— Мы — три ордена, произошедшие от двух линий крови, рожденные от одного легиона, — произносит Инох. Первый человеческий голос, звучащий на этой мертвой планете за многие поколения.
— Мы — Три, — эхом отзывается Джагудир, — произошедшие от Двух, рожденные от Одного.
Мордат повторяет те же слова, хотя и не без едва заметной нотки холодного веселья. Его род здесь, безусловно, старейший. Погребальная Стража была древней уже тогда, когда их родичи — орден Кровавых Орлов — разорвали себя на части и образовали две таких разных ветви, стоящие перед ним сейчас.
Ритуальные слова произнесены, и братья могут начать свое собрание.
Это — традиция.
Это традиция в эпоху, когда традиции начинают умирать.
Инох, облаченный в кроваво-алый керамит, говорит о том, что удалось спасти его Красным Серафимам. Он повествует о прошедших сражениях, защищенных городах, побежденных врагах, исполненных клятвах. Список подвигов ордена длинен и широко известен. Он говорит о благородстве Серафимов, об их стойкости перед лицом Проклятия Прародителя, об их сопротивлении надвигающейся Ночи.
Он говорит звучно, как поэт, и страстно, как оратор, — но на его братьев это не производит впечатления. Джагудир сплевывает на выщербленную землю при одном особенно цветистом обороте, больше от усталости, чем из неуважения. Мордат едва ли моргнул хоть раз, слушая все эти рассказы.
Инох завершает свою речь признанием и жестом латной перчатки, поднятой к небу над их головами. К небу, запятнанному пурпуром сверхъестественного гнева.
— Со всем сожалением я должен сознаться, что мы, несмотря на все наши усилия, так и не смогли пока что пересечь Великий Разлом.
Джагудир, закованный в потемневшую бронзу, говорит следующим. Инох говорил о прошлой стойкости, Джагудир же рассказывает об истекающем кровью настоящем. Он говорит о войнах, которым положил конец гнев Ангелов Неисповедимых, о жестоких космических битвах на границах уменьшающихся территорий, и о том, что всё больше сородичей поддаются Ярости Прародителя и облачены теперь в черные доспехи Роты Смерти. Триархия разбросана среди зараженных звезд. Скверна изливается из великой раны галактики. Искажение прорастает через Империум Нихилус, точно гниль, внутри удерживаемых верными линий фронта. Путешествия от системы к системе и даже от планеты к планете превращаются в долгие, кровавые одиссеи. Астрономикан, священный свет Падишаха-рекомого-Императором, остается темным и тусклым. Даже новых воинов-примарисов, Второго поколения, может быть недостаточно, чтобы переломить ход войны.
Инох кивает в мрачном согласии. Мордат слушает в недвижном молчании. Джагудир рычит проклятие сквозь оскаленные клыки и заканчивает тем же признанием.
— Мы также не смогли пересечь Разлом. Мы можем лишь сражаться с ядом, что изливается из него.
Старый закон гласит, что каждый должен рассказать о прошлом, настоящем и будущем своего ордена. Инох сказал о Красных Серафимах. Джагудир сказал об Ангелах Неисповедимых. Теперь оба воина ждут, когда Мордат сделает то же самое для Погребальной Стражи.
Это — традиция в эпоху, когда традиция не дает больше ответов.
Мордат, суровый и похожий на труп рядом с братьями, отмеченными войной, тихо выдыхает. Когда он говорит, он не повествует о победах и поражениях своего ордена. Его слова — жесткие и резкие, его дыхание отдает смертным холодом.
— Традиции подвели нас, — говорит он братьям. — Мы исходим яростью в темноте. Мы тянемся к умирающему свету. Мы сражаемся за то, что прежде было нашим. Мы умираем ради того, что уже потеряно. Но довольно этого, говорю я. Довольно.
Инох и Джагудир едва ли соглашались хоть в чем-либо за всю свою жизнь, будучи рождены в орденах, которые не согласны ни в чем. Но двое воинов раздумчиво кивают, даже не замечая, как идеально отражают друг друга сейчас.
— Мы наступаем, — Мордат шипит слова сквозь клыки. — Мы наступаем. Неиссякаемая волна. Неизбывная ярость. Мы донесем наш гнев до звезд. Мы больше не будем держать рубежи. Мы должны открыть охоту на врагов, встретить их клинками и клыками, болтерами и пламенем.
Инох закрывает глаза. Его кулак касается груди напротив сердца в торжественном согласии. Джагудир усмехается без всякого веселья, дыша сквозь сжатые зубы. Его клыки впиваются в нижнюю губу, и острый запах выступившей крови разливается в воздухе между братьями.
— Если мы умрем, — произносит Погребальный Страж, — мы умрем вместе. Обнажив мечи. Обагрив клыки. Оставив наши тела гнить в сердце вражеских владений.
Последнее обещание — поистине опасно. Если его братья взбунтуются, это случится из-за этих последних слов. Красные Серафимы чтят своих мертвых, заключая их в богато украшенные саркофаги в прекрасных трюмах своих кораблей. Ангелы Неисповедимые соблюдают сложные ритуалы сожжения, чтобы освободить дух и позволить теням мертвых достичь золотого трона Падишаха.
Но ни один из воинов не отворачивается. Всего несколько лет назад такие слова были бы богохульством. Теперь, в эту ночь, они — благословение. Традиции подвели их всех. Новая эра войны и крови требует больше, чем законы прошлого когда-либо могли предложить.
— И если мы достигнем Возрожденного примарха и его Непобедимый Крестовый поход, — начинаем Инох.
— Мы присоединимся к нему, — заканчивает Джагудир.
На это Мордат не отвечает ничего. Он только улыбается.
Несколько часов спустя, когда рассвет касается горизонта над древним мертвым городом, три боевых корабля отходят от молчащей планеты. Первый — «Мизерикордия», и он несет слова надежды скованным битвой Красным Серафимам. Второй — «Арувал», его двигатели пробуждаются для долгого путешествия назад, к осажденным Ангелам Неисповедимым. И последним, удостоверившись, что другие уже открыли путь в бушующий варп, отходит от планеты «Безмолвный псалом», разрезая неверную ночь, чтобы вернуться к Погребальным Стражам.
В грядущие месяцы сюда вернутся целые флоты. Собрание мощи. Призванное воинство ангельской ярости.
Это — не традиция. Это — выживание.
@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous
читать на AO3
читать на фикбуке
