пока у всех наступил, а я, как всегда, отстаю

Обычно не пишу итоги года, да и в этот раз не уверен — о чем там писать.
Хотя можно, конечно, написать про бездарно проебанные десять лет, но как раз тут точно сказать не о чем. Поэтому просто грустно констатирую факт, ну и хрен с ним.

Пара положительных моментов в этом году все-таки были, и о них хочется упомянуть.
Во-первых, я воткнулся в ваха-переводы теперь официально, для издательства и за деньги. Перевел пока (начиная с лета) две книжки, но надеюсь, что будут еще. И что издательство ничем не накроется, а то с нашим бизнесом никогда не угадаешь.
Тут хочется сказать нечеловеческое спасибо товарищу за мотивирующий пинок и моральную поддержку в этом всем (воробушку-социофобушку было сложненько взять и написать, даром что они сами говорили, что нужны переводчики).
Напечатать переведенное, правда, пока не напечатали, там как-то неторопливо всё. Но я терпеливо жду. В конце концов, хороших книжек по Вахе много, а вот хороших переводов — значительно меньше. И если я могу внести какой-то вклад, то я буду вносить. И вынашиваю тайный план захватить власть над миром в издательстве или хотя бы прокачаться настолько, чтобы мне давали переводить моих любимых авторов (=

Во-вторых, я приобщился к тяжелым наркотикам познал радость сборки и покраски минек. И блин, это реально затягивает, даже несмотря на то, что занятие внешне бессмысленное, крашу кривенько, хочется гораздо больше, чем я способен купить и покрасить, а ГВ — жадные сволочи. Но минечки такие клевые, ну мямямя же! (=
Есть надежда, что я выберусь с ними куда-нибудь поиграть, у нас тут места есть, а люди в целом дружелюбные. Надо быть как-то поменьше воробушком. (Это могло бы быть new year's resolution, но не будет).

Из объектов материального мира за этот год образовался новый ноут и новый диван. Диван вызывает страдания и занимает дофига места, но старый пора было выкидывать — там уже образовалась выемка в форме меня, нельзя же так спать. Надеюсь, на новом станет получше, и более о нем не будет речи в этой саге.
Ноут отличный, главное — с ним можно уползать куда угодно. Подумываю назвать его Сигизмундом, потому что большой, тяжелый и черный — чем не храмовник (=. Осталось только крест на крышке нарисовать.

А из нематериального — всегда есть мои бессменные соратники росяночьего братства, и мне кажется, что мы знаем друг друга уже десять тысяч лет, и надеюсь, что еще десять тысяч лет у нас впереди.

С Новым годом, чуваки.

@темы: лытдыбр

---

soundscapes

Очень все-таки няшная штука — онлайн-генераторы фонового шума. В смысле, приятного шума, который не раздражает, а наоборот — помогает сконцентрироваться. Потому что бывает так, когда музыки не надо, в ней информации многовато, а окружающие звуки мешают (или без звуков как-то не очень, так тоже бывает).
Заново открыл для себя сайт mynoise.net, там этих генераторов полно, на любой вкус и с кучей настроек. Отдельное мимими — подбирать комбинации, подходящие под определенный набор ассоциаций.

Вот, к примеру, есть у меня любимое сочетание под условным названием «пепельные пустоши Морровинда»: палатка в пустыне плюс бамбуковые колокольчики. Полное ощущение, что сидишь где-нибудь в лагере эшлендерского племени, ветер свистит в пустошах, костяные висюльки-амулеты у шатра шаманки перестукивают...

Еще хорошо идет ирландское побережье вместе с грегорианскими хоралами. Как будто ты переписчик в каком-нибудь далеком монастыре, и море бьется о скалы внизу. Можно включить другие хоралы, и тогда это уже монастырь сорориток (=.

Иногда хочется бодрого киберпанка, на такой случай есть электроовцы (да, это отсылка, само собой) и дождик, потому что ночь и дождь, как без этого.

И из последних веяний — условная китайщина: струнное звяканье (можно настроить на что-то, напоминающее гуцинь) и водопад где-то там. Мы тут в Облачных Глубинах медитируем, да (=.

@темы: links_in_the_chain

---

твиттер-стайл, из диалогов

... — Милостью Темных Богов всё достижимо!
— Хаосит-позитивист, ну надо же.
— Я думал, вы, как лоялист, скажете, что всё достижимо милостью Императора.
— Десять тысяч лет существования Империума наглядно показывают, что милостью Императора достижимо отнюдь не всё...

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, смеющиеся грибы

---

опять ангелочки

Вообще это должен был быть перевод в подарок товарищам  Narindol и  Chiora, которые в очередной раз родились в один и тот же день (=. Но как я есть человек-тормоз, то выкладываю слегка с запозданием. Но все равно подарок.
Рассказ выдран из сборника, которого как бы не существует в природе — ограниченный тираж продавался на каком-то ивенте, кажется, в феврале, и в сети лежат только кривенькие пдф-сканы. Причем сканы такого качества, что оказалось быстрее перепечатать лапками. В общем, это был путь превозмогания, как обычно в Вахе. Но зато ангелочки красивые и даже Сангвиний собственной персоной есть.

Название: Иные, лучшие ангелы
Оригинал: «Better Angels», Ian St.Martin
Размер: 5003 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Сангвиний, Кровавые Ангелы
Категория: джен
Рейтинг: G
Краткое содержание: Примарх, один из особо везучих ангелочков и много рассуждений об искусстве, философии легиона, разрушении и созидании; а также стеклянные скульптуры, присыпанные некоторым количеством пафоса.
Скачать: .docx

«Иные, лучшие ангелы»

Йен Ст.Мартин

Я не знаю, почему я был избран или как это произошло — знаю лишь, что это так.

Стараясь не шуметь, я ступаю по величественной мозаике, покрывающей весь пол коридора. Тогда я шагал медленней, в те первые дни вознесения, когда каждый вдох приносил новые грани понимания моей меняющейся плоти. Но это было даже к лучшему, ибо давало мне время впитать всё великолепие, окружающее меня.

Вдоль стен тянутся шедевры — картины маслом, фрески, работы из золота, — и каждый из них идеально сочетается со следующим, и каждый — еще невероятнее, чем предыдущий. Их замысел, уровень деталей — этого достаточно, чтобы по моей иссеченной шрамами коже пробегала дрожь. Каждая из этих работ заняла бы почетнейшее место на любом из миров, за исключением разве что Терры.

В следующем коридоре продолжается то же самое: бесподобные произведения искусства покрывают все поверхности, стены, пол и даже потолок. Я мог бы с легкостью забыть, где нахожусь, если бы не неумолчный глубокий гул сердца «Алой слезы».

Наконец, впереди видна цель моего пути. Высокие створки дверей украшены изящной резьбой и инкрустациями из жемчуга, рубинов и золота, изображающими ангельски прекрасную сцену. Перед ними стоят двое терминаторов из элитной гвардии легиона, неподвижные, будто статуи, — но при моем приближении сервомышцы их брони с рычанием оживают.

Ни слова не произнесено вслух, но от стен эхом отражается звон скрещенных мечей, преграждающих мне путь. Я откидываю капюшон простой алой рясы кандидата, открывая лицо, еще не до конца расставшееся с признаками принадлежности к человечеству. Мгновение терминаторы пристально разглядывают меня, и мой теперь усиленный слух различает едва уловимые щелчки — они говорят с тем, кто занимает покои за этими дверями.

С резким шелестом стали терминаторы опускают клинки и расступаются передо мной; двери медленно отворяются.

Несколько долгих секунд я стою на пороге, довольствуясь одним лишь взглядом на то, что открылось мне. Я ожидал увидеть просторный зал с высокими расписными потолками, заполненный бесценными работами несравненной красоты, вознесенными на постаменты или висящими в тихом гудении стазис-полей. Вместо этого я вижу самую обычную мастерскую, немногим отличающуюся от таких же комнат в любом городе на любой из планет растущего Империума Человечества. Но вовсе не это приковывает меня к месту.

В центре мастерской стоит он — исток возвышенной крови, что течет в моих венах. Подобному созданию место в галерее, в окружении прочих шедевров, но даже там он без усилий заставил бы их все казаться ничтожной подделкой. Его крылья чуть заметно вздрагивают — белые, белее чистейшего снега, — и он обращает ко мне благородное лицо, требующее верности или даже преклонения.

Мне приходится подавить едва ли не физический, всепоглощающий порыв — чтобы не рухнуть на колени в присутствии примарха, удержаться от слез при единственном взгляде на него.

Ибо он — Ангел.

— Здравствуй, сын мой, — говорит Сангвиний. — Я хотел бы увидеть твою работу.

Только теперь я обращаю внимание на обстановку мастерской. Здесь есть инструменты и верстаки, горн и печь для обжига, а также множество различных видов песка и истолченных минералов, которые, будучи соединены, могут творить чудеса.

Как и все неофиты, я пробовал себя в самых разных формах создания прекрасного — это входит в программу обучения легиона. Я писал сонеты и сочинял симфонии, рисовал портреты и сцены из истории Ваала, лепил из глины и высекал из камня героев прошлого. Но, как бывает с каждым из Кровавых Ангелов, лишь один вид искусства звал меня со всей силой и настойчивостью, и для меня таким искусством было стекло.

По правде говоря, этот материал приобрел для меня особое значение намного раньше. Воспоминания о прежней жизни, бывшей до легиона, истаивают с каждым днем, стремительно распадаясь, но иногда остаются отдельные осколки: образы, несдержанные чувства.

Я помню день, когда погибло мое племя — все до единого были убиты во время набега орды мутантов, терроризировавших луны Ваала до прибытия примарха. Я помню пламя, охватившее землю, превращающее песок в грязное, изломанное стекло. С помощью осколка этого стекла я и выжил, сумев отбиться и сбежать в бесконечные дюны отравленных радиацией пустошей, прежде чем мои теперешние владыки нашли меня.

— У тебя есть все необходимые материалы? — спрашивает Сангвиний, прерывая мои воспоминания.

— Да, господин, — я поспешно киваю. — Этого более чем достаточно.

— Что ж, тогда приступай, — Сангвиний указывает на горн и инструменты. — Работа ждет тебя. Считай, что меня вовсе нет здесь.

— Это невозможно, сир.

Примарх мягко улыбается.

Я подхожу к горну, подбираю сочетание песка и растертых в порошок осколков стекла и засыпаю их внутрь. Всё это быстро плавится в сильном жаре, стекая к основанию лужицей раскаленной жидкости.

Сделав вдох, я берусь за стеклодувную трубку — сделанная из железа, длиной она чуть превышает мой рост. Я погружаю трубку в горн, переворачивая и покручивая ее в руках, чтобы набрать порцию расплавленного стекла. Сейчас оно напоминает вязкий мед, и я поспешно принимаюсь придавать ему очертания, подогревая ручной горелкой, чтобы сохранить пластичность.

Проходят часы — я разогреваю и остужаю стекло, режу и изменяю, и наконец обжигаю в печи для керамики; моя работа завершена. Как только скульптура достаточно остывает, я вынимаю ее и ставлю на постамент перед моим примархом — он всё это время наблюдал за ее созданием в молчании. Я отступаю назад, склонив голову, и стягиваю жаропрочные перчатки, теперь ставшие ненужными.

Сангвиний опускает глаза и встречается взглядом с самим собой. Я изваял точное подобие лица примарха. Я воспроизвел каждую мельчайшую деталь, то и дело поглядывая на Ангела, чтобы убедиться в полном сходстве, и только цвет выдает различие. Стекло сияет чистейшей зеленью листвы, словно ограненный изумруд.

— Цвет, — замечает Сангвиний, оставляя лишь намек на вопрос.

— Почва Ваала, — отвечаю я. Богатая железом земля родного мира легиона, прославленная глубоким багровым цветом, в расплавленном стекле преобразилась в зеленый.

— Вы стали возрождением Ваала, — поясняю я. — Объединение племен, явление Императора — всё это было для нас преображением и истоком новой жизни, надеждой вернуть наш мир к тому, чем он был прежде.

Сангвиний вертит скульптуру в руках, прослеживая черты лица кончиками пальцев.

— Да, здесь видны умение, страсть, даже некий высший смысл. Но это — неудача в наиболее важном аспекте.

Неудача. Это слово, сорвавшееся с губ моего генетического отца, пронзает холодом — словно нож в спину.

— Я не понимаю, господин.

— Ты ошибся, — продолжает примарх, — в тот момент, когда решил создать нечто для меня, не пытаясь искать внутри себя самого. Ты предпочел льстить, а не вдохновлять. Художник должен создавать свои работы так, будто он — единственный, кто увидит их; они — осколки его собственной души, обретшие форму. Иначе он — всего лишь ремесленник, торговец, продающий свои поделки на рынке.

Я чувствую, как сердце проваливается куда-то вниз, как начинают дрожать руки. Подобное я ощутил, впервые отняв чужую жизнь, во время испытаний возвышения. Понимание, что я переступил порог, назад за который никогда не смогу вернуться, — но теперь это неудача.

— В следующей твоей работе, — говорит Сангвиний, опуская скульптуру на постамент и отходя прочь, не думая о ней больше, — я рассчитываю увидеть тебя самого — не меня.

Я поднимаю взгляд.

— Следующая работа, сир?

— Да, Иоиль, — примарх улыбается. — А теперь начинай заново.

***

С годами приходят изменения — меняется Империум и легион, меняются Кровавые Ангелы, вступающие в его ряды. Бесконечные войны Великого Крестового похода распространяют владычество Императора по всей галактике, и эти войны выиграны мечами Легионов. Новые шрамы отмечают золотой корпус «Алой слезы» и сыновей, проходящих по ее коридорам.

Сам я тоже несу свою долю шрамов, собрание рваных меток, пересекающих пост-человеческое тело — полученные в битвах, они постепенно заменяют те, что были оставлены ножами апотекариев. Война — смысл моего существования, причина, ради которой бьются мои сердца и вдыхают воздух легкие. Но, согласно замыслу моего отца, это — не единственный смысл.

Мастерская, как и всегда, остается для меня местом успокоения, убежищем, где я могу отвлечься от тренировок с оружием и искусства разрушения, где могу обратить мысли к иным свершениям. Моя рота без устали приводит к Согласию миры и звездные системы, и уже много недель у меня не было времени заняться скульптурой; теперь же я наслаждаюсь возможностью вновь ощутить на лице жар горна.

Но совсем скоро от спокойствия моего убежища не остается и следа.

Вытащив законченную работу из печи, я могу только сплюнуть от отвращения при виде перекосившейся скульптуры, еще не успевшей остыть. Качество материала оказалось недостаточным, и исходное сырье было смешано в неравных пропорциях. Изваянные мной углы и линии выглядят грубыми и неуклюжими, и движения моих щипцов, запечатлевшиеся на расплавленном стекле, лишены уверенности и изящества. Скульптура напоминает работу новичка или даже ребенка, а не воина легиона, который провел годы за постижением своего искусства.

Яростно зарычав, я швыряю скульптуру оземь, и она разлетается по палубе зазубренными осколками стекла. Дыхание с усилием вырывается между сжатых зубов. Я сжимаю кулаки: один — мозолистый и потемневший от сажи из печи, второй — пощелкивающее механическое подобие из черненого железа.

— В чем дело, сын мой?

Я вздрагиваю от неожиданности — полностью захваченный гневом, я даже не заметил ту непередаваемую перемену в воздухе, порожденную присутствием примарха, сверхъестественное сияние, которое неизменно сопровождает его. Обычно это истинный дар для вдохновения, но сейчас, стоя среди осколков своей уничтоженной работы, я чувствую только вину.

— Моя рука, отец, — поясняю я, пристыженный потерей самообладания. — С тех пор, как мы завершили очищение Адриантиса, с тех пор, как я потерял руку и эта машина заняла ее место, я не могу больше придавать форму стеклу. — Я поднимаю протез, и металлические пальцы с жужжанием распрямляются. — Кажется, будто я утратил способность чувствовать материал.

Примарх не сразу отвечает мне. Вместо этого он неспешно проходит по мастерской, и его огромные крылья колышутся в мягком ритме дыхания. Он на пару секунд останавливается возле всех моих работ, одаряя своим вниманием каждую скульптуру, сосуд или статую.

— Скажи мне, — наконец произносит Сангвиний, — что ты считаешь искусством, Иоиль? Что значит для тебя это слово?

Я обдумываю свой ответ.

— Искусство — это попытка отобразить те грани нашего разума и сердца, что не поддаются отображению, — говорю я. — Это зримое проявление эмоций.

— Я не спрашивал, что написано в текстах, — примарх негромко смеется. — Я спросил, что это значит для тебя, сын мой.

Я выжидающе смотрю на моего генетического отца.

— Мы многое дали тебе, — продолжает Сангвиний, — как и всем, кто возвысился и был принят в ряды моего легиона, но мы также и многое отняли. Цена, которую платят за становление одним из Адептус Астартес, высока, и многие из тех, кто марширует под знаменами моих братьев, отрекаются от уз своего рождения — некоторые даже с радостью. Но не все следы того, чем мы были прежде, следует приносить в жертву.

Он останавливается у скульптуры, созданной шесть лет назад, — одна из наиболее абстрактных работ, идея которой явилась ко мне в последние моменты битвы, где мы победили отвратительных зеленокожих ксеносов.

— Существуют начинания, — говорит Сангвиний, — могущие упрочить связь с расой, к которой ты прежде принадлежал, напоминающие о твоей цели и о красоте того, что мы защищаем. Именно поэтому каждый из братьев Девятого должен практиковаться в искусстве по своему выбору. Ибо хотя мы и пребудем силой разрушения, но нам не следует забывать и о нашей способности к созиданию.

Сангвиний подходит к моим сосудам с материалами, зачерпывает пригоршню мелкого песка и позволяет ему медленно просыпаться сквозь пальцы.

— Однажды наш крестовый поход будет окончен. Вся галактика станет владением моего отца, и наступит время, когда не будет больше нужды в разрушении, не будет причин проливать кровь. Что сделают тогда Легионы, Иоиль? Что станет с нами?

Я не в силах найти ответ, поскольку — по правде говоря — никогда не задумывался о подобном будущем для себя. За время, проведенное в рядах легиона, я усвоил одно: основание нового Империума будет построено на жизнях Легионов Астартес, камни этого великого здания будут скреплены нашей добровольно пролитой кровью. Это славный конец, и это — единственная возможность, о которой я когда-либо думал.

— Будем ли мы отброшены прочь? — продолжает Сангвиний, вновь обходя мастерскую. — Сочтут ли нас всего лишь реликтами прошлых варварских эпох, меньшим злом, необходимым для достижения великой цели? Или же мы можем стать чем-то большим? Робаут делает из своих сыновей политиков и государственных мужей, Магнус Красный воспитал легион мыслителей, философов и целителей. С помощью искусства, запечатлевая и преображая чудеса нашей вселенной и создавая произведения, соединяющие нас с этой красотой и усиливающие ее, мои Кровавые Ангелы докажут моему отцу, что мы — больше, чем просто машины убийства. Что и для нас может найтись место, когда Его завоевания будут окончены. Но для этого мы должны совершить триумф духа.

— Духа? — переспрашиваю я. Хотя легион и сохранил остатки мистических верований Ваала, мы всегда следовали за нашим примархом в его верности Имперским Истинам. — Вы верите в подобное?

Сангвиний колеблется.

— Я верю в моего отца, — наконец говорит он. — Но также я доверяю и тому, что видел в своем собственном разуме.

За его словами скрыто нечто большее, но прежде чем я успеваю спросить об этом, он указывает на мою новую руку.

— Ты не первый, кому довелось столкнуться с трудностями на пути постижения своего искусства, сын мой. И ты, могу заверить, не будешь последним. В нашем легионе многие из моих сыновей получили ужасающие увечья на службе моему отцу. Но всё же каждый из них по-прежнему берет кисть, перо или резец. Да что там, даже достопочтенный Иофиал в своем саркофаге продолжает без устали работать по мрамору.

Думая про Иофиала, ярче всего я помню, как его осадный молот разносит в крошку ворота города.

— Неужели, мой господин?

Сангвиний усмехается:

— Попробуй его останови. Твоя способность к искусству, как ты его видишь, не более привязана к плоти, чем у него. Это — внутри тебя, Иоиль, и всё, что требуется для ее проявления — верить, что можешь это сделать.

Я опускаю голову, получив заслуженный упрек, но всё же я благодарен примарху за его слова.

— Итак, — говорит Сангвиний, — ты по-прежнему полагаешь, что искусство создается только лишь руками?

— Нет, отец.

— Хорошо. А теперь бери инструменты — и начинай заново.

***

Я иду по коридорам «Завета Ваала» — нового флагмана легиона — оповещая каждым лязгающим шагом, каждым звуком и запахом: это — памятник всему, что мы потеряли.

Здесь красота почти не предстает взгляду. Стены — голая пласталь и ребристый адамантий, суровая функциональность имперских кораблей, созданная без всяких мыслей об эстетике. Через равные промежутки попадаются гербы или скульптуры, порой фрески украшают потолок над перекрестками, но эта скудость словно бы лишь подчеркивает холодную серость металлических костей корабля. Я вижу те же чувства, отраженные в моих боевых братьях. Последняя битва и те откровения, которые она принесла нам, отняли у нас красоту.

Мы — потерянное братство, бесцельно дрейфующее в бурных волнах варпа; и эти волны, как мы знаем теперь, обладают сознанием и злыми намерениями. Прежде даже идея предательства не появлялась в наших мыслях. Миры, сопротивляющиеся Согласию, были всего лишь непросвещенными — не изменниками. Но теперь это слово висит над нашими головами, точно призрак, не дающий нам покоя. Теперь твердая земля под ногами рассыпается, как зыбучий песок. То, что мы видели, эти новые грани реальности — которые, как мы верили, не могут существовать, — изменили тех из нас, кто смог выжить.

Я иду в мастерскую, которую устроил здесь вскоре после того, как взошел на борт корабля. Когда столь многое развеяно по ветру, каждый из нас цепляется за то, что может сохранить из утраченных теперь времен — прошло лишь несколько недель, но эта эпоха уже потеряна навсегда. Мы стремимся воссоздать красоту, даже если всё, что мы видим — только ад.

Мои инструменты сейчас намного проще, чем те, к которым я привык, и печь — меньше, но они выполняют свои функции, и большего я не требую. За работой я отпускаю свои мысли в свободный полет, научившись черпать вдохновение из того, что дремлет в моем подсознании. В этом подобии транса я лишь отдаленно чувствую жар и слышу звуки затвердевающего стекла, которое скручиваю и разглаживаю; так скульптура обретает форму.

Сангвиний приходит взглянуть на мою работу, как делал и раньше, хотя на борту «Завета» это случается впервые. Теперь он ступает иначе, хотя раны на его ногах уже давно полностью исцелились. Как и у его сыновей, не все шрамы моего отца можно увидеть взглядом. Некоторые из них выжжены глубоко в его разуме, и единственный намек на них — измученный взгляд, никогда полностью не покидающий его глаза после Сигнус Прайм.

Я вынимаю работу из горна, мои руки сами собой осторожно вращают трубку. Устанавливая ее в опору, я продолжаю вращение, пока выбираю из материалов невзрачную жестянку. Я открываю ее, стараясь не вдохнуть содержимое, и поднимаю над скульптурой. Пепел медленно сыплется вниз, точно темный снег, и серые хлопья сливаются с остывающим стеклом, уничтожая кристалльную прозрачность.

— Покажи мне, что ты видел, — говорит примарх, останавливаясь рядом со мной. — Что ты сделал?

Я отступаю на шаг, позволяя ему увидеть мою работу, и впервые осознанно гляжу на нее сам. Это существо — некая невозможная смесь змеи и лишенного кожи пса; оно поднимается из центра увядающего цветка и держит в черных зубах кровоточащее сердце. Я изучаю мельчайшие детали, переданные моими руками, очертания на пятнистой шкуре, отображенные с предельной точностью, — и узнаю пылающие руны, которые неизменно вижу в те редкие минуты, когда мне удается уснуть.

— Нет!

Я успеваю лишь моргнуть — трубки со стеклом уже нет в моих руках. Сангвиний толкает ее обратно в горн — так, будто ударяет копьем, разбивая скульптуру о почерневшие стенки. Напоследок она издает звук, похожий на надтреснутый колокол, звенящий в тесной комнате — и мне кажется, что эхо его звучит дольше, чем должно бы. Я смотрю, как последние осколки осыпаются с металла, быстро теряя форму и расплываясь лужицей расплавленного песка.

— Ты не должен был брать оттуда ничего, — едва не рычит Ангел, поворачиваясь ко мне. Я видел гнев моего отца много раз, в разгаре битвы, но никогда еще — так близко. Никогда еще этот гнев не был направлен на меня. — Ничего, — с нажимом повторяет он.

— Мы все забрали что-то оттуда, отец, — отвечаю я. — По своей воле или нет.

Сангвиний роняет стеклодувную трубку — она с лязгом падает на голый металл — и неверными шагами возвращается ко мне. Мы оба стоим в молчании, и мгновение тянется бесконечно — прежде чем я решаюсь заговорить снова.

— Когда мы покоряли цивилизации и предавали мечу целые миры, я искал нечто в этих руинах, в этих проблесках трагической красоты, чтобы поместить сюда, — я указываю на горн. — Некую идею, которую я создавал, в великом созидании Императора. Но что осталось у нас теперь? Что нам делать, когда всё — только пепел и остывшая кровь?

Примарх не отвечает — он слушает меня, храня молчание.

— Ты просил меня показать, что я вижу, отыскать искру, что объединит нас и принесет мир для всего человечества. Но теперь, — я сжимаю виски ладонями, — стоит мне закрыть глаза, я встречаю лишь кошмары. Я слышу в ушах голоса чудовищ, созданий, о которых мы и помыслить не могли, которых считали мифами и ложью, — но они живут, и дышат, и противостоят нам. Ты просил, чтобы я заглянул внутрь себя, но теперь я вижу лишь безумие, искаженное, растущее, будто опухоль, угрожающее затопить нас всех. Я видел, что мои братья делали на Сигнусе, что делал я сам, и с какой легкостью мы отринули наш здравый рассудок. Я больше не вижу искры, отец, — только уничтожение.

Мое тело движется само, без участия разума. Взмахом руки я опрокидываю сосуды с материалами, рассыпая на палубу истолченные минералы и песок. Горн отзывается стоном — я роняю его с гулким грохотом пушечного выстрела. Расплавленное стекло вытекает из него, как обжигающая кровь — такое же горячее, как моя собственная кровь, бешено стучащая в сердцах.

— Знал ли Он? — спрашиваю я, отдышавшись. — О варпе, о Сынах. О восстании Воителя. — Мой голос становится тише, и я поворачиваюсь, чтобы взглянуть моему отцу в глаза. — Почему Он не сказал нам?

— Я не знаю, сын мой, — просто отвечает примарх. Я вижу, что упоминание о Воителе причиняет ему боль сильнее, чем любой клинок, и чувствую эту боль, отраженную в моем собственном сердце. — Возможно, Он хотел защитить нас, найти некий способ избавить нас от этой тьмы, прежде чем она смогла бы извратить нас и наших родичей.

Ангел шагает вперед, и осторожная рука отводит меня от растекающегося жидкого стекла. Его ладонь задерживается на моем плече, и он смотрит на меня с неизменно благородным выражением лица, по-прежнему так легко вызывая мою немеркнущую преданность.

— Какими бы ни были Его причины для секретности, это больше не имеет значения, — говорит он с силой, которой я не слышал от него, кажется, целую вечность. — Путь перед нами — ясен и четок. Человечеству противостоит враг, невиданный прежде, но не бывает тени без света, что расточает ее. Мы встанем против того, что обитает в Море Душ — чем бы это ни было — и тех, кто подчинил это своим прихотям. И мы уничтожим их.

Новая уверенность струится из каждого слова, лучами расходится от моего генетического отца. На миг Ангел выглядит тем примархом, какого я знал прежде, словно бы он отбросил темные призраки Сигнуса.

— Теперь мы знаем, какие последствия ждут нас, если мы падем. Как никогда прежде, мы должны понимать важность наших искусств созидания и разрушения: первое из них — символ всего прекрасного и истинного, которое мы должны до последнего вздоха защищать с помощью второго. Теперь — в особенности теперь — мы должны собрать свои силы, и каждый из нас начнет заново.

***

Тронный мир приближается. А с ним — и Осада, и Хорус. После Ультрамара, после второго Империума, который мы все поклялись отрицать, среди моих братьев царит мрачная решимость, пока наш флот вырывается из плена Гибельного Шторма. Мы понимаем, что нас ждет последнее, необратимое столкновение, и готовимся отплатить за предательство тем, кого когда-то звали братьями.

Девятый в долгу у Жиллимана, несмотря на все его заблуждения, — корабельные доки и искусные рабочие Ультрамара восстановили «Алую слезу», занимающую теперь свое полноправное место коронной драгоценности флота легиона. Без нее, возможно, нам никогда не удалось бы избежать Гибельного Шторма и достичь колыбели нашего вида вовремя, чтобы успеть встать рядом с Императором на защиту будущего человечества.

Всё еще кажется странным проходить по ее коридорам. Так много было потеряно, когда «Слеза» рухнула на Сигнус; уничтоженные или оскверненные бесценные работы не поддаются подсчету. Мы бросили все усилия на то, чтобы отвоевать ее, чтобы изгнать с флагмана все до единого следы порчи варпа. Но осквернение по-прежнему напоминало о себе, несмотря на все наши старания его уничтожить.

Я тоже участвовал в этом, вместе со своим отделением прочесывая каждый метр корабля — очищая его, выжигая всю скверну, которую только могли найти. А когда эта задача была окончена, я отставил в сторону свой талант к разрушению и принялся за работу, восстанавливая «Слезу» с помощью созидания.

Когда я прихожу в мастерскую, Сангвиний уже ждет меня, привычно обходя по кругу коллекцию, собранную за пять десятков лет, — от золотых дней Великого Крестового похода через тьму восстания Хоруса, до нынешних последних дней, когда Терра уже видна впереди. Он следит за тем, как я завершаю приготовления и приступаю к работе; бросает на меня взгляды, проходя между постаментами, пока я тружусь у горна. Он еще не облачен в свои непревзойденной работы доспехи, делающие его истинным воплощением ангела смерти из мифов человечества. Но этот час приближается с каждым ударом наших сердец.

Скульптура достигает той стадии, когда ее следует закалить в огне. Я закрываю печь для обжига, и на некоторое время мне нечем больше заняться.

— Почему я, отец?

Я не собирался спрашивать об этом, но всё же слова были произнесены. Я хранил этот вопрос с первого дня в этой мастерской, и каждый день с тех пор. Возможно, причина — в нависающих надо мной чудовищных переменах, в кровавой бойне, что ждет нас на Терре. Зловещее предчувствие: если я не спрошу сейчас, у меня может никогда больше не оказаться шанса.

— Что? — переспрашивает примарх, выступая вперед из-за постаментов, откуда наблюдал за моей работой.

Тогда я понимаю, что причина не имеет значения. Но я уже решился. Я наконец спросил моего отца.

— Почему я? Из всего твоего легиона — зачем тратить внимание именно здесь, все эти годы? Несомненно, среди нас найдутся более могучие воины, более искусные художники — лучшие Ангелы, чем я.

Сангвиний смотрит на меня, и по его глазам я понимаю — он ждал этого.

— Потому что ты — это все Кровавые Ангелы, Иоиль. Я наблюдал за тобой все эти годы, за путем, которым ты шел — и это был путь всего моего легиона. Ты поднимался и торжествовал, ты падал и становился от этого сильнее. Немногие в легионе воплощают его сильные стороны, его недостатки и мечты столь полно, как ты. И к тому же — больше, чем во многих моих сыновьях, — я вижу в тебе себя самого.

Как часто бывает со мной в его присутствии, я не могу найти слов, будто вовсе лишился речи. Да и что я могу сказать в ответ на подобное? Даже представить, что примарх ценит меня так высоко, — попросту за пределами моего воображения.

— А теперь давай взглянем, что ты создал.

— Она еще не закончена, — я неуверенно оглядываюсь на печь. — Еще нужно многое сделать, добавить все детали.

— Покажи мне, — повторяет Сангвиний, подталкивая меня к горну. Я извлекаю скульптуру, жду, пока она остынет хотя бы настолько, чтобы к ней можно было прикоснуться, и передаю ее примарху.

Это — Терра, но не та, что ждет нас впереди. Хотя никто — кроме, возможно, Императора — не знает истину в точности, я воспользовался свободой воображения и воссоздал Терру такой, какой она была прежде — до того, как человек обратил взор вверх и сделал первые неуверенные шаги к звездам. Это сфера глубокого, чистого синего цвета, означающего великие океаны, которые, как я читал, когда-то покрывали почти всю поверхность планеты. На ней видны очертания континентов, зеленые и золотые, с выступающими цепями высоких гор, где Император однажды построит Свой дворец.

Сангвиний поворачивает сферу в руках, впитывая каждую деталь.

— Если бы только ты мог видеть это в первый день, когда работал здесь при мне... — примарх улыбается. — Как далеко ты продвинулся, Иоиль.

— Но отец, — я качаю головой, видя только свои ошибки, — после стольких лет, невзирая на всё мое искусство, избежать изъянов всё же не удается. Я надеялся, что теперь, прежде чем мы доберемся до Терры, моя работа достигнет совершенства.

— Искусство не должно быть совершенным, — негромко произносит Сангвиний. — И никогда не было. Сама эта цель отрицает нашу человечность, обещание расти и развиваться с каждым новым днем. Некоторые верили, что совершенство в наших руках, что его можно достичь, — и посмотри, куда привел их этот путь.

— Без совершенства, — осознаю я, — нет предела тому, что мы можем достичь, и поэтому будущее всегда принадлежит лишь нам.

— Ты понимаешь, — Сангвиний кладет сферу обратно в горн.

— Когда всё это закончится, — говорю я, вновь берясь за инструменты. — Когда битвы Осады будут выиграны и Хорус побежден — мы начнем заново?

— Нет.

Это слово обращает меня в лед. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Ангела — он стоит в дверном проеме, ведущем из мастерской. Я не уверен, что он имеет в виду, но в его голосе звучит непоколебимая убежденность.

— Нет, на этот раз ты научишься продолжать с тем, что у тебя есть, — говорит Сангвиний, и голос его полон тепла и печали. — Возможно, сын мой, что в итоге именно неоконченная работа — прекраснейшая из всех.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous

---

ангелочки

Чуточку космодесанта, который я крашу медленно, но уверенно. Шестеро и капитан уже есть, остались четыре морды. И танк, но это отдельная скорбная песнь.
Докрашено не всё и покрашено местами кривенько — ну, как обычно, на фото все косяки сразу становятся отчетливо видны. И теперь мне за них стыдно, но, с другой стороны, это всё еще первые миньки. Зато теперь косяки можно исправить.
И я по-прежнему придумываю им дурацкие имена. Например, чувака со знаменем зовут брат Упоротион (=

пачка фоток

@темы: сорок тысяч способов подохнуть

---

ФБ, хвостики

А еще, кстати, были у меня коллажи. Очень нимношк, но все-таки.
Продолжаем тему обоев с легионами. На этот раз — кирпичики и утюжки (=.

Название: Лица легионов: Имперские Кулаки
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: оф.арты, фоны из интернета
Примечание:

перевод цитаты

«Мы — стена, защищающая человечество».

Название: Лица легионов: Железные Воины
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: оф.арты, фоны из интернета
Примечание:

перевод цитаты

«Железо знает свое предназначение: резать, рассекать, крушить». (Дж. Френч, «Рабы Тьмы»)

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, почетный рейхсфотошопер

---

одержимые феаноринги одержимы

Любимый жанр «кроссоверы в одно предложение».

Маглор стоял на берегу моря, опустив обожженные руки.
— Мои братья мертвы.
— Нет, — прозвучал голос изнутри. — Я — твой брат.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, эпический дискурс

---

ФБ, Ваха, тексты три

В плане переводов канона на этот раз вышло как-то совсем грустно, зато вот есть целое интервью. Я даже выпуск White Dwarf купил ради такого дела, хотя обычно его и не читаю. И еще рассказик по «Копью Императора», которое я как раз зачел летом и хочу сказать, что книжка охуенна — посмотрите тизер и идите читать (=

Название: О героях и злодеях
Оригинал: White Dwarf, June 2019: «Of Heroes and Villains», interview with Aaron Dembski-Bowden (читать отдельно)
Форма: интервью с одним из авторов канона
Размер: 2775 слов в оригинале
Рейтинг: G
Краткое содержание: «Повелители Ночи, Черный Легион, Космические Волки, Серые Рыцари, Император Человечества — Аарон Дембски-Боуден писал обо всех. В этом коротком интервью мы спросим его, каково это — писать о космодесанте, и как он воплотил в жизнь орден Копий Императора».
Скачать: .docx | .rtf | .epub

Писатель, игрок и просто хороший парень, Аарон Дембски-Боуден быстро стал одним из ведущих авторов Черной Библиотеки. Ходят слухи, что под его неизменной шапочкой скрывается некий темный секрет. Мы подозреваем, что это звезда Хаоса.

Итак, Аарон, когда ты начал писать?
Я сочинял истории еще в детстве. Лет в пять или шесть я писал рассказики для моих одноклассников, обычно какие-нибудь простые сценки про роботов, которые ходят в школу вместе с нами, или про пиратов, сражающихся за спрятанные сокровища. В раннем подростковом возрасте я писал страницы за страницами про мою армию Кровавых Ангелов (конечно же, непокрашенную) — обычно это были истории о том, что персонажи делали перед битвой или после нее.
Я всегда хотел писать романы, но сперва я попал в профессиональное сочинительство через работу в сфере РПГ, как раз когда заканчивал университет по литературному профилю. Я пробовал что-то делать в компьютерных играх и настольных РПГ, а потом наконец набрался духа и постучался в Черную Библиотеку — спросил, не могут ли они дать мне возможность написать книгу по Вархаммеру 40 000. В те времена они просили для пробы написать роман про Имперскую Гвардию, и так родилась «Кадианская кровь», мой первый роман.

Когда ты впервые узнал про Вархаммер?
Мне тридцать восемь, так что, как почти все в возрасте от тридцати до сорока пяти, я пришел в хобби через «Космический крестовый поход» («Space Crusade») и «Квест героев» («HeroQuest»). Комикс в рулбуке «Космического крестового похода» был просто безумно интересным, и с первого взгляда на космодесантников, берущих корабль на абордаж, я пропал с потрохами. Конечно, они все там и погибли, скошенные вражеским огнем. Даром что это была игра для начинающих, там даже не пытались ничего смягчить. За это я ее и полюбил.
От этих игр недалеко было до первого моего выпуска «Белого карлика», а там уже поджидали и Вархаммер 40 000, и «Космический флот». В последний я проигрывал с удручающим постоянством и даже однажды выбросил из окна линкор класса «Доминатор». Мы тогда были с отцом на прогулочном корабле, на фестивале, поэтому «Доминатор» плюхнулся в реку и был навеки потерян для Империума. Отец только и сказал невозмутимо: «Ну что ж, в следующей игре нова-пушки у нас не будет».
Еще есть довольно известная (и абсолютно правдивая) история про то, как в дни «Warhammer Fantasy Battles» я играл армией Высших эльфов в 4000 пунктов, чего я искренне стыжусь по двум причинам. Во-первых, они все были не покрашены, кроме одного-единственного Стража-феникса. Во-вторых, моя любимейшая фэнтези-раса — это гномы, и этот альянс с вероломными длинноухими был предательством моей бородатой души.

Что тебе нравится больше всего в написании текстов по Вархаммеру и Ереси Хоруса?
Говоря в целом, это именно та карьера, о которой я мечтал, так что... всё прекрасно. Мне нравится, что я могу внести свой вклад во вселенную, которую люблю с детства. Пробираться сквозь весь лор и информацию и к тому же следить, чтобы мои штуки склеивались с тем, что создали другие авторы и дизайнеры, — это требует немало времени и самоотверженности. Я всё еще не могу говорить про мой будущий роман по Осаде Терры, но я ничуть не стыжусь признаться, что расчувствовался до слез, когда мы обсуждали его название. Эта книга будет о том, что я хотел написать практически всю взрослую жизнь, так что это самая настоящая сбывшаяся мечта.
Что касается повествовательных моментов, тут моя излюбленная фишка — это помещать космодесантников в обоснованный и верибельный контекст, показывая их с точки зрения людей, живущих во вселенной. Космодесант, конечно, крут, но тот факт, что они стреляют из болтеров и закованы в броню, словно ходячие танки, — это, ну, наименее интересный аспект из всех. Меня гораздо больше вдохновляет их физическое присутствие и то, какое вообще впечатление они производят. Каково это — стоять рядом с космодесантником? Насколько они отличаются от людей? Как они взаимодействуют с гражданским населением Империума? И каково это — быть одним из них? Как работает их мозг после того, как их забирают детьми и генетически изменяют, психологически переделывают и гипно-индоктринацией вкладывают абсолютную веру в эти их почти нечеловеческие кодексы чести, веры, принципов поведения? Что происходит в результате с чувством гордости? Или с высокомерием? Или с решимостью? Как ощущается их броня и оружие и как это всё звучит в действии? Да, конечно, силовой доспех дает +3 к спасброску, и вполне можно писать, как пулеметные очереди рикошетят от керамита, — но каково стоять рядом с огромным воином-сверхчеловеком, каждое движение которого сопровождается гулом сервомоторов брони, у которого за плечами мини-реактор, работающий на архаичной и едва доступной для понимания технологии, — рядом с человеком, который почти не подлежит действию имперских законов? Вот что мне нравится — взаимодействия и последствия того, как разнообразные фракции Вархаммера сталкиваются друг с другом, на организационном и персональном уровнях.

Какая из написанных тобой книг Черной Библиотеки — твоя любимая, и почему?
Это практически всегда та книга, которую я дописал последней — чувство облегчения от того, что я закончил огромный проект, обычно перевешивает. Я доволен тем, как в трилогии про Повелителей Ночи удалось показать разобщенную, эгоистичную, обнищавшую (и порой даже почти трусливую) сторону Хаоса. В «Первом еретике» было интересно показать самые первые шаги на пути к проклятию — как дорога в ад на самом деле вымощена благими (или, во всяком случае, понятными) намерениями. «Повелителя Человечества» и «Коготь Хоруса» было захватывающе писать, потому что обе книги — это глубокое погружение во внутренности сеттинга. «Коготь» в особенности поясняет, что такое варп, как он работает и как им можно манипулировать, а заодно показывает множество иллюзий и заблуждений, которыми страдают астартес-еретики на их сомнительном пути к истине.
Итак, возвращаясь к вопросу — ответ, пожалуй, будет скучным, но честным: «Копье Императора». Это история, которой я больше всего горжусь в смысле атмосферы и поставленных целей. Культура ордена, показанная через восприятие и опыт других персонажей. Интриги различных организаций Империума. Всё это невыносимое давление, потому что Империум ведет изматывающую войну на уничтожение, пытаясь отсрочить наступление ночи, потому что они последние на этих рубежах — единственные, кто еще остался. Я действительно горжусь этой книгой.

Воины Неметона Оригинальная цветовая схема для Копий Императора появилась в брошюре 2004 г. «Как красить космодесантников» («How to Paint Space Marines»), но никакой другой информации о них не было. Аарон потратил немало времени, разрабатывая историю и иконографию ордена — например, текст, записанный неметонским огамом (руническое письмо древних кельтов) на их доспехах, или символ Manticora Bestia Fidelitas на их правом наколеннике, обозначающий ордена Адептус Веларии, Стражей Вуали. Он даже определил, какие цвета офицеры ордена носят на гребнях шлемов, обозначая свой ранг.

Изначально Копья Императора были просто цветовой схемой. Как ты подошел к тому, чтобы сделать из них полноценный орден?
Две трети всех орденов космодесанта происходят от геносемени Ультрамаринов, и одним из центральных замыслов романа было как раз подчеркнуть, что ордена Кодекса — не просто клоны Ультрамаринов. Иногда кажется, что все ордена-последователи ошибочно считаются абсолютно неотличимыми от своих орденов-прародителей, и я думаю, что это тотально преуменьшает масштаб сеттинга. Большинство орденов должны существенно различаться между собой — в плане культуры родных планет, традиций, накопившихся за тысячи лет, стилей боя и различных интерпретаций Кодекса Астартес, и так далее.
У Копий Императора есть свои особенности, как и у всех орденов. У них изменилась организация и командная структура, и у них есть свои оригинальные воинские традиции. Они принадлежат к Адептус Веларии, Стражам Вуали: одному из трех орденов, назначенных защищать огромную область космоса вокруг туманности Вуаль Элары. У Небесных Львов всё довольно плохо из-за мстительных интриг Инквизиции. Звездные Скорпионы (возможно, вы помните их из лора к «Вольному торговцу») пострадали от катастрофических мутаций геносемени и вычеркнуты из реестров Империума. Поэтому Копья Императора, самый молодой из трех орденов, остаются в одиночку стоять на рубеже тьмы, которая изливается из Цикатрикс Маледиктум.
Копья организованы в полу-независимые Воинства, чтобы покрывать как можно больше территории. Они поддерживают очень близкие связи с луной-кузницей Беллона и сражаются рядом с беллонскими скитариями. Они даже «реквизируют» корабли у разбитого военного флота Элары и отмечают их символикой ордена, что является вопиющим нарушением Кодекса Астартес. Поскольку они изолированы от Империума и ценят любые ресурсы, которые только могут добыть... в общем, в настолько отчаянные времена просто нельзя не совершить хотя бы некоторые грехи.
Пожалуй, сильнее всего они выделяются своей культурой. Ультрамарины пытались принести на Неметон, родной мир Копий, цивилизацию — но варвары по прошествии времени отвергли ее. Они вызывают ассоциации с Темными Веками — очень много кельтского, отсылки к ирландской, шотландской и до-саксонской британской культуре после того, как римляне ушли с Британских островов. Они — варвары, но не похожи на обычных викингов или обитателей радиоактивных пустынь, к которым мы, возможно, успели привыкнуть.
Еще один важный элемент, который проявится позднее в цикле, — это функции Первой роты Копий Императора. Их называют Совершенными, и они отмечают лицевые пластины шлемов перевернутыми красными трезубцами. Им запрещено командовать своими братьями, и они действуют вне командной структуры ордена. Когда отряд Совершенных присоединяется к одному из Воинств, это значит, что их отправил магистр ордена (он же — Верховный король Неметона), Арукатас Меченосец, и перед ними стоит задача достичь неких целей, которые могут внешне не иметь ничего общего с остальным планом битвы. Как ни странно, Совершенные на редкость хорошо работают вместе, хотя почти не разговаривают друг с другом, но при этом им довольно сложно находить общий язык с собственными братьями из других Воинств. Они отдалены от обычной, повседневной жизни Копий. Можно сравнить этот расклад, например, с Темными Ангелами и Крылом Смерти.

Ты продумал всё это до того, как начать писать «Копье Императора», или же подробности приходили прямо в процессе?
У меня ушло полтора года на то, чтобы написать эту книгу. И немалую часть этого времени я провел, делая заметки на безумно длинных прогулках или вскакивая в четыре часа ночи, чтобы нашарить блокнот и что-нибудь записать. Я не слишком-то склонен к планированию; я больше полагаюсь на то, чтобы дать свободу своему мозгу и добавлять детали на ходу. Это в чем-то похоже на покраску миниатюр. Есть общая идея цветовой схемы, но вы не знаете, как на самом деле это будет выглядеть в итоге, и, возможно, вы еще поменяете в процессе какие-нибудь оттенки.

Что бы вы посоветовали игрокам, которые хотят создать собственный орден космодесанта?
Лучший совет, который я могу дать — это придерживаться реализма. Отличительные черты и особенности ордена должны позволить ему выделяться, но не должны делать его круче других орденов. Если орден обладает преимуществом в каком-то военном аспекте, он жертвует компетеностью в чем-то другом. Каждый обычай, взятый из культуры родной планеты, означает, что они утратили связь с человечностью в чем-то еще.
И не стоит слишком привязываться к тому, от чьего геносемени они происходят. Конечно, дочерний орден, строго следующий по пути своих основателей, может получится превосходным — и таких существует немало. Но это не обязательно, и это не единственный подход. Черные Храмовники и Палачи — не просто Имперские Кулаки. Копья Императора и Мортифакторы — не Ультрамарины. Помните, галактика очень велика. Культура планеты и специфика войны определяют гораздо больше, чем происхождение геносемени.
И наконец, когда дело дойдет до цветовой схемы — постарайтесь выбрать цвета, которые вам нравятся. Вам придется много красить!

Изначально основным повествователем «Копья Императора» был космодесантник, но затем ты изменил перспективу на точку зрения Анурадхи. Почему ты счел, что такой подход лучше сработает в этой истории?
Это развилось само собой, когда я уже написал часть романа. Я понял, что те части, которые интересуют меня больше всего, — это не еще одна история космодесантника: меня интересовало, каково это — быть нормальным (пусть и специфически обученным) человеком среди этих не-вполне-человечных Ангелов Смерти. Как выглядит жизнь в крепости-монастыре ордена? Каково вырасти там и получить подготовку? Что в итоге происходит с тобой как личностью, и чего ожидают от тебя космодесантники? В целом, я хотел показать, как воюют космодесантники, их культуру вообще и сам Темный Империум — с человеческой точки зрения.
Поэтому я начал заново, сфокусировавшись именно на этом — рассматривая орден и новый Темный Империум человеческими глазами. Темный Империум появился совсем недавно, и это абсолютно ужасное место, так что я хотел иметь возможность использовать человеческие эмоции и восприятие, чтобы показать его как следует. Что происходит, когда у вас отказывает поле Геллера на неправильной стороне Великого Разлома, к примеру? Анурадха и ее товарищи-рабы ордена испытывают при этом опыт, очень сильно отличающийся от, скажем, опыта нормального космодесантника. Конечно, у нас всё еще остаются аспекты восприятия космодесантников, потому что эти персонажи — рабы Адептус Астартес и постоянно находятся рядом с ними. Но у нас есть и человеческий слой под этим всем.
Еще здесь есть (я надеюсь, слегка гнетущее) ощущение незнакомого. Главные герои — из Легиона Менторов, другого ордена, посланные через Цикатрикс Маледиктум, чтобы проверить Копья Императора и проследить, как идет война в Вуали Элары. Когда они присоединяются к Копьям, силы Адептус Веларии не слишком-то рады известиям о том, что Империум практически не прислал им подкреплений. Здесь у нас интересный элемент — человеческая перспектива того, как разные ордена Адептус Астартес взаимодействуют друг с другом. Это древние, сложные воинские ордена со своими собственными нерушимыми традициями. И именно это делает их интересными. Можно показать целый мир, погружение в атмосферу, через своего рода узнавание всего этого по кусочкам — вместо того, чтобы смотреть глазами персонажа, который уже знает всё.

Если бы ты мог выбрать всего одну из твоих книг, чтобы порекомендовать любителям Вархаммера, какая книга это была бы?
Я слегка сжульничаю и назову две. Если вы хотите понять Хаос, варп и хаотичное (извините за тавтологию) безумие жизни астартес-еретиков — читайте «Коготь Хоруса». Если вы хотите взглянуть на то, как выглядит жизнь среди космодесантников, или рассмотреть, как орден космодесанта существует в своей бесконечной войне — тогда «Копье Императора».


Что ты сейчас красишь?
Как я уже упоминал, я больше фанат гномов, чем эльфов. И вот, к моему вечному стыду, я крашу Идонетских глубинников — просто не смог перед ними устоять. Вообще я начал красить свою армию для «A Tale of Four Wordlords» на сайте Warhammer Community — вариация на тему классической статьи из «Белого карлика». Моя армия, Призраки Гол-Ратира, происходит из прибрежных заболоченных земель Гхура, так что их базы похожи на болотистую землю и увиты лозами, и еще есть покрытый засохшим илом потерпевший крушение корабль, который я только что покрасил для них (обожаю красить декорации). Первыми я покрасил как раз мои любимые миниатюры — налетчиков Намарти — и я выбрал в качестве цветовой схемы зеленый и цвет морской волны: это позволяет им маскироваться в лесах водорослей, откуда и происходят мои крадущие души эльфийские разбойники. Пока что я покрасил четыре штуки — остальные (плюс рыбы) меня ждут.

Ты написал довольно много рассказов для Черной Библиотеки — который из них твой любимый?
Как правило, я отвечаю на этот вопрос так: либо «Одна ненависть», либо «Высота Гая», в завимости от настроения. «Одна ненависть» — это рассказ про Багровых Кулаков, и показывает, какими устрашающими выглядят космодесантники для гвардейца, который сражается рядом с ними. «Высота Гая» рассказывает о Расчленителях, которые пытаются скрыть секреты своего искаженного геносемени от других сил Империума после того, как случается кое-что очень плохое. В общем, если нужно выбрать один рассказ, я сжульничаю снова и скажу: «Один из этих двух».

Название: Сын мира штормов
Оригинал: White Dwarf, June 2019: «Son of the Storm World», Aaron Dembski-Bowden (читать рассказ отдельно)
Форма: перевод части канона
Размер: мини, 1769 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Анурадха, Моркант
Категория: джен
Жанр: зарисовка, пропущенная сцена
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Даже среди Астартес орден Копий Императора — беспощадные воины, окутанные варварскими традициями и соблюдающие свой собственный кодекс. Этот рассказ — о том, как один из Копий сражается ради того, чтобы умереть с честью.
Примечание: можно считать тизером к книге «Копье Императора»
Скачать: .docx | .rtf | .epub

— Что ты делаешь?

Я ожидала услышать голос моего господина, но это не он. Это Моркант.

— Приветствую, Моркант из Араканиев.

— Здравствуй, маленькая рабынька, — воин Копий ухмыляется хищной улыбкой, обнажая подпиленные по обычаю его клана зубы. — Я задал тебе вопрос.

Как и всегда, рядом с Моркантом я помимо воли гадаю о том, не пришел ли он убить меня. Ему бы это понравилось. Я вижу это в его глазах.

— Я обрабатываю архивные записи моего хозяина, — отвечаю я ему, и это правда.

Он хмыкает:

— Утомительное занятие.

И это тоже правда.

Я с подчеркнутым вниманием оглядываю комнату — стойки с оружием, монастырская скудость убранства. Единственные включенные сейчас приборы — это мои экраны и гололитическая панель управления.

— Я могу чем-либо вам помочь, боевой страж Моркант?

Я не называю его господином. Пусть я и рабыня, но я — не его рабыня. Строго говоря, я даже не принадлежу к его ордену. Я была рождена в крепости-монастыре Легиона Менторов и воспитана для того, чтобы служить этим воинам, обладающим всеобъемлющей дисциплиной. Варвары из Копий Императора предельно далеки от тех солдат, для помощи которым меня готовили.

Моркант улыбается снова — блеск острых, как ножи, зубов, наследство клана прибрежных каннибалов.

— Я ищу любимого сына Жиллимана.

Я не реагирую на его издевку. Ему слишком уж нравится, когда я это делаю.

— Мой хозяин... — я делаю паузу, перенаправляя свое внимание и подключаясь к сенсориумной сети, связывающей меня с хозяином. Проходит три секунды. Пять. Восемь. Искаженное мигающое изображении появляется перед моим левым глазом. Я вижу зрением моего хозяина: блестят клинки, разбрасывая искры. Он противостоит воину в лазурных доспехах Копий Императора, с гребнем на шлеме, означающем ранг командующего. — ...Он в тренировочных клетках, с Бреаком из Варгантов.

Татуировки на лице Морканта искривляются от усмешки.

— И кто побеждает?

Мне не нужно проверять это дольше секунды, и на самом деле не нужно отвечать. Конечно же, Бреак побеждает. Мой хозяин, Амадей Кайас Инкарий из благороднейшего Легиона Менторов, мечник выдающихся талантов; но Бреак — владыка Третьего Воинства и боец, не знающий себе равных.

Моркант подходит ближе, и сочленения брони отзываются рычащим хором. Достаточно близко, чтобы я могла различить зарубки и царапины на лазурном керамите, хотя его рабы и постарались отполировать доспех до совершенства. Достаточно близко, чтобы я ощутила резкий запах, исходящий от его волос и кожи. В книгах и сказках о космодесантниках многое говорится об их бессмертии, их легендарной доблести: они — Ангелы Смерти самого Бога-Императора. Но книги не упоминают о том, что активная силовая броня гудит так громко, что глаза ноют в глазницах, или о том, что даже самый чистый космодесантник на долгих заданиях смердит немытой кожей и застарелым потом. Горький запах освященного оружейного масла не способен скрыть все грехи.

Моркант указывает на один из моих одиннадцати экранов — тот, на котором мелькают изображения, а не закодированные строки данных. Он смотрит на размытый видео-пикт: воин из Копий, один, в пыли умирающего города. Воин держит цепной меч в одной руке и болтер в другой.

— Это Конналл, — наглая улыбка боевого стража исчезает. — У тебя есть запись его смерти?

Я киваю, глядя на воина, нависшего надо мной, — не на воина, умирающего на экране.

— Это запись с моего сервочерепа третьей ступени, во время битвы за Акамакар.

Моркант — варвар до мозга костей — бормочет ругательство: что-то непристойное и явно невозможное с точки зрения биологии. Я едва ли говорю на языке Неметона, родного мира Копий Императора, но могу понять, что он ставит под сомнение мое происхождение и предполагает, что в моем зачатии принимали участие некие животные.

— Амадей, — он произносит имя моего хозяина, агрессивно прищурившись, — по-прежнему сохраняет все эти записи? Что, он собирается в один прекрасный день передать их Легиону Менторов, когда закончит за нами шпионить?

Я предпочитаю ошибаться ради осторожности. Честность, но осторожная честность.

— Мой хозяин пока что не приказывал мне очистить записи этих данных.

Я ожидаю, что Моркант прикажет мне сделать это сейчас. Я ожидаю, что он оскалится, обнажая свои зубы каннибала, и потребует, чтобы я удалила записи из архивов.

Но он не приказывает.

— Покажи мне, — говорит он вместо этого, всё еще глядя на экран. — Покажи мне, как умер Конналл из Кавалеев.

И я показывают ему.

Пыль в тот день висела пеленой. Конналл из Кавалеев уже умирал: его броня была иссечена и разбита, его раны, хотя успели затянуться, были тяжелы — он был обречен, пусть даже и не истекал уже кровью. Солдат-смертный умер бы уже трижды. Конналл продолжал двигаться, не выпуская из рук оружия, пробираясь через пыль за вражеской линией фронта. Его керамит, когда-то бывший цвета летних небес Терры из эпохи, давно ушедшей в легенды, был покрыт пылью и искорежен ожогами. Его шлем пропал, сорванный с головы где-то в яростной битве, раздиравшей город на части.

Город рушился, и рокритовая пыль заполняла воздух, не давая дышать. Конналл не останавливался, несмотря ни на что. Меловая пыль наверняка забивала все три его легких. Она окрасила его язык в белесо-серый.

Затем он увидел мой сервочереп.

— Илот, — выговорил он среди клубящейся пыли. На губах остались брызги крови — всплеск яркого цвета среди смертельной бледности. Он с трудом выталкивал слова через разбитые губы и сломанные зубы. — Я вижу твой зонд. Висит здесь. Кто ты. Из рабов?

— Анурадха, — прозвучал в записи мой голос, искаженный треском помех и задержкой передачи.

Воин Копий Императора повторил мое имя с гортанным акцентом Неметона.

— Впереди. Скажи мне. Что ты видишь.

Изображение сдвинулось — мой сервочереп отплыл в сторону. Пыль. Пыль. Пыль. Гром далекой артиллерии. Треск столь же далеких лазерных выстрелов. А затем... Силуэты. Тени, человеческие тени, в сумраке умирающего города.

— Нет, — это произносит Моркант рядом со мной, не Конналл, умирающий в прошлом. — Покажи мне самый конец, — говорит боевой страж. — Покажи мне, как он погиб.

Я повинуюсь. Мои пальцы скользят по гололитическим клавишам, светящимся в воздухе передо мной. Изображение на экране превращается в смазанное пятно ускоренного воспроизведения. Я замедляю его снова спустя почти минуту, и картинка снова обретает четкость — насколько позволяет пыль.

Конналл сжимает в руке боевой нож, но это единственное его оружие. Его болтер исчез. Его броня изъязвлена свежими следами лазерных выстрелов, усеяна новыми пробоинами и отметинами ожогов. Прежде у него не было шлема. Теперь у него нет половины лица — оно стесано до кости осколочной гранатой. Тяжелый ритмичный грохот пулемета доносится откуда-то вне поля зрения.

Воин Копий бежит. Сцепив зубы, стиснув нож в обратном хвате, он поднимается на насыпь из обломков здания. Видео-пикт то и дело рассыпается невнятными фрагментами — сервочереп изо всех сил старается угнаться за ним. Даже раненый, даже по перепаханной артиллерийскими ударами земле, он бежит со скоростью вездехода на второй передаче.

Шрапнель стучит по его изуродованной броне. Лазерные выстрелы вспыхивают вокруг него, попадая в грудь, в плечи, в бедра и икры. Он продолжает бежать. Замедляясь, всё медленнее с каждым прошивающим его залпом жгучего света, но по-прежнему двигается. Не останавливается.

Почти достигнув вершины насыпи, он бросает нож. Клинок со свистом рассекает пыльный воздух — так быстро, что невозможно проследить взглядом, — и появляется в груди стрелка Экзилархии, управлявшего пулеметом за заграждением из мешков с песком. Стрекочущий гром затихает.

Рядом со мной, здесь и сейчас, Моркант хмыкает.

Конналл добирается до отряда оборванных солдат. Он уже не может бежать. Они пытаются рассыпаться, и он не в силах догнать их. Только трое из них оказываются достаточно близко, и они умирают за то время, которое требуется мне, чтобы дописать последние слова этого предложения. Первый умирает от его кулаков. Второй — от удара локтем. Третьего он сжимает обеими руками — сопротивляющегося, со сломанной спиной — и швыряет с насыпи на улицу внизу.

Объектив пиктера не следует за телом и не видит, как оно разбивается о камни. Камера сосредоточена на Конналле.

Воин Копий опускается на колени. Умирающее тело отказывает ему в возможности стоять. Он уже не может идти, но он ползет. Его изуродованное лицо снова поднимается к моему сервочерепу.

Выстрел в горло лишил его голоса, но я узнаю слова, в которые складываются губы в задыхающемся молчании.

«Сковакара ул зарун». Боевой клич Копий Императора. «Обагрите землю».

Тогда я еще подумала, что он ползет к затихшему пулемету, чтобы умереть рядом с последним трофеем своей победы. Но вместо этого он добирается до первого убитого солдата Экзилархии. Последнее, что делает воин Копий — выдергивает свой нож из тела врага.

А затем он замирает. Остается неподвижным в пыли. С ножом в руке.

Рядом со мной Моркант одобрительно хмыкает. Или понимающе. Я не могу точно определить.

— Он умер хорошо, — говорит боевой страж. Это высказывание кажется странным. С моей точки зрения он умер, как умирают все космодесантники: тяжело, преданный телом, измученным войной.

— Почему он это сделал? — спрашиваю я.

— Почему он сделал что? Умер? Потому что в него стреляли несколько часов подряд, Анурадха. Или ты слепая? — Из всех Копий, с которыми я и мой хозяин виделись с тех пор, как достигли Вуали Элары, у Морканта самый невыносимый характер. У него также самое невыносимое чувство юмора, но я отвечаю на насмешки терпением и надеюсь на лучшее.

— Нет, в конце, зачем он тянулся к ножу?

Моркант чувствует мою искренность и, для разнообразия, не смеется над моим невежеством.

— Потому он был сыном мира штормов, маленькая рабыня. Каждый из нас принес клятву защищать Вуаль Элары. Часть этой клятвы означает то, что ты только что видела. Каждый из нас клялся умереть с оружием в руках.

— Значит, это вопрос суеверия.

Он в последний раз показывает свою каннибальскую улыбку.

— Вопрос традиции. А теперь очисти эти данные. Что до твоего хозяина из Легиона Менторов — не его дело, как умер мой брат.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous

---

ФБ, Ваха, тексты два

Переводов вышло странным образом мало. Но всё-таки их есть (=.

Название: Выигрышная комбинация
Оригинал: Winning Combinations, анонимный автор; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 883 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Тарик Торгаддон, Гарвель Локен, Эзекиль Абаддон, Хорус Аксиманд
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Тарик просвещает братьев об этимологии названия Морниваля, что порождает некоторые размышления о значении карт.
Предупреждения: Тарик и его дурацкие шуточки, как всегда.

— Слыхали последние новости? — поинтересовался Торгаддон как-то раз во время вечерней трапезы, усаживаясь на свободное место.

— Что там такое? — переспросил Локен.

— Опять ты со своими сплетнями, — пробормотал Абаддон.

— Как старая бабка, — кивнул Аксиманд.

— Я считаю своим долгом держать, скажем так, руку на пульсе, — пожал плечами Торгаддон. — Как иначе вы трое, такие правильные, узнаете хоть что-то интересное?

Он усмехнулся, подаваясь вперед, и братья помимо воли улыбнулись в ответ.

— Ну, так что? — спросил Аксиманд.

— Теперь, когда среди летописцев разошлось знание об этимологии нашего братства, — Торгаддон обвел их четверых широким жестом, — люди интересуются, кто среди нас кто.

— Этимология? — нахмурился Абаддон.

— Летописцы? — повторил Локен.

— Что вообще? — Аксиманд однозначно выразил все их эмоции.

— Морниваль, — терпеливо повторил Торгаддон. — Напоминаю, нас почему-то так называют.

— Я думал, это просто название, — сказал Аксиманд.

— Я тоже, — признался Локен.

— Это и есть просто название, — проворчал Абаддон.

— В том-то и дело, что не просто, — Торгаддон возвел очи горе. — Слушайте, ну в картах же вы разбираетесь? — Братья кивнули более или менее согласно, хотя взгляд Локена выдавал, что он не слишком часто играл в карты, если вообще делал это в своей жизни. Что ж, еще один повод затащить его в тайное братство при первой возможности, подумал Торгаддон, делая себе заметку на будущее. — Четыре старших карты, так? Если собрать их все, получается выигрышная комбинация. Вот это и называется «Морниваль».

— Выигрышная комбинация, значит? — ухмыльнулся Абаддон.

— Но при чем тут кто есть кто? — всё еще не понял Локен.

— А-а, — протянул Аксиманд, догадавшись первым. — Карты. Туз, монарх, императрица и паж.

— У кого на службе может найтись время, чтобы обсуждать настолько бессмысленную чепуху? — ну конечно, Локен не мог этого не сказать.

— Что здесь вообще обсуждать? — фыркнул Абаддон.

— А что, ты считаешь, это очевидно? — отпарировал Торгаддон.

— Разумеется, — ответил Первый Капитан. — Я — туз, ты — монарх, Маленький Хорус — императрица, а Гарвель — паж.

Воцарилось молчание.

Ненадолго.

— Я не императрица!

— С чего это ты вдруг туз?

— Не то чтобы мне сильно нравилось быть монархом, честно говоря.

— Но это самый логичный вариант, — настаивал Абаддон.

— И на чем он основан? На старшинстве?

— Нет, на наших знаках.

— Чего?

— Фазы луны.

— Хм, — Торгаддон даже замолчал на секунду. — Об этом я не подумал.

— Всё равно это какая-то глупость, — недовольно проворчал Аксиманд. — Должно же как-то... лучше подходить.

— Тогда что ты предлагаешь? — поинтересовался Локен.

— Н-ну... для начала, я бы не назначал меня императрицей, — Маленький Хорус задумался, затем указал на Торгаддона. — Тарик, императрицей будешь ты.

— Я? — хмыкнул Торгаддон. — Я что, сильно похож?

— У тебя прическа подходящая, — пожал плечами Аксиманд. — Тогда я могу быть монархом, а Эзекиль и Гарвель пусть остаются как есть.

— Почему я каждый раз получаюсь пажом? — возмутился Локен.

— А что, неплохие рассуждения, — решил Абаддон. Конечно, ему важно было оставаться тузом.

— Ладно, если я — императрица из-за прически, — не сдавался Торгаддон, — то должен сказать, что Эзекилю эта честь подходит еще больше, — в доказательство своих слов он дернул Абаддона за собранные в хвост волосы.

— Чего?!

— Нет, я серьезно, — продолжал Тарик, не обращая внимания на гнев Абаддона с неподражаемым хладнокровием, — из Эзекиля получится отличная императрица. А Гарви... из тебя будет неплохой монарх.

— Спасибо большое, — вздохнул Локен, радуясь, что хотя бы избавился от титула пажа.

— Я вам не императрица, — прорычал Абаддон.

— Так, а дальше? — Аксиманд не мог сдержать любопытства.

— Дальше... — Торгаддон пожал плечами. — Ты можешь быть тузом, Маленький Хорус, а мне тогда остается паж.

— Ужасное распределение, — покачал головой Абаддон.

— Ну, я старался как мог. Гарви?

— А?

— Ты-то что думаешь?

— Я думаю, что всё это глупости и пустая трата времени, — еще раз заявил Локен.

— Да ладно, брось, — Торгаддон хлопнул его по плечу, — мы же все здесь братья. Давай, выкладывай!

— Мне уже интересно, — признался Аксиманд, — у тебя ведь явно тоже сложилось мнение.

— У него по любому вопросу есть мнение, — заметил Абаддон.

— Ну хорошо, — Локен тяжело вздохнул. — Если бы я это решал... Я был бы тузом, Эзекиль монархом... — он замешкался, — Маленький Хорус снова получается императрицей, извини, — он бросил виноватый взгляд, — но только потому, что из Тарика выйдет превосходный паж.

— Лучше уж паж, чем императрица, — пробормотал Аксиманд.

— Ну, — Абаддон пожал плечами, — императрица зато больше стоит.

— Почему это императрица стоит больше, чем паж? — спросил Локен.

Братья дружно повернулись и уставились на него.

— Так, всё ясно, — объявил Торгаддон. — Эзекиль, пошли кого-нибудь принести нам колоду карт. Гарви не уйдет отсюда, пока не научится играть. Во имя Императора и всей мощи Империума Человечества, я обучу тебя парочке трюков.

И вот, в этот день, Локен наконец постиг чудесный мир карточных игр.

— Только подумать, что ради вот этого я пропустил тренировку, — проворчал он, проиграв три партии подряд.

— Помолчи лучше, — огрызнулся Аксиманд, который проиграл уже пять.

— Жаль, мы не делали ставки, — заметил Торгаддон (три выигранных партии и четвертая в перспективе), с усмешкой глядя на Абаддона (два выигрыша).

— Ты слишком много времени тратишь на эти дурацкие игры, — ответил Абаддон и эффектным жестом раскрыл карты. — Ну что, видишь? — усмешка исчезла с лица Торгаддона. — Морниваль. Победа за мной.

Название: Переговоры
Оригинал: Talking, purplekitte; запрос на перевод отправлен
Размер: мини, 1028 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Кор'сарро-хан / О'Шасерра (Тень Солнца)
Категория: гет
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Предупреждения: ксенофилия, лавхейт, куннилингус
Краткое содержание: «Кор'сарро-хан получил приказ вести себя прилично».

Кор'сарро-хан получил приказ вести себя прилично. Союзы между людьми и тау порой случались в небольших масштабах — иначе не было бы стольких перебежчиков-ксенофилов, — но они всегда были временными, ненадежными, и обычно заканчивались казнью за ересь или предательство. Но альянс на таком уровне — генералы Имперской Гвардии и инквизиторы, все на хорошем счету в своих организациях, — был беспрецедентным. Тем не менее, хотя тау, как и любые ксеносы, не заслуживали ни симпатии, ни доверия, имперские стратеги сочли Высшее Благо меньшим злом. Тираниды опустошали восток Галактики, и сражаться с тау было накладно, тогда как союз с ними мог оказаться полезен. Уничтожение силами тау осколка флота-улья при Др'т'нире и победа комиссара Каина на Фекундии доказали это. Нельзя было позволить, чтобы гордость и задетая честь Космодесанта ставили это под угрозу.

Так хану сказали. Белые Шрамы не подчинялись никому, кроме Хана ханов и Императора, но всё же порой есть смысл участвовать в политических играх, если не хочешь быть объявлен Excommunicate Traitoris. А орден Первого Основания должен заботиться о своей репутации. Что до самого Кор'сарро, он сражался с тау прежде — Дамоклов залив, поражение на Агреллане, победа на Вольторисе. Он сражался и с этим генералом — она убивала его братьев, и он убивал ее соплеменников. Он уважал ее, пусть она и была ксеносом, — с той же силой, что и ненавидел. Терпеливая охотница — подобно тому, как охотником был он сам. Он давно уже задумывался, что могло бы случиться, сложись судьба иначе... а потом произошло это.

Было сказано, что они будут вести переговоры. Он видел, как имперские генералы и дипломаты обменивались встревоженными взглядами, видел такую же нервную реакцию среди воинов огненной касты тау и дипломатов из касты воды. Поговорим, сказал он. Поговорим, согласилась она, надменно глядя на окружающих большими темными глазами.

Они не говорили. Тень Солнца обхватила его ногами вокруг пояса, вцепившись в узел волос на его затылке, кусая его губы плоскими зубами. Кор'сарро поцеловал ее в ответ — укусил в ответ, чувствуя на краях ее безгубого рта вкус синей, богатой кобальтом крови, и собственную мгновенно сворачивающуюся кровь.

Она прекрасна, подумал он. Не физически — не было и намека на красоту в серокожих безносых ксеносах, — но это было несомненное искусство: в том, как она вела войну, как перемещались их армии, сталкиваясь, и как теперь сталкивались их тела.

Хотя в ней не было мягкости, присущей человеческим женщинам, Тень Солнца выглядела хрупкой рядом с массивным телом космодесантника, его прочными как керамит костями. Тау никогда не смогли бы одолеть обычного человека без своей брони, не говоря уже о том, чтобы выжить в ближнем бою с астартес. Было бы так легко сломать ее голыми руками — раздавить кости, оторвать голову и выставить среди прочих его трофеев.

Он поклялся — и не единожды — добыть ее череп, но сейчас это было бы бесчестно. Это было бы подлое убийство, недостойное воина, позор для охотника. Это было бы таким же разочарованием, как если бы ее убил кто-то другой. Это значило бы признать, что он не в силах победить ее в бою. Он хотел войны — испытывать друг друга битва за битвой, выматывая ее, хотел долгой охоты, погони и финального удара. Тогда это закончилось бы правильно. Но не так, как сейчас.

На ее серой коже расцветали под его прикосновениями синие кровоподтеки, но она двигалась вместе с ним, прижимаясь ближе, — так хищник согласен вытерпеть беспорядочные удары копыт добычи, чтобы наконец добиться своего. Он тоже не был осторожен — осторожность лишила бы происходящее всякого смысла, но точно так же бессмысленно было бы размазать ее в кровавое месиво, когда он хотел ее с той же силой. Доска для игры в го лежала позади них, с брошенной на середине партией, ожидая.

Ее чуждый вкус был смягчен вкусом вина, которое она давно обещала разделить с ним. Потянув за хвост ее алых волос, он припал губами к ее длинной шее, оставляя цепочку кровоподтеков — наслаждаясь ощущением ее пульса, если и не вкусом кожи. Замедляться и сдерживаться было не в обычаях Белых Шрамов. Удерживая ее у стены одной рукой, Кор'сарро склонился ниже и погрузил язык между ее ног.

Тень Солнца вскрикнула от удовольствия, и Кор'сарро усмехнулся, слизывая непривычные соки, проникая внутрь. Анатомическое строение тау отличалось от человеческого, однако, по-видимому, существа прямоходящие и четвероногие тяготели к определенному сходству. Тау так же, как люди, прослеживали линии родства, и хотя они не были млекопитающими, их самки вынашивали потомство внутри брюшной полости, а репродуктивные органы располагались в районе соединения ног и торса. Удовольствие от сексуального акта было удачной репродуктивной стратегией для обоих видов, даже если не существовало риска скрещивания. Кор'сарро читал доклады магосов биологос, пусть и вскользь, с пренебрежением относясь к подобным вещам. Впрочем, он перечитал эти доклады чуть внимательнее после того, как повстречал Тень Солнца в бою.

Тень Солнца извивалась под его языком, подаваясь навстречу, выгибая спину. Она пробормотала что-то на языке тау, затем повторила на готике:

— Хорошо. Еще.

Ее акцент был так же далек от стандартного произношения Дамоклова залива, как и его собственный. Кор'сарро рассмеялся, находя новое веселье в том, как она в ответ дернулась и застонала, ощущая щекотку его дыхания в таких чувствительных местах.

Повинуясь ее желанию, Кор'сарро устремился глубже, отыскивая внутри точки, доставляющие ей наивысшее удовольствие, чувствуя текстуру ресничек, устилающих внутренние стенки, чувствуя, как пульсируют незнакомые органы. Второй рукой он ласкал себя, не стесняясь, погруженный в ее наслаждение.

Она вскрикнула, кончая, но Кор'сарро продолжал, пока она не обмякла в его руках, способная только стонать в изнеможении. Впрочем, Тень Солнца тут же самодовольно усмехнулась ему.

Кор'сарро привел себя в порядок и подождал, пока то же сделает она.

— Два из трех? — спросил он, указывая на доску.

— Два из трех, — согласилась она; ей, как и ему, не терпелось продолжить охоту.

Совместноперевод, как обычно, с Grey Kite aka R.L.

Название: Шепот
Оригинал: Whisper, purplekitte; запрос на перевод отправлен
Размер: мини, 1424 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Иззакар Орр, Ньял Зовущий Бурю
Категория: пре-слэш
Жанр: драма, серия пропущенных сцен
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: У Космических Волков и Тысячи Сынов нет ничего общего. Им не о чем говорить — это знают обе стороны. Так оно было всегда, и так всегда будет.
Предупреждения: персонажи делят одно тело; упоминается неграфичная мастурбация
Примечание: по книге Гэва Торпа «Пепел Просперо»

Не было, в сущности, ничего подозрительного в том, что Ньял подкрепляется стандартными пайками для Астартес, а не вкушает свою долю в пиршественном зале Космических Волков. Они находились на переполненном, скудно обеспеченном корабле. Со стороны вожака ответственно было подавать хороший пример.

+По меньшей мере, это уже не сырое мясо,+ произнес в его голове Иззакар Орр; по его меркам подобное высказывание звучало почти что возгласом одобрения.

— И как, провизия изменилась с твоих времен? — спросил Ньял вполголоса, обтирая руку о бороду.

+Вот этот самый паек мог бы пролежать здесь с моего времени и не утратить ни вкуса, ни консистенции; по крайней мере, так утверждает Оффицио Муниторум.+

Ньял улыбнулся: шутка сама восходила к временам до Ереси и была до сих пор в ходу.

+Вы, впрочем, используете другую химическую формулу. Предположительно, это должно скомпенсировать дефицит питательных веществ, вызванный обычной вашей диетой из собачьего корма.+ Ньял никак не отреагировал, и в конечном счете Иззакар добавил: +Я понимаю, что с точки зрения экологии более чем логично, если рацион обитателей ледяного мира состоит преимущественно из жирного мяса с небольшим, или вовсе отсутствующим, количеством растительных компонент. Я не невежда относительно всего, что находится за пределами моего родного мира.+

— Вы на Просперо ели больше растений? — неуверенно спросил Ньял.

+Мы не паслись, отщипывая листья, если ты именно это вообразил.+

— Вовсе нет, — солгал Ньял.

+Наша растительность была представлена куда большим разнообразием видов, чем одни только вечнозеленые деревья и водоросли. Мы также владели более изощренными навыками кулинарии, чем просто хорошенько прожарить что-нибудь на огне. Поздравляю, что вы не забыли хотя бы это.+

«Даже не знаю, почему я пытаюсь», — подумал Ньял про себя. Но доедал он свой белковый концентрат в куда более мрачном настроении, смутно желая пищи, которую никогда не пробовал.

*
Непривычным казалось так остро вдруг ощущать собственную телесность, но теперь он знал, что бесплотный дух внутри него может видеть всё, что видит он, чувствовать всё, что он чувствует, — и потому Ньял стал уделять своему телу больше внимания, чем мог бы обычно.

Он отмечал, каким образом клыки умещаются у него во рту, как шевелится его борода, когда он делает вдох или поворачивает голову; отмечал запах слишком многих тел в тесных внутренностях крейсера, громоздкую махину своей терминаторской брони, густые рыжие волосы у себя на руках, а еще — то, как бледная кожа на мгновение покрывалась гусиной кожей, когда он совершал ледяные омовения. Или, может быть, всё это отмечал Иззакар.

— Как ты выглядел?

+Самим собой.+

Как же решительно бесполезно.

Ньял избегал смотреть в отражающие поверхности.

*
— Ты жалеешь их. Своих сотоварищей-псайкеров, — заметил Ньял, пытаясь отфильтровать эманации Иззакара от пения астропатического хора Длинного Когтя.

+Нет. Будучи человеком, я способен испытывать сочувствие к таким же людям, как я. Тебе не понять, пес Русса.+

— Я тоже способен.

+Неужели? Ты, никогда не упускавший возможности напомнить мне, какую мстительную радость приносит тебе уничтожение всего, что я знал и любил? Ты, наслаждающийся гибелью моей культуры и образа жизни, моих братьев и множества невиновных, просто оказавшихся рядом с нами?+

Под гневом ощущалась боль Иззакара — настолько сильная, что почти заглушала стыд Ньяла.

— В твое время Волки напали на твой дом и твой народ. Но меня не было там. В мое время Тысяча Сынов напали на мой дом и мой народ. Каковы бы ни были причины, дурные или хорошие, у любого из нас, я вполне способен понять эту боль.

Он почувствовал, как Иззакар заставляет свой гнев расточиться.

+Я не могу простить тебя — не больше, чем ты можешь простить меня. Но я не собираюсь быть более твердолобым, чем один из Волков.+

— Мы считаем себя одним из лучших орденов, — сказал Ньял Иззакару, пытаясь пояснить, отчего его так задело обвинение. — Мы заботимся о людях. Наших людях. Мы стараемся уменьшить потери среди мирного населения. Мы делаем то, что необходимо делать ради защиты владений Всеотца, но мы не жестоки. Мы не раз из-за этого сталкивались с другими орденами и прочими учреждениями Империума за прошедшие тысячи лет.

+В мое время дела обстояли иначе. Шестой Легион не стал бы гордиться подобным. Они хвастали своей дикостью. Их смыслом жизни было не оставлять в живых никого там, где они обрушивали свой гнев.+

— Так ли это? — прошептал Ньял, обращаясь больше к самому себе, чем к Иззакару. Он задумался: что будет, когда они воссоединятся с Тринадцатой ротой.

*
+Ты собираешься что-нибудь с этим делать?+

— Тебя это беспокоит?

+Будь это мое тело, мне не составило бы труда привести в равновесие его потребности и гормоны. Но ведь ты — необразованный дикарь. Я удивлен, что ты вообще задумался, прежде чем... сбросить напряжение.

Ньял нахмурился.

— Обычно я и не стал бы медлить.

+Причина во мне? Уверяю тебя, подобное заботит меня не больше, чем остальные твои телесные нужды.+

Учитывая, как часто Иззакар жаловался на тело Ньяла, это было довольно сомнительное утверждение. Тем не менее...

— Быть сейдскратти — бесчестие по определению. Вирд-тейн — достойное уважения положение, даже почетное, кто бы его ни занимал, но это — в первую очередь занятие для женщин. Можно получить силу или знания с помощью одержимости духом, но это не по-мужски. Это ожидается от женщины, но мужчина в таком случае словно бы позволяет другому мужчине владеть им, как женщиной.

+Очень выразительное проявление сексизма и гомофобии. Но, думаю, теперь я лучше тебя понимаю.+

Ньял молча кипел от раздражения. Он и сам был образованным человеком, во всяком случае, по меркам его собственного народа. Он путешествовал по всему Империуму и знал о других культурах и тайнах вирда. Он знал истинные ужасы демонической одержимости.

— Возможно, эти детали имеют смысл только в контексте фенрисийской культуры, но суть именно такова. Дело не в сексе; этим позволено заниматься и вкладывать какое угодно значение. Но на Фенрисе для мужчины подчиниться другому мужчине — значит кое-что особое. Фенрисиец должен иметь власть над самим собой. Он должен знать собственный разум и следовать собственной воле, не чужой. Он исполняет свои клятвы и служит своему сюзерену, но лишь потому, что тот достоин службы.

+Но ты согласен уступить мне контроль, если только я могу спасти твоих сородичей — как тогда, когда мы удерживали поле Геллера.+

— Да, — выдохнул Ньял — тихо, почти неразличимо.

+Значит, ты не совсем дурак.+ Иззакар замолчал. +Я не стремлюсь пристыдить тебя, или опозорить, или как еще ты можешь это воспринять. Просто разберись с этим.+

Ньял был рад, что Иззакар никогда не показывал способности слышать его мысли.

*
«Мне тебя не хватает», подумал он про себя. Иззакар никогда не мог читать его мысли прежде, а уж тем более теперь. Теперь он не услышал бы даже, скажи Ньял это вслух.

Но это было правдой. Его разум казался пустым, хотя Иззакар был легче перышка, не занимая места и не оставляя за собой следов. Его раздражала невозможность побыть одному, язвительные замечания в глубине разума, но...

Иззакар знал так много и хотел рассказать обо всем этом, пусть и казался при этом снисходительным. Ньял сожалел обо всех случаях, когда игнорировал его вместо того, чтобы вступить в разговор, пока у него еще была возможность. Он помнил гнев и одиночество Иззакара, помнил его боль, и хотел спросить — после всего, что случилось, теперь мы в расчете?

Он помнил Иззакара во плоти — таким, каким оставил его. Непривычно-хриплый настоящий голос, его рост и телосложение. Хотел бы он увидеть это лицо без шлема — впрочем, это не имело значения. Хотел бы он знать, каково это — коснуться кожи через прорехи в алой броне, на что похожи на ощупь дразнящие бледные пятна на смуглой коже там, где был поврежден черный панцирь.

Он не должен был думать так.

Но будет ли это неправильно? Это казалось неправильным раньше, когда он был одержим духом Иззакара, когда его тело и воля не вполне принадлежали ему. Но будь они всего лишь двумя братьями, наслаждающимися телами друг друга, помогающими друг другу, — в этом не было ничего недостойного мужчины. Он занимался подобным с теми из боевых братьев, с которыми был достаточно близок, много раз и без всякого стыда. Если бы Иззакар был вирд-тейном в его собственном ордене, если бы он вернулся вместе с ними...

В первый раз это было случайностью. В следующий раз, когда Ньял потянулся через галактику, чтобы коснуться другой души, он знал, кого ищет.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу

---

ФБ, Ваха, тексты раз

Драбблики, как обычно. Ангелочки и все такое.

Название: Неизбежность
Размер: драббл, 240 слов
Пейринг/Персонажи: Хорус/Сангвиний
Категория: джен братская любовь
Жанр: ангст, зарисовка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Хорус знает, что предательство неизбежно. И знает, что возлюбленный брат его не должен ступить на тот же путь.

...брат мой с ликом птицы,
брат с перстами девы...
(с)

Он смотрел в пустоту. Точно волны темного моря простирались за стеклом огромного иллюминатора — бескрайние, беспощадные, не знающие отдыха... Черноту пронизывали острые иглы звезд, и каждая звезда — знал он — означала кровь: реки, океаны крови. Но не эта кровь и не эти битвы тревожили его. Он не сомневался в победе, не мог позволить себе сомневаться. Он был — Воитель, и галактика горела по его воле.

Хорус прошелся вдоль обзорного окна, заложив руки за спину. Нет, не ход войны и не планы лишали его покоя — здесь всё шло, как и было намечено.

«Сангвиний должен умереть», — эхом звучали в мыслях его собственные слова. Должен. Единственный из братьев, кто был равен ему, кто мог править с ним вместе в новом — обновленном — Империуме...

Нет. Пусть лучше он не узнает, как ужасен этот путь, как чудовищны те силы, с которыми они заключили договор. Пусть хотя бы он останется незапятнанным. Чистейший из всех.

«Ты не простишь меня, я знаю. — Он поймал себя на том, что обращается к Сангвинию так, словно тот стоит рядом — не поворачиваясь, не глядя в глаза. — Мне... жаль? Да, пожалуй, так. Я сожалею».

Так будет быстрее. Милосерднее.

«Впрочем, я хотел бы посмотреть тебе в лицо, брат мой. Даже если это будет означать, что один из нас должен пасть от руки другого, — я готов на это».

Но будет иначе. Это уже решено. Записано знаками судьбы между черных звезд, предсказано на путях богов.

«И ты не простишь меня».

Название: Скрижали полураспада
Размер: драббл, 502 слова
Пейринг/Персонажи: Кровавые Ангелы, Данте
Категория: джен
Жанр: драма, повседневность
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: профилактическая ядерная бомбардировка планеты
Краткое содержание: «Так завещал обычай: Ваал полон опасностей, дабы жители его укреплялись в трудностях и взращивали силу духа, достойную сынов Ангела. Но радиация истаивает быстрее, чем память, и потому необходимо было напоминать людям о невидимой смерти, что приходит с зараженных пустошей».

Боевая баржа «Dolorem Eternum» медленно плыла в небесах Ваала Секундус. В стратегиуме, обычно залитом золотистым светом, царил приглушенный полумрак. В тенях едва проступали очертания барельефов на стенах, безупречные черты мраморных ангельских лиц, изгибы крыльев, смыкающихся над высокими арками. Звучали размеренные песнопения скорбного хора, скрытого от глаз. Всё было готово к ритуалу.

Магистр Данте, Владыка Ангелов, облаченный в золотую броню, прошел на мостик. Дрогнули стальные перья крыльев у него за спиной.

— Время настало, — произнес Данте, и голос его, негромкий, но звучный, заполнил пространство. — Истек срок, записанный на священных скрижалях полураспада. Очистительное пламя освобожденного атома вновь коснется нашего родного мира.

Голоса хора взлетели на октаву выше. На центральном гололите перед магистром вращалась красно-ржавая сфера планеты, и на ней ярко-алым горели точки намеченных ударов.

Так завещал обычай: Ваал полон опасностей, дабы жители его укреплялись в трудностях и взращивали силу духа, достойную сынов Ангела. Но радиация истаивает быстрее, чем память, и потому раз в несколько сотен лет необходимо было напоминать людям о невидимой смерти, что приходит с зараженных пустошей. Напоминать действием. Так постановили основоположники ордена, и так было записано.

— Ибо сказано в речах Сангвиния: «Придите ко мне, исполненные страдания, и исцелятся ваши язвы, и истинный свет я дарую вам». Чем ниже пали они, чем больше ударов им пришлось вынести — тем выше вознесутся наши новые братья, переродившись истинными ангелами.

Так повелось еще со времен древней Терры, с первого призыва в легион, еще не знавший примарха: на прародине человечества, истерзанной войнами, тоже довольно было выжженных равнин и шрамов от чудовищного оружия. Именно оттуда, из этих гиблых мест, набирали будущих солдат Девятого легиона — и геносемя примарха благословляло их, обращая уродства и мутации в красоту и силу. По сей день нерушим был этот закон: словно бы древняя алхимия, запечатанная в крови, черпала силы из несчастий, терзающих их тела. Так пламя горит ярче всего в кромешной тьме.

— Это нелегкий долг, — продолжил Данте. — Милость и скорбь Ангела — с нами и нашим миром. Пусть слезы его омоют души тех, кому не посчастливится сегодня стать жертвой огня — ибо ни одна жертва не напрасна.

Координаты точек бомбардировки были тщательно выверены и, как всегда, приходились на необитаемые районы. Но большинство населения Ваала по сей день оставались кочевниками, и предсказать все их перемещения было невозможно. Оставалась лишь скорбь — и долг.

Данте поднял руки и медленно снял маску. В такой момент не подобало прятаться за ликом Сангвиния. Трое капелланов, стоящих за ним полукругом, нараспев затянули молитву на высоком готике.

— Requiem aeternam dona eis...

Так же торжественно он нажал кнопку на пульте, подтверждая запуск. Корабль вздрогнул: три ракеты системы «Перья ангела» устремились к цели.

— Et lux perpetua luceat eis...

Голограмма планеты озарилась короткими вспышками. Блеснули отсветы в рубиновых слезах на бесстрастных лицах статуй. Где-то там, внизу, вздымалось пламя, плавилась земля, обращаясь в стекло, и племена смертных смотрели на встающее к небесам грибовидное облако — в трепете и благоговении, вспоминая древние сказания.

Боевая баржа развернулась, беря курс на крепость-монастырь Ангелов. Им предстояло вновь нести разрушение врагам Императора, не зная усталости и сострадания. Раны, нанесенные родной планете, оставались позади, и пусть они лежали на сердце тяжелым грузом — но лишь усиливали решимость сыновей Сангвиния.

Написано и накурено в соавторстве с товарищем Grey Kite aka R.L.

Название: Зря не пропадает
Размер: драббл, 727 слов
Пейринг/Персонажи: Кровавые Ангелы, Лунные Волки
Категория: джен
Жанр: зарисовка, юмор
Рейтинг: R
Предупреждения: кровищща, упоминания каннибализма
Краткое содержание: знакомство Девятого и Шестнадцатого
Примечание: основано на информации из рулбука «Malevolence»; у Ангелов до воссоединения с примархом были очень... интересные традиции.

— Сыны мои, — Хорус обращался ко всему легиону разом, но каждому из воинов, стоящих на плацу ровными рядами, казалось, что примарх говорит именно с ним. — Нас ожидает очередная смена диспозиции: с завтрашнего дня к нам присоединяется Девятый легион.

По рядам прокатилось волнение. Репутация Девятого была известна всем, и ничего хорошего о них не говорили.

— Эти упыри? — присвистнул кто-то рядом с Локеном. — Да они же еб... на всю голову отбитые!

Локен толкнул товарища в бок — не мешай, тут примарх не договорил еще.

— Да, я понимаю ваше замешательство, — продолжал Хорус. — Но Кровавые Ангелы — уже не те, что прежде. Теперь они обрели своего примарха. Мой брат Сангвиний со всем рвением приступил к перестройке легиона и обещал, что они откажутся от наиболее диких своих обычаев. А поскольку Сангвиний — благороднейший и честнейших из всех моих братьев, то у меня нет оснований не доверять его словам.

Вообще, конечно, Сангвиния нашли всего-то с месяц назад, но Хорус говорил очень убежденно. Вероятно, это была знаменитая интуиция примарха.

— Как говорят у нас на Хтонии, «пацан сказал — пацан сделал». И к Сангвинию это применимо в полной мере. Поэтому Ангелы будут очень стараться. А мы, как лучший из легионов Империума, поможем им выработать новую стратегию и тактику. Мы же лучшие?

Возражения, если таковые и были, потонули в дружном реве «Так точно» и «Луперкаль!»

*
...Упыри оказались, в общем, не такими уж и упырями. Видно было, что они не очень еще освоились с новыми понятиями тактики и стратегии (до обретения примарха основная их стратегия выглядела как «оставить за собой кровавое месиво»), но они старались. Честно старались.

Хотя, конечно, их методы ведения боя иногда шокировали даже легионеров Шестнадцатого, выросших в уличных бандах Хтонии и повидавших за годы Крестового похода всякое.

*
На пиру по случаю победы Лунных Волков и Ангелов продуманно рассадили вперемешку — продолжить, надо полагать, установление дружеских связей. Доставшийся Локену в соседи сын Сангвиния по имени Ириарх оказался юным, не старше него самого, и весьма общительным.

— Не, мы уже трупы не жрем. И вообще прилично ведем себя. Было дело, да, традиции, но примарх говорит, что так делать нехорошо, ну и... Ты его видел? — Ириарх развел руками. — Вот. Мы же не хотим его расстраивать. Поэтому мы так, кровушкой, да и то нечасто...

Локен вспомнил прошедший бой и Кровавых Ангелов, поистине соответствовавших своему имени. После них от врагов оставались очень мелкие кусочки. Особенно ярко запомнилось, как один из воинов разорвал горло противнику и жадно глотал хлынувшую фонтаном кровь. Алые потеки на алой броне были почти незаметны, только позже темнели, высыхая.

— Нечасто. Ага. А как кто-то из вас чужую печень вырвал и тут же от нее откусил, мне показалось?

— Так на поле боя не считается! Опять же, никого не едим, так — укусил и дальше побежал драться. Ну, хлебнуть чуточку можно, сил придает, — Кровавый Ангел в очередной раз улыбнулся, демонстрируя очень белые и очень острые клыки. — Или вот еще бывает, когда глаза выдавливаешь противнику, и если перестараться — там мозг на пальцах остается, нельзя же не облизать это вот всё...

— Ладно, — Локен отхлебнул из ближайшего кубка и глубоко вдохнул. — А вот это, сразу после боя... вы, кажется, кого-то расчленяли и, гм, поедали?

— Не поедали, а отдавали последние почести! Тоже, ну, традиция. Таким образом погибший даже после смерти остается частью легиона и мы не забываем его. Но, правда, примарх опять очень печально на это смотрел, так что мы, наверное, скоро перестанем, только кровь оставим... Ну, не пропадать же добру!

— Я опасаюсь даже спрашивать, что еще у вас не пропадает, — проворчал Локен.

Ириарх, кажется, принял вопрос за чистую монету.

— Имена вот у нас не пропадают! — с энтузиазмом принялся пояснять он. — Ибо память об особо отличившихся братьях вечно с нами, и герои бессмертны. Я, например, уже четвертый с этим именем, и предшественника моего как раз... ритуально употребили. В смысле, не я один, с братьями разделили, конечно — он герой покруче меня был, там только основное сердце ого-го какое...

Локен сделал глоток побольше. Перевел взгляд на возвышение во главе пиршественного стола, где восседали примархи, — долго смотреть на них было невозможно, но и нескольких секунд было достаточно. Сангвиний улыбался, да так, что прямо сиял. Все-таки Девятому тоже с примархом повезло, подумал Локен. Конечно, он не настолько совершенен и вызывает безграничную преданность, как Луперкаль, но тоже великодушен и прекрасен, как... тут запас метафор заканчивался. В общем, отличный примарх, тут Хоруса интуиция явно не подвела. И надо же, чтобы у такого примарха — вот такие сыновья. Еб... специфические.

Сангвиний продолжал благосклонно улыбаться. Приоткрывая клыки — точно такие же длинные, белые и острые, как и у его сыновей.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, буквы руками

---

утаскиваю с ФБ

Первым делом, по традиции, тащу комикс. Потому что он ня (=

Название: Хаос Неопределившийся
Оригинал: Chaos Undecided by Chen Ruo Yu
Форма: первичный перевод комикса
Пейринг/Персонажи: космодесантники-еретики
Категория: джен
Количество страниц: 10 стр.
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Варбанда незадачливых ренегатов пытается выбрать, к какому легиону примкнуть. Ересь в ассортименте.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть

---

тем временем тут закончилась ФБ

Рубрика «удивительное рядом»: в кои-то веки выложили деанон в первый день, собственно, официального деанона (=
Командочка была, как обычно, маленькая, но гордая. И я считаю, что в целом неплохо сходили. Кэп из меня традиционно так себе, ну вы знаете. Все вы няши, дорогие сокомандники (=
Лично я немножко напищал, немножко напереводил, самую малость нафотошопил — мог бы пилить активнее. Но увы.

И ачивки, конечно, как без них.

еще три

@темы: фандомное побоище

---

«Ренессанс в силовой броне»

Любимый автор про любимый легион (то есть АДБ про Кровавых Ангелов).
Или про то, как я искал вдохновляющие картинки для покраса, а нашел пост на bolter&chainsword (=.

«I think the Blood Angels have one of the strongest dichotomies of any Legion or Chapter. Much of what makes the Blood Angels of 40K stand out is a little less pronounced before Sanguinius's death. It's still undoubtedly there, though.
I tend to see it a little like this:
They're artists, painters, poets, architects, musicians, and philosophers - the very cream of humanity's creative and enlightened aspirations, risen from barbarian tribes that scavenge amidst the red dust of a poisoned homeworld. They don't create art in the pursuit of perfection, or to glorify themselves by displaying their own talents. They do it to understand what it means to be human, acknowledging as they do how far away they are from humanity. And, of course, they do it to understand, conquer - and, to some degree, hide - the dark halves of their souls. Some of the galaxy's most breathtaking sculptures and paintings lie in the deepest, darkest chambers of Blood Angel warships, or displayed in the chapels of their fortresses, never to be seen by human eyes.
The Blood Angels are the Renaissance in power armour, with all of that majesty, splendour, and ingenuity turned anaemic by vampirism... with a mandate to conquer the galaxy on wings of iron and fire. They're paladins with sacred weapons and beauteous facemasks, crying out in inhuman choirs for the taste of their enemies' blood.»
(ссылка)

быстроперевод

«Я думаю, внутренние противоречия Кровавых Ангелов — одни из наиболее сильных среди всех легионов или орденов. Многое из того, что так выделяет их в сороковом тысячелетии, чуть менее выражено до смерти Сангвиния. Но всё это, несомненно, было в них с самого начала.
Я вижу это примерно так:
Они — артисты, художники, поэты, архитекторы, музыканты, философы; цвет творческих и просвещенных устремлений человечества, вознесенные из варварских племен, кое-как выживающих в ржавой пыли их отравленного родного мира. Они создают произведения искусства не ради стремления к совершенству, не для того, чтобы прославиться или продемонстрировать свои таланты. Они делают это для того, чтобы понять, что значит — быть человеком, в то же время признавая, как далеки они от человечества. И, конечно, они делают это для того, чтобы понять, подчинить — и, в какой-то степени, скрыть — темную сторону их души. Некоторые из прекраснейших, потрясающих скульптур и картин галактики лежат в самых глубоких и темных трюмах кораблей Кровавых Ангелов или стоят в часовнях их крепостей, навеки скрытые от человеческих глаз.
Кровавые Ангелы — это Ренессанс в силовой броне; всё это величие, красота и искусность, подточенное иссушающей тенью вампиризма... с повелением покорить галактику на крыльях огня и железа. Они — паладины со священным оружием и прекрасными масками, чьи крики сливаются в нечеловеческие хоры во имя вкуса крови их врагов».

@темы: сорок тысяч способов подохнуть

---

очень маленькие вещи

Записать для истории: покрасил первую минечку — то есть так, чтобы с нуля, вот прямо собрать всё и целиком красить. (Ачивка: «склеил космодесантника», да). Ну почти покрасил, хайлайтов на нем пока нет, да и теней маловато. Но тем не менее.
Ощущения по-прежнему — аааа, почему оно такое маленькое, зачем в нем столько деталек, как не налажать, аааа. Но прикольно и процесс затягивает (=. А ведь их еще девять таких плюс капитан (в терминаторской броне, где еще больше деталей), плюс танчик.
Промежуточные выводы: нужно кисточку поменьше (да, еще меньше, нет предела совершенству), удобный клей, докупить красок (минимум белый, бежевый и, может, еще зеленый — хочу глазки на шлемах, даром что те глазки в полмиллиметра). Палитру нормальную запилить, что ли, а то ляпаю на картонку, как дурак. И научиться делать проклятые хайлайты, а я пока что стремаюсь и боюсь всё испортить.
Но процесс всё равно затягивает. Может, еще и поиграть куда выползу (=

Короче, боевой брат Аматиэль, сокращенно Ам (потому что жрет всё, что не приколочено). Да, имена у них будут дурацкие с налетом пафоса — капитан вообще Кусиэль (делает кусь, упыри мы или где). Или вот мне еще предлагают брата Гематогена, тоже красивое имя, на высоком готике. И биографии всем придумаю, как без этого.

посмотреть на микродесантника

@темы: сорок тысяч способов подохнуть

---

танчики и не только

Про особенности восприятия и уровень подготовленности.
Вот есть у товарища Френча небольшая такая повесть «Tallarn: Executioner» — собственно, про Талларн и танчики. Я ее прочитал где-то в начале знакомства с Ересью и всё, что помнил — что показалась она мне ужасно нудной. Какие-то танки, какие-то люди, что вообще происходит.
Перечитал недавно весь сборник про Талларн и натурально обалдел. Потому что клевая же повесть оказалась. Ну да, про танки и танкистов. Живые настоящие люди, повседневный пиздец войны во весь рост (в пиздец войны Френч вообще отлично умеет, это вот не отнять). Ничего нудного — уничтоженная планета и сопротивляющиеся вопреки всему выжившие. Обреченные по большей части, но это уж как водится.
И вот в чем разница между мной сейчас и пять (кажется) лет назад — да чтоб я знал. Уровень общей погруженности в Ваху выше стал, что ли? Сейчас я знаю, что происходило на Талларне и как это встраивается в общую историю Ереси. В конце концов, способен представить себе эти самые танки (а их много разных), и как действует вирус «пожирателя жизни», и бомбоубежища, и всё остальное. И про Альфа-легион знаю и теперь-то вижу там намеки. (А еще форматирование, это тоже важно, оказывается! В прошлый раз я читал в какой-то совершенно адской верстке, с поехавшими абзацами и слетевшим курсивом, из-за чего не мог отличить модель танка от названия и запутался в них напрочь).

Вообще хочу сказать, что сборник про Талларн отличный прямо весь. Там помимо вот этого «Executioner» есть еще два рассказа (тоже неплохие) и «Tallarn: Ironclad» — повесть побольше. Люто рекомендую ее, там много утюжков, знакомые нам Вольк и Аргонис (и трогательная дружба), няшная стремная Сота-Нул, суровая ассасинка-инфоцит, планы Пертурабо, сложные интриги Альфа-легиона и вообще прекрасные все.

@темы: записки литературоеда, сорок тысяч способов подохнуть

---

Ну, мы взлетели, что ли. Да, опять ФБ и опять я на этих галерах (=

@темы: фандомное побоище

---

красить и мякать

Вспомнил вчера, что тут же Warhammer Day, и по этому поводу дошел-таки до магазина GW. Там было няшно (=
Никаких особенных торжеств, правда, не было (может, я поздно приполз, не знаю), но народу побольше, чем обычно, шарики, радостная атмосфера и все такое. Мастер-классы по основам игры и покраске, опять же — вот это было интересно. К покраске я и потянул свои лапки.
Что имею сказать: какие же они МАЛЕНЬКИЕ! Минечки, то есть. И это примарис у меня был, космодесатники старого образца еще меньше. Красить сложно. Но весело (=. Как говорил показывавший мне это дело юноша, «двенадцать лет крашу, но всё равно промахиваюсь иногда, это ничего, фоновым цветом закрасим». Краски клевые, специальная держалка для минек и специальный стакан очень мимими. Детальки, много деталек! Даже аквилочка на болтере есть и печать на наплечнике, и всё можно покрасить отдельно.
Ну, и теперь у меня есть целый собственный Ультрамарин. Потом я еще докрашивал дома, и там уже значительно покривее, потому что где цитаделевские краски и где мои за не-помню-сколько-из-волмарта — ну понятно. Ультима, опять же, перекосилась. Но какой есть (=.

три фоточки

Фотографировать миньки я тоже, понятно, не умею. Но всё впереди.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть

---

Slaves to Darkness — перевод, глава 10

Малогарст

Он падал сквозь горящее небо. От горизонта до горизонта кипели облака огня. Внизу были расколотые камни и черная, спекшаяся земля. Здесь не было солнца, только свет адского горнила, пылающий, перетекающий над разрушенными крепостями и скелетами боевых машин. Огромные змеиные силуэты свивались кольцами в пламенных облаках. Молнии ударяли от земли в небо и обратно — целый лес ослепительных росчерков, выжигающих пейзаж до монохрома в мгновение ока. Малогарст падал, и горячий ветер обжигал его кожу. Полы его одежд хлопали позади. Демон, принявший облик Йактона Круза, был прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки. Малогарст осознал, что он летит ровно, не переворачиваясь; гравитация не действовала на него, и он подозревал, что здесь ее прикосновение не более реально, чем кожа на его собственном теле.

Далеко внизу распустился огненный цветок взрыва — ударная волна в километр шириной, грибовидное облако, поднимающееся над выжженной землей. Раздался грохот детонации, и пламенные облака отозвались эхом грома.

— Слышишь? — окликнул его демон. — Это — голос бога.

Блестящее черное море устремилось вперед вслед за взрывом, перекатываясь бурунами, вскипая красной пеной. Но это было не море. Это была волна тел — миллионы созданий, кто-то на двух ногах, кто-то на четырех, будто звери; их броня была опалена до черноты, но кровь их, проливаясь, текла красным потоком. Падая ниже, Малогарст различил машины, шагающие среди тел и пробирающиеся через бойню, давящие живых и мертвых, не переставая стрелять.

Он узнавал очертания некоторых из них — Титаны класса «Разбойник» и танки «Бэйнблэйд» — но многие другие конструкции он никогда не видел и не слышал о них; это были машины из давно минувших войн или же из грядущих. Он видел, как машина в форме ограненного кристалла испустила волну холодного света, срывая броню и плоть со всего вокруг. Он видел, как нечто с тремя тонкими ногами пало под ударом чуждого существа из хитина и плоти. В этой резне были воины в мехах, вооруженные копьями с каменными наконечниками, были тонкие фигуры, что кружились, точно оснащенные клинками призраки, были люди в форме, пропитанной кровью и грязью, которые поливали огнем всё, что приближалось к ним. Бесконечная бойня уходила за горизонт.

— Где это? — спросил Малогарст.

Демон, повернув голову, уставился на него.

— Везде, — он протянул руку и указал вниз. — Смотри.

Малогарст посмотрел. Там, на горе трупов, стоял некто в черной броне. Даже отсюда, когда целый мир резни лежал перед ним, Малогарст ощутил, как этот силуэт притягивает его взгляд.

— Луперкаль, — выдохнул он.

Он смотрел, как Воитель взмахивает своей булавой, круша и дробя, и воины волнами обрушиваются на склон перед ним и откатываются назад — разбитые, уничтоженные, разбрызгивая кровь из расколотых черепов. Длинные, точно косы, клинки на его руке вырывали жизнь из тех, кто подходил достаточно близко, чтобы ощутить их прикосновение. Кровавые призраки вопили вокруг него, поднимаясь над убитыми в пронизанном красным тумане. Теперь, глядя сверху, Малогарст видел, как волны воинов, машин и огня окружают одинокий силуэт; каждый клубок резни — крупица в гигантском водовороте смерти. И Хорус каким-то образом не стоял на месте; невероятно, но он двигался, пробираясь через океан убийств, удар за ударом, шаг за шагом.

Он смотрел, как боевая машина с паучьими ногами карабкается к Хорусу по горе трупов. Она исторгла копье ярко-зеленого огня, ослепительное, будто неоновая вспышка. Луч ударил в воющих духов вокруг Воителя. Взметнулась стена белого пламени. Сражающиеся упали с выжженными глазами. На мгновение всё застыло — а затем Хорус шагнул из безумного облака света.

Он был ранен — даже на таком расстоянии Малогарст не мог не заметить этого. Кровь заливала лицо, и дым поднимался от брони. Но он не останавливался. Похожая на паука машина встала на месте, перебирая ногами. Пушки на жвалах засияли нарастающей энергией. Хорус бросился вперед. Машина с воплем выплюнула заряд, но Сокрушитель Миров уже обрушился на нее. Вокруг зазмеились молнии, выхватывая застывшее мгновение белыми вспышками. Металл согнулся и разошелся. Машина отшатнулась назад, разбрасывая вокруг себя вырванные из трупов куски мяса. Второй удар Хоруса вбил ее хромированный корпус в землю. Воитель шагнул вперед, встречая прилив битвы, отхлынувший было прочь, и новые воины падали от его руки; его коготь кричал, исторгая души мертвых из плоти.

— Ты видишь, — сказал демон. Малогарст взглянул на него, вдруг осознав, что они больше не падают, но висят в дрожащем от жара воздухе. — Ты видишь, какая честь оказана ему. Для других Владыка Резни послал бы армию. Но для него Бронзовый Бог создает целый мир-бойню, бесконечный и неистощимый. Только для него одного.

Малогарст знал, что он видит. В рукописях, что были запретными даже во время Долгой Ночи, он читал о лихорадочных видениях людей, утверждавших, будто видели места, где битва течет над вовеки бессонными землями, где земля исходит дымом от погребальных костров, и мертвые поднимаются с восходом красных солнц, чтобы вновь начать бесконечную резню.

— Отведи меня к нему, — прорычал он Амароку.

Демон склонил голову, и они принялись опускаться через вихри пепла. Малогарст чувствовал жар огня и взрывов, но слабо, словно это была лишь тень настоящего пламени и воспоминание о боли. Ни одна пуля не вылетела из моря войны им навстречу, и когда они коснулись земли, поток битвы струился вперед, безразличный к ним. Он не расступился, заметил Малогарст, но каким-то образом беспорядочное движение машин и тел миновало их.

Хорус возвышался над ними, убивая с каждым движением. Ореол душ кружился над ним, пронизанный красным — кровью их смертей. Малогарст чувствовал присутствие примарха. Это было то же притяжение, какое он ощущал в тронном зале, — словно бы он стоял на краю тайфуна.

— Сир! — выкрикнул он и набрал воздуха для нового крика, но Хорус повернулся к нему. Его лицо было залито кровью. На его броне зияли раны, заметил Малогарст, и кровь была у него во рту, когда он заговорил.

— Малогарст, — произнес он, ни не секунду не прекращая смертоносных ударов. — Ты не должен быть здесь. Я оставил тебя... — Он взмахнул Сокрушителем Миров, отбрасывая от себя тела в бронзовой броне. — Я оставил тебя на Молехе. Как посмел ты нарушить мою волю?

— Это сон, — ответил Малогарст, перекрикивая грохот выстрелов и вопли умирающих. — Это видение, посланное варпом. Вы должны вернуться к нам, сир. Вы должны последовать за мной обратно.

— Я не потерплю поражения, — прорычал Хорус, скаля окровавленные зубы. — Я сокрушу это владение богов. Я заставлю его покориться моей воле. Возвращайся на Молех. Не смей нарушить этот приказ так, как нарушил прежний, последовав за мной сюда.

Хорус рванулся вперед, не оглядываясь на Малогарста, и нанес еще один удар; взметнулся фонтан крови с осколками костей.

— Молех был давно, сир, — позвал его Малогарст. — Вы вернулись к нам. Вы вернулись из царства за дверью.

— Нет, не вернулся, — сказал Амарок. Демон говорил тихо, но Малогарст ясно слышал его за шумом битвы. Он обернулся. Существо с лицом Йактона Круза покачало головой — почти что печально. — Он не вернулся. Или, во всяком случае, вернулся не весь.

— Что за ложь ты...

— Не ложь, Кривой. Только холодная истина. Истина, которая должна была быть очевидна всем вам.

— Ты...

— Ты связал меня, — напомнил демон. — Прикажи мне говорить правду, и ты услышишь те же слова, Малогарст. Хорус остался здесь, в Землях Битвы, и если мы поищем еще, то увидим его блуждающим в Садах Разложения и, возможно, даже сумеем заметить его отражение там, где он ищет выход из Замка Зеркал.

Он — помазанник богов. Он победил и потребовал благосклонности каждого из них, великих и малых, от наивысших сил до нижайших князей отчаяния. Они влили в него знания и власть, больше, чем получал любой другой избранник, ибо подобного сосуда никогда не было у них прежде. Они вознесли его, и они дали ему знания, откровения, власть, силу. Они шептали, что он — всё, чем был его отец, и больше этого. И он принял эту ложь.

— Это не ложь, — выговорил Малогарст. — Он низвергнет своего отца.

— Ложь — не в этом, Кривой. Тебе стоило бы знать вкус обмана. Он вернулся к вам, но часть его — часть его души, его силы — осталась здесь, навеки скованная богами.

— Его нет здесь. И меня нет здесь. Это метафора, способ увидеть нечто, что происходит между ним и варпом...

— Если тебе так угодно, но это всё же реально. Как и его борьба.

— Он сказал, что сражается.

— Так и есть — сражается с богами, которых — он верил — может заставить склониться.

— Но это не всё, верно? Если он сражается с богами внутри своей души, значит, они пытаются поглотить его.

На губах демона мелькнула улыбка.

— Власть — это игра, великая игра, не знающая масштабов и границ. Когда чумные ветра слабеют, приходит огонь войны и сжигает трупы, гниющие на полях. Когда невоздержанность становится совершенной, вступает слепой случай и отравляет ее. И этот танец бесконечен.

— Он видел все силы и заключил договор с ними, — сказал Малогарст, но внутренне уже понимал то, что следовало из слов демона, хотя и продолжал возражать. — Он — не пешка в их игре.

— Разве нет? Не пешка, но всё же фигура на игровой доске. Это и есть истина любой власти, не так ли?

— Но силы варпа избрали Воителя как своего союзника против Императора.

— Свое орудие, не своего союзника. Ложь — не забывай. Единожды все силы потустороннего царства поставили эту цель превыше своей борьбы за превосходство друг над другом. Можешь ли ты представить, насколько это редкое событие? «Хаос», так вы иногда называете нас на языке смертных. И в этом имени есть истина. А Хаос отвергает единство и равновесие. Он стремится к раздору, к битве, к обману и разложению. Неважно, что нас объединяет, — те силы, что разделяют нас, всё равно победят.

— Все они хотят заполучить его себе, — сказал Малогарст. — Они знают, что победа близка, и не хотят делиться трофеями. — Он посмотрел на окровавленную фигуру Хоруса, бредущего по вечному полю битвы. — Они разрывают его на части...

— Как дети, которые не могут поделить игрушку. — Демон тоже смотрел на Хоруса. Примарх продолжал двигаться вперед, но теперь замедлился. Похожие на собак существа с шестью ногами и освежеванными черепами взбирались друг на друга, чтобы укусить его; их зубы высекали искры из брони, а пронзительный вой перекрывал выстрелы.

— Как внизу, так и наверху. Они разрывают его на части, точно так же, как разрывают тебя и твоих союзников в царстве плоти. — Малогарст взглянул на демона, прищурившись. — Ты видел это, — продолжал демон, — все эти фракции и всю ложь, и перемены, гноящиеся в темноте. Боги используют множество орудий — кого-то добровольно, кого-то в неведении, — но все они служат, неважно, знают они это или нет. Битвы во имя гордости, разрушительные амбиции, желания, осуществляемые во мраке, — всё склоняет весы в ту или иную сторону. И всё это время Хорус слабеет.

— Ты хочешь сказать...

— Волки сжимают кольцо, Кривой. Хорус сражается, но он проигрывает.

— Но тогда Хаос не получит ничего.

— Неужели? — переспросил демон. Малогарст уставился в его неподвижное, улыбающееся лицо. — Он должен принять это, Малогарст. Он должен сдаться, чтобы выйти победителем. Это — единственный путь. Он должен сделать последний шаг. Иначе они раздерут его на части, пока он будет сопротивляться, и возведут другого на его место.

— Нет никого другого, — сказал Малогарст. — Не может быть.

— И может, и будет. Если ты хочешь спасти его, ты должен заставить его понять, что он обязан склониться.

— Ты лжешь, — выдохнул он.

— Нет, — сказал Амарок. — Нет, я говорю тебе правду, которую ты не хочешь слышать.

— Он не падет, — выплюнул Малогарст и устремился вслед за образом Хоруса. — И я не подведу его.

Небо над головой мигнуло, залившись красным. Толпы воинов, грохот выстрелов и крики умирающих еще были здесь, но словно бы отдалялись.

— Нет! — выкрикнул Малогарст. Образ Хоруса становился смутным, растворяясь, будто чернильный след в кровавой воде. — Нет! — он повернулся к демону.

— Похоже, мир плоти зовет, — усмехнулся тот.

— Ты...

— Помни, что я сказал, Кривой, — произнес демон — снова голосом Йактона Круза. — Как наверху, так и внизу. Волки сжимают кольцо. — Амарок поднял руку, и его образ начал выцветать; серебряная монета сияла в центре раскрытой ладони. — Мы еще поговорим. В конце концов — я с тобой сейчас и навсегда, брат.

А затем он исчез, и какофония криков окружила Малогарста; боль растворила его тело и дала ему другое взамен.

Воздух ворвался в легкие. Он почувствовал, что задыхается. Боль пронизывала его. Он нащупал обнаженными ладонями металл палубы. Замерзшая кровь осыпалась кристаллами. Сам воздух вопил.

— Вставай! — выкрикнул голос рядом. — Вставай, старый ты урод, или я перережу тебе горло еще раз.

Его грудь всколыхнулась; его стошнило кристаллами крови и желчи. Коснувшись шеи, он обнаружил мягкую плоть там, где атам отворил его горло. Он с трудом поднялся на ноги и покачнулся.

— Тебе лучше убираться отсюда, — сказал Калус Экаддон. Сота-Нул позади него уже стояла у потайной двери. — Командиры Морниваля вызвали тебя в стратегиум.

Малогарст моргнул. Перед глазами всё плыло, крики по-прежнему звенели в ушах... Нет, не крики: сирены. Боевые сирены.

— Почему? — выдохнул он. — Что происходит?

— Враги, — оскалился Экаддон. — Псы Императора нашли нас.

Лайак

То была пещера с гладкими стенами — наподобие внутренностей огромной морской ракушки. Мосты из некоего блестящего вещества пересекали ее крест-накрест, точно паутина. Полированные кристаллы располагались на изогнутых арках в каждой точке, где соединялась пара этих тонких мостов. Кристаллы — высотой в рост смертного человека — испускали бледное свечение. Между ними потрескивали молнии. Там, где мостики встречались со стеной Паутины, открывались округлые провалы в окутанную туманом даль. Лайак осознал, что и сам выбежал из одного такого отверстия. Перед ним уходил вперед узкий мост.

Нити перестрелки прошивали пространство между изящными мостами. Воины в алом бежали вперед, лучи энергии и потоки снарядов сполохами вырывались из их оружия в направлении невидимых целей. В воксе Лайака раздался крик, а следом его уши наполнились щелкающим скрежетом, похожим на трение крыльев насекомых. Он знал этот звук: то был голос Неизъяснимых. Без языков они не могли изъясняться связно, но в бою они управляли треском и шипением в воксе, создавая язык, вздымавшийся, точно рев пыльной бури.

— Стойте здесь, — бросил он рабам клинка. — Защищайте оракула.

Он выбежал на середину узкого моста.

— Кситрас’ка’хемек, — выдохнул он. Серебряные зубы маски с хрустом разошлись и сомкнулись, когда нечестивое слово прорвалось сквозь них. Звук обрел форму. Дымно-черные символы взметнулись за спиной Лайака, опрокидываясь, расползаясь, меняя облик. Очертания перьев и изогнутых когтей задрожали, обретая эфирное бытие. Пронзительные, голодные вопли раскололи воздух. Воля Лайака потекла по узам, соединяющим его с демонами, и они закружились высоко над ним, словно рожденная тенями стая ворон. Его зрение слилось с многомерной картиной восприятия демонов. Всё перед взором окрасилось алым. Разум Лайака впитывал виденное, сплавляя его с тем, что видели его собственные глаза.

Он увидел врагов, в которых стреляли его братья. Для зрения демонов они пылали белым. Плюмажи на их высоких шлемах развевались, когда они взмахивали своими алебардами. То были золотые создания; их сущность была пронизана грозовыми сполохами — как если бы они были сотворены из молний.

«Кустодии, — подумал Лайак. — Спутники Императора и преданные лишь ему воины».

И перед отрядом Кустодиев стоял Лоргар. Сила окружала его ореолом, мерцая, обращая свет в тень, когда на него опускались удары, скручивая стрелы энергии в огненные шнуры. Его алая броня казалась черной среди пылающего сияния. Увенчанный лезвиями скипетр был у него в руке; каждый его удар звучал вскриком. Пока Лайак смотрел, один из кустодиев отступил на шаг, уворачиваясь от пронесшегося мимо скипетра, а следом повернулся и сделал выпад копьем. Удар пел убийственным изяществом. Но так и не достиг цели. Ураган силы, окружавший Лоргара, ударил по кустодию. На мгновение ярко вспыхнул мистический алгоритм, вделанный в броню воина. Следом кустодий распался на части. Броня стала золой, плоть — пеплом, кости — черными щепками, разметанными ветром. Лоргар даже не сбился с шага.

Для многих он был жрецом, демагогом, способным вдохновлять смертных на деяния, что прорвут завесу небес. Лайак был свидетелем подобному; был свидетелем тому, как перед примархом замолкает, устрашившись, завоеванный город, а затем возносит свои голоса в хвале богам. Но в это мгновение Лайак видел, что Лоргар был никакой не жрец; он был — убийственная сила веры, обретшая форму.

Отряд одетых в алую броню Несущих Слово двигался вслед за своим повелителем. Безмолвные крики ликования вырывались из их безъязыких ртов. Двое кустодиев стояли на мосту перед ними и их примархом. Они не бежали, хотя обязаны были знать, что умрут. Лайак полагал, что некоторые сочли бы такую стойкость достойной почестей; для него же она заслуживала лишь презрения. Кустодии не проявляли храбрости, принимая мученичество; их души были изуродованы, отнимая у них возможность решиться на самопожертвование добровольно.

Они, впрочем, хорошо сражались — отходили назад, вращая копья приемами, которые невозможно было распознать, и не прекращая вести огонь даже в повороте.

Лоргар опустил скипетр на кустодия. Золотой воин двигался быстрее, чем мог бы отследить глаз, но удар шипастого навершия достиг цели. Смятое золото и горелая плоть разлетелись в стороны от скипетра, когда тот поднялся

Сверху обрушился дождь выстрелов. Разрывные снаряды ударили в ближайших к Лоргару Несущих Слово. Обломки брони и кровавые клочья рухнули с моста. Огонь и взрывы взбаламутили воздух вокруг примарха.

Трио автоматонов показалось на мосту над кустодиями и примархом. Их броня была красного цвета заходящих солнц, и знаки Механикум Марса покрывали ее паутиной двоичного кода. Казалось, они свисают с моста, подвешенные за ноги, целясь поверх своих голов батареями орудий, приводимых в движение поршнями. За тем исключением, конечно, что со своей собственной точки зрения они не находились вверх ногами.

Лайак выпустил стайку демонов в воздух между автоматонами и их целями. Лучи прицелов метнулись к ним, повернулись орудия. Крылатые демоны вскрикнули и попытались увильнуть в сторону. Воля Лайака хлестнула по ним, удерживая их вместе, и они влетели прямо в поток огня. Тела из склизкой кожи и черных перьев разлетелись на части. Лайак почувствовал, как демоны растворяются, становясь ничем, и услышал проклятия, с которыми они погружались обратно в глубины варпа. Они продержались семь секунд.

Но этого было достаточно.

Лоргар выступил из пылающего воздуха. Его глаза сделались окнами в царство пламени. Он воздел руку. Медленный, торжественный жест, ладонь раскрыта, словно в благословении. Ближайший автоматон вспыхнул раскаленной белизной. Снаряды и топливо взорвались. Поршни расплавились. Автоматон осел вперед, точно восковая кукла под пламенем резака.

Лайак теперь был посередине моста, прямо под примархом. Огонь вспыхивал у него над головой и по правую руку, ударяя по Несущим Слово, которые пытались добраться до своего примарха. Лайак резко обернулся — еще одна пара автоматонов заняла позицию на другом мосту. Луч прицела одной из машин уперся в него. Орудия повернулись. Стабилизаторы отдачи защелкнулись с шипением поршней.

— Хии’на’ук, — выговорил Лайак. Слово обрело сущность и устремилось, пылая, к стреляющим автоматонам. Крупнокалиберные снаряды врезались в гниющую плоть — демон проявлялся в реальности. Семь крыльев развернулись из его подбрюшья. Скопления фасеточных глаз блестели над длинным хоботком. Насекомые ноги — в метр длиной — свисали с тела. Личинки и гной сыпались с существа; оно бросилось на автоматонов. Ударили выстрелы, разбрызгивая гниющий жир и окровавленное мясо. Автоматоны разогнули ноги, пытаясь отступить и перестроиться. Демон врезался в первого из них, опрокинув его назад. Гладкая костяная поверхность моста брызнула осколками. Автоматон тщетно сопротивлялся, боевые протоколы не в силах были выбрать алгоритм действий. Демон душил его, обвив ногами корпус и капая кислотной слюной, пока его хоботок ввинчивался во внутренности машины. Второй автоматон еще стоял на месте, приняв позицию для стрельбы, когда демон снова взвился в воздух и бросился на него.

Лайак отвернулся, оставив демона на произвол инстинктов, и отыскал взглядом Лоргара. Примарх стоял в центре шторма из огня и дыма. На мосту появились новые кустодии, наступая с обеих сторон под прикрытием высоких щитов, а отряды на других мостах обрушивали на примарха шквалы выстрелов.

Лоргар остановился; убийственный огонь откатился назад, когда воздух вокруг него замерцал от психической мощи. Несущие Слово теперь обступали его — молчаливое алое кольцо. Кустодии наступали, и на мгновение Лайак увидел их, пусть даже краем глаза.

— Повелитель, — позвал он.

Лоргар обернулся. Кожа туго обтягивала его лицо. Темные вены проступали под золотистой пудрой. Его глаза встретили взгляд Лайака, затем вернулись туда, где рабы клинка закрывали собой Актею недалеко от выхода, из которого они явились. Вибрирующий энергетический луч ударил в одного из воинов рядом с Лоргаром и превратил его в черную пыль.

— Повелитель, это не…

Мост раскололся. Бледные фрагменты посыпались во все стороны под действием конфликтующих между собою сил гравитации. Кустодии упали. Лоргар выпрямился с закрытыми глазами; его кожа блестела белым сиянием. Осколки призрачной кости зависли в воздухе. Нити огня проросли над ними, сверкая всё ярче и ярче, пока не сделались похожи на угли, едва вытащенные из печи. А следом они разлетелись повсюду, выкашивая автоматонов, боевых сервиторов и кустодиев, плавя доспехи, разжигая огонь из масла, сжигая плоть в пепел. Призрачная кость разбивалась с каждым ударом; сотни меньших осколков разлетались от столкновений, пока всё вокруг не оказалось залито светом от чего-то вроде облака охваченных огнем перьев. Крики и вой машин сделались громче, а следом их начало становиться все меньше и меньше, пока из звуков не остался только шелест пыли призрачной кости на ветру.

Лоргар открыл глаза. Пыль улеглась.

Лайак вскарабкался вверх, следуя по изгибам и спиралям чужацких мостов. Рабы клинка следовали за ним; между ними — Актея. Он достиг Лоргара как раз вовремя, чтобы увидеть, как примарх поднимается с того места, где опускался на колени перед разбитым пролетом. Лайак замедлил шаг, наклонился и оглядел то, что осталось от трупов, распростертых на гладкой земле. Он коснулся непокрытой ладонью измельченного вещества и размолотых в пыль осколков. Черная эктоплазма осталась на кончиках его пальцев.

— Это не были создания Императора, — сказал он — и посмотрел вверх. Лоргар глядел на него, сверху вниз; маска спокойствия вновь заняла свое место на припорошенном золотом лице.

— Некогда они были ими, — произнес Лоргар.

— Снова призраки, — сказал Лайак. Над ними и вокруг них содрогалась паутина призрачной кости.

— Она пытается сбить нас с пути, — сказала Актея. — Здесь зал слияния. Время и выбор берут начало отсюда. Мы близко. Они вернутся, и будут сильнее.

— Ты — наш проводник, — сказал Лоргар. — Какой путь мы должны избрать?

Она открыла рот — и тут же закрыла.

— Какой путь? — повторил Лоргар.

Актея не шевелилась и не говорила ни слова.

Лайак ощутил, как дернулась маска на его лице. В его разуме двигались осколки слов, свиваясь в памяти. Высокий, пронзительный звук, похожий на одинокий крик, исторгаемый из одной глотки за другой, задрожал в воздухе.

— Ты слышишь это? — спросил он.

Актея повела головой.

— Нет, — сказала она. — Что ты слышишь?

Лайак повернулся и двинулся по направлению к звуку. Тот исходил из того входа, откуда появился Лоргар. Внутри мерцал свет, и на бледных стенах двигались тени, будто отброшенные разгорающимся костром.

— Мы пришли оттуда… — начал было Лоргар.

С другой стороны зала прогремели выстрелы. Серебристый туман сочился в воздух из стен, устремляясь к ним, точно сжимающийся кулак.

— За ним! — выкрикнула Актея, когда Лайак перешел на бег, спеша за зовущим криком у себя голове. Распахнувшийся перед ним портал вдруг залился чернотой.

Вольк

Красные жрецы ждали их на спутнике, созданном из оружия. Мечи, танки и корпуса Титанов лежали рядом с пистолетами и пулями, выкопанными на полях битв, лезвиями топоров, генераторами силового поля, пустыми оболочками вирусных бомб, разбитыми танковыми орудиями и ножами из бронзы, железа и стали. Были здесь и конверсионные установки, сегменты макро-пушек, бомбы, еще теплые от радиации забытых войн, усеянные клинками цепи и заостренные осколки кремня. Всё это было скомкано в неправильной формы шар, кружащий на внешних границах Сарума, точно ржавеющий моргенштерн, заброшенный в небо. Катер Пертурабо скользнул в сердце этой конструкции сквозь дуло бывшей нова-пушки. Остальной флот Железных Воинов под командованием Форрикса окружил спутник, наведя орудия, направив сенсоры, — но слыша лишь тишину.

При высадке примарха встретил одинокий сервитор — древняя машина, закованная в потрепанную в битвах разномастную броню. На его плечах болтался череп с нахлобученным шлемом, ухмыляясь через вертикальную щель в древней бронзе. Сервитор поклонился, дребезжа костями и скрипя шестеренками, и повел их в темноту.

Стены тоннеля, по которому они шли, были составлены из той же массы деталей оружия: все они были сплавлены вместе и отшлифованы до блестящей ровной поверхности.

Вольк не слышал голосов, пока они не отошли достаточно далеко, чтобы потерять катер из вида.

Сперва он решил, что это всего лишь случайные сигналы в вокс-сети, но они не замолчали и тогда, когда он отключил все системы связи. Они не говорили ни на одном из известных ему языков, но Вольку казалось, что он почти понимает их. Оружие в его руках отзывалось тупой болью.

— Славься, Пертурабо, — громыхнул голос, отражающийся эхом от стен, когда они вошли в зал под высоким куполом. — Славься, Владыка Железа.

Восемь фигур стояли в центре зала. Тяжелые складки темно-красной ткани свешивались с их скелетоподобных тел. По краям мантий шли белые треугольники, напоминающие зубья пилы. Или просто зубы. В тени тяжелых капюшонов скрывались вытянутые черепа из черного металла. Некоторые из них напоминали освежеванные лошадиные головы, отлитые в железе; другие были узкими, похожими на лисьи. У одного и вовсе не было головы — только круглый рот с рядами металлических клыков. Вольк не видел оружия, но это не означало его отсутствия. Он знал, что оружие было здесь. Глядя на жрецов, он словно бы чувствовал пушки и клинки, ждущие под их мантиями.

— Ваше прибытие сюда — честь для нас, — сказал тот же голос, и Вольк задумался на мгновение — которому из восьми жрецов он принадлежал? или же они говорили все вместе?

Пертурабо не сводил взгляда с восьмерых, пока Железный Круг выстраивался за его спиной. Двадцать терминаторов, тяжело ступая, заняли места позади них, пусковые установки циклонных ракет приведены в готовность. Аргонис стоял рядом с примархом, Вольк — на шаг позади них обоих.

— Честь... — повторил Пертурабо, позволяя слову угаснуть эхом. — Где была честь, когда вы не отвечали на мой призыв утолить голод нашего оружия, когда иссякали наши возможности вести войну?

Жрецы молчали. Красные огоньки поблескивали в провалах их глазниц.

— Сарум держится в стороне, — сказал Аргонис, когда они только начали путь к миру-кузнице. — Они помогали союзникам Воителя, но они себе на уме. Мы не должны доверять им.

— Не думаю, что он намерен им доверять, — ответил Вольк. — Только получить от них то, что ему нужно.

Вольк знал, почему они явились сюда в поисках Ангрона: из всех сил, с которыми Сарум был достаточно близок, чтобы заключить союз, именно Пожиратели Миров были связаны с ним ближе всего. Ангрон покорил этот мир, и в процессе разрешил внутренний конфликт среди жрецов Сарума. Оружие и броня текли из кузниц в обагренные кровью руки Двенадцатого легиона. С тех пор, как началась война с Империумом, Сарум внешне служил интересам Воителя, но его жрецы не заняли сторону Новых Механикум Кельбор-Хала и не подчинялись никому, кроме самих себя. Им не доверяли, и сейчас, стоя рядом с ними, Вольк понимал — почему.

— Мы ждали тебя, Пертурабо, — произнес голос жрецов. Затем они зашевелились — восемь фигур разошлись по восьми точкам на окружности зала. — Ты должен пойти с нами.

Железный Круг сомкнул щиты, загрохотав гидравликой. Оружие навелось на цели. Вольк почувствовал, как подергивается оружие в его руках.

— Нет, — сказал Пертурабо, едва заметно покачав головой. — Вы дадите мне то, за чем я пришел, и после этого я уйду.

— Ты обретешь то, что ищешь, хотя и не назвал это, — сказали жрецы. — Ты получишь это — и больше того. Но мы не можем распоряжаться такими дарами. Ты благословен, Владыка Железа и Смерти. Ты увидишь сердце всего, и оно будет говорить с тобой.

Аргонис открыл было рот, но гулкий голос не позволил ему ничего сказать.

— Ты, кто прошел через Черную Звезду и искал оружие богов, — ты обретешь всё, что ищешь, если последуешь за нами.

Вольку казалось, что слова впитываются в его кровь. Холод и жар охватывали его. Он чувствовал в своем теле побуждение двигаться, следовать за обещанием в словах Красных Жрецов. Это не было похоже на желание. Это было похоже на голод.

— Вы знаете, почему я здесь, — сказал Пертурабо. До сих пор никто не упоминал про Ангрона или Двенадцатый легион.

Жрец с лошадиным черепом покачал головой. Лязгнули цепные зубья в его челюсти.

— Мы — хранители, — сказал он, и теперь голос исходил от него одного. Звук был как от шестерней, перемалывающих мясо. — Мы пришли лишь для того, чтобы проводить вас вниз.

— Вниз? — переспросил Аргонис.

Лошадиный череп повернулся к эмиссару.

— Вниз, — повторил жрец.

— Это высочайшая честь, — сказал жрец с акульим оскалом, видневшимся под красной полоской сенсоров. — От подобного нельзя отказаться.

Вольк был уверен, что Пертурабо отвернется, но Владыка Железа лишь коротко кивнул.

— Отведите нас к вашему откровению, — сказал он.

Жрец замер на мгновение, но затем кивнул в ответ.

Они покинули зал через дверь, которую Вольк не заметил, когда они только вошли. Он не знал, была ли причина в хитро расположенных углах стен или в технологических трюках, но, пока жрецы не подвели их к выходу, он мог поклясться, что здесь не было никакой двери. Тоннели, по которым они шли, становились всё грубее, обломки торчали из стен, преграждая путь, так что приходилось огибать лезвия копий и дула пушек. Воздух раскалялся, словно они приближались к гигантскому горну или к сердцу вулкана. Вольк вспомнил слова Пертурабо — «Отведите меня к вашему откровению», — и шок, очевидный в оцепенении жреца.

— В сердце их владений есть нечто, — сказал Пертурабо, шагая впереди Волька. Примарх коротко оглянулся, и его черные глаза поймали взгляд Волька. Затем он снова повернулся туда, где перед ним следовал эскорт жрецов. — Это, на самом деле, вопрос геометрии. Достаточно приглядеться к конструкциям силы, что возводят эти жрецы, прислушаться к словам, которые они произносят и оставляют несказанными. Эти создания не служат Омниссии Марса.

Вольк бросил взгляд на жрецов и белые зубцы по краю их мантий, которые казались черными в тусклом свете. Их глаза горели, точно угли.

— Они служат чему-то другому, — продолжал Пертурабо, — чему-то, что они хранили в тайне. Чему-то, что говорит в их снах о клинках и пушках. — Вольку показалось, что он расслышал улыбку в голосе примарха. Его пульс словно замер. Зрение размывалось по краям. Что-то было неправильно. Очень, очень неправильно.

— Мы встретим это, сын мой. Мы увидим нашу судьбу.

Все жрецы перед ними вдруг повернули головы; в шейных суставах резко щелкнули кости и механизмы. Вольк видел красные угли-глаза и железные улыбки черепов, и его плоть пылала, и крик боли разрывал губы, и он не шел, но падал в пустоту, и истребитель горел вокруг него.

— Ты умер, — сказал голос, звучащий в точности как голос Пертурабо. — Но ты можешь жить снова — в огне.

И Вольк выкрикнул свой ответ.

Коридор мигнул, вновь став реальностью. Жрецы шли впереди, как и раньше. Пертурабо шагал среди массивных автоматов Железного Круга, и его экзо-броня отзывалась гудением на каждый шаг. Вольк всё еще чувствовал жар собственной горящей плоти, но он ускользал, точно тающий сон. Смутный оранжевый свет просачивался откуда-то издалека впереди. Позади — он оглянулся — была лишь темнота. Вольк ощутил, как дрожь прошла по его броне и телу.

Что происходило с ним? Что происходило с ними всеми?

— Мы потеряли вокс-контакт с «Железной кровью», — сказал Аргонис и остановился, сжимая болтер в руке. Пертурабо остановился тоже, обернувшись к эмиссару. Жрецы за ним замерли.

— Мы потеряли связь с флотом, — ровным голосом ответил Пертурабо, — потому что мы находимся за пределами досягаемости его вокс-передатчиков.

— Покрытие флота должно охватывать весь спутник, — возразил Аргонис. — Если только наши хозяева не глушат его.

— Или же флот сейчас в миллиардах километров от нас, — сказал Пертурабо. Аргонис затряс головой. — Мы не просто прошли глубже в недра спутника. Мы прошли сквозь врата. Мы идем к самому сердцу Сарума.

Вольк слышал слова и знал, что они истинны. Красные Жрецы не отвечали, хотя Вольк был уверен, что они тоже слышали примарха. Аргонис не сводил взгляда с тоннеля перед ними, на его лице застыло сосредоточенное выражение.

Свет в отдалении нарастал. По стенам начали расползаться жаркие красные отблески. Вольк чувствовал это. Буквально чувствовал. Его нервы по большей части были выжжены после крушения и поспешной установки аугметики. Все ощущения превратились в поток информации от сенсоров. Но сейчас он чувствовал жар. Он распространялся по металлу его рук и ног и горячим дыханием касался кожи.

Жрецы остановились перед ними и, как один, повернулись к Пертурабо.

— Мы не пойдем дальше, — произнесли они слитным голосом, исходящим со всех сторон сразу. — Ты идешь один.

Пертурабо покачал головой.

— Они идут со мной.

— Как пожелаешь, — сказали жрецы, отступая в сторону.

Пертурабо шагнул вперед, но Аргонис поднял свой жезл, преграждая примарху путь Оком Хоруса.

— Куда ты нас привел? — спросил Аргонис.

— К ответам, — сказал Пертурабо и оттолкнул жезл прочь, не останавливаясь.

Мгновение Аргонис не двигался. Вольк оглянулся на него, уже следуя за примархом и Железным Кругом. Их глаза встретились: металл и кристалл — с чернотой Хтонии. На миг Вольку показалось, что он заметил что-то во взгляде брата — призрак эмоции, которую не мог понять. Затем эмиссар последовал за ними, и они прошли в раскаленное горнило, мимо склоненных голов жрецов.

Теперь светились сами стены — вишнево-красным, угольно-черным. Мешанина оружия уступила место грубому камню, прошитому вкраплениями кристаллов и искрами руды. На полу лежала пыль — серый, мягкий пепел, достаточно толстый, чтобы приглушать шаги терминаторов и автоматонов. Низкий рокот, похожий на течение огромной реки, нарастал впереди, за изгибом коридора. Вольк ощутил внезапное желание повернуться и зашагать назад, но ноги несли его дальше; механизмы и плоть работали безупречно, и жар опалял его чувства.

А затем они шагнули за последний поворот — в раскаленный свет сердца Сарума.

предыдущее

глава 1
главы 2-3
главы 4-5
главы 6-7
главы 8-9
скачать главу в формате docx

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous

---

Спортивный энтузиазм — хорошая штука, но массовый ор в двенадцать ночи немного пугает все-таки. Ну окей, я очень рад за нашу баскетбольную команду и за то, что они выиграли чемпионат — то есть я предельно далек от спорта, но люди добились цели и всё такое, это круто, пусть у них все будет хорошо. Но когда по этому поводу безумно орут со всех балконов, я, гм, пребываю в некотором охуении. Минут пятнадцать вот орали, дудели в дудки и даже, кажется, в какие-то жестянки колотили. Сейчас немного притихли, но еще издают звуки. Страшная сила — народное ликование (=
Апдейт: не, нихрена не затихли, продолжают. Полчаса, не меньше. Ну ладно, пусть радуются люди.

@темы: лытдыбр, Canada notes

---

Дочитал «Solar War», который день лежу в пепле. И прахе. И сам я тоже пепел.
Ну то есть типичное для Вахи «так плохо, что аж хорошо», вы понимаете. Но это реально крутая книжка. Осада Терры началась прямо отлично.

дальше, конечно, спойлеры

Во-первых, что охуенно удалось — это масштаб войны. Очень часто за «деяниями героев» он как-то теряется, и выходит, что по просторам галактики бегают у нас одинокие примархи и космодесатники, противостоя друг другу.
Но нет. Ересь — это ГЛОБАЛЬНАЯ война. Это жертвы, которые измеряются миллиардами, потому что мельче считать даже смысла нет. Это война на всех планах реальности, по всему обществу Империума — от примархов до последнего гвардейца, до последнего жителя безымянной станции на каком-нибудь астероиде или беженца на Терре. И это, конечно, пиздец. Но это и так очевидно.
При этом, несмотря на неотвратимость наступления еретиков (ну, мы все знаем, что внешнюю оборону они вынесут всю, основная битва-то должна быть на Терре), это самое наступление не выглядит катящимся по сюжетным рельсам — изнутри и Сигизмунд, и Джубал, и все остальные стоят до последнего, потому что как иначе-то.

Во-вторых, боже мое, Мерсади. (пятиминутка бессвязных воплей)
Она прекрасна. Семь лет просидеть в тюрьме, решить, что про нее уже все забыли — но когда надо действовать, она действует. И не сдается. Сбежать с атакованного тюремного транспорта вместо того, чтобы ждать, пока их расстреляют согласно протоколу? — окей. Уговорить владельца корабля, который ее подобрал, не выкидывать ее в вакуум, а все-таки помочь добраться до Терры? — уговорила. Когда команду перебили, собрать тех из беженцев, кто умеет как-то с кораблями управляться, и организовать их? — да не вопрос. Ну лапонька же.
И Локен, конечно. Один его наезд на Малкадора «какого хуя вы приказываете убить мою девушку моего друга» — это уже отлично. Бедный Малкадор, как он задолбался, должно быть, с этими паладинами (=. И да, мне додали трогательной встречи пейринга — немножко, но все-таки.
Ну и финальный плот-твист с одержимой Мерсади — это прямо ухх. Отсылки! «The man behind you», «I've heard you have a story», вот это всё. Замыкающийся круг. И тот факт, что: 1) Локена перемкнуло на Цербера, но отпустило, когда он увидел Мерсади и узнал ее; 2) Мерсади слушает стоящего за ее спиной демона, который предлагает убить Локена его же мечом — а потом разворачивается и хуячит этим мечом в демона. Трогательный последний диалог и красивое падение в реактор, потому что пока она жива — она проводник для варпа, а этого допустить нельзя.
В общем, вы понимаете, почему я тоже в пепел.

В-третьих, остальные персонажи тоже очень прямо очень, просто у меня уже букв не хватает. Один Абаддон чего стоит, с флэшбэками про Хтонию и братство (есть один, где его отец приказывает ему убить братьев-по-клятве, чтобы пройти инициацию — ну вот такие на Хтонии традиции — а Абаддон говорит «я не хочу быть королем» и убивает отца, потому что братья ему дороже). И очень няшные взаимоотношения с Лайаком (причем Лайак постоянно Абаддона троллит, я бы сказал «неужели жить не хочется», но таки да, этому-то уже давно не хочется). И вообще.
Остальные тоже мимими — Сигизмунд и упоротость, Джубал и его красивая гибель, примархи... как примархи, опять же. Очень клевая адмирал Су-Кассен, которая командует собственно флотом Солнечной системы (я зову ее адмираль, с мягким знаком, потому что няшечка — ну то есть она суровая женщина, конечно, но).

Еще всякое по мелочи — например, вставки из варпа, где Хорус говорит с Императором, а Император говорит с тенями Хаоса, стоящими за Хорусом. (бедный Хорус уже в режиме «папа, ну заметь меня!», а папе, конечно, не до того)
Стратегические и тактические финты ушами — заминировать спутники/станции вокруг Плутона и взорвать их нахрен, когда там уже будет полно вражеского войска. Это было сурово, серьезно.
Или вот главный вопрос, которым задаются защитники Терры на всех военных советах почти до конца книжки — уж полночь близится, а Хоруса всё нет «где бля Хорус?». Потому что ну вот Плутон штурмует Аксиманд, Нептун — Пертурабо, вон еще Абаддон зашел перпендикулярно плоскости эклиптики, но что-то маловато этого всего... А потом граждане еретики зафигачивают ритуал невиданной силы и открывают дырку в варпе прямо рядом с Террой (что вообще-то в норме невозможно, внутри системы в варп нельзя). Причем такую дырку, из которой торжественно выползают все оставшиеся флоты, с Хорусом, Ангроном, Фулгримом и прочей радостью.
«Ибо пали стены небес», как сказал в конце Дорн. И таки они реально пали.

Короче. Всем читать, страшно рекомендую.

@темы: записки литературоеда, сорок тысяч способов подохнуть