...седьмого идиотского полку рядовой. // исчадье декабря.
Название: Падение
Оригинал: Drop or Fall, LauraDoloresIssum; запрос на перевод отправлен
Размер: миди, 9504 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: оригинальные персонажи (Имперская Гвардия)
Категория: джен
Жанр: экшн, повседневностьвойна
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Доклад о произошедшем со взводом Элизиумского 17-го полка десантной пехоты особого назначения, полученный путем сенсорного извлечения от рядовой К. Танди и переведенный в письменную форму сервиторами Инквизиции.
Скачать: .doc | .fb2
3 622 985.М41, база Римивик, система Элизиум
Доклад о произошедшем со взводом Элизиумского 17-го полка десантной пехоты особого назначения, полученный путем сенсорного извлечения от рядовой К. Танди и переведенный в письменную форму сервиторами Инквизиции.
Состав взвода: комиссар Лилит Дженнингс [личный номер удален], проповедник Адептус Министорум Феодор Левскин [личный номер удален], оператор тяжелого вооружения Бетани Макка [личный номер удален], специалисты по лазерным винтовкам Эзекиль Августус [личный номер удален], Викторика Дэрроу (посмертно заклеймлена Excommunicate Traitoris) [личный номер удален] и Тигэн Харник [личный номер удален], пилот скиммера Катья Танди [личный номер удален], специалист по ближнему бою Корт Доминик [личный номер удален].
На момент составления отчета рядовая Танди пребывает в бессознательном, но ментально активном состоянии в госпитале Милосердия Алисии Доминики на Элизиуме. Глубокие хирургические исследования показали наличие многочисленных нечистых ксено-устройств, интегрированных в кожу, мышечную ткань, костный мозг, позвоночник и головной мозг (см. рис. 1—100), а также химические следы и изменения органов, соответствующие вмешательству эльдар. В начале исследований было установлено, что рядовая Танди сохраняет способность ощущать боль. Также в процессе активировались некоторые из ксено-устройств, после чего были немедленно применены обезболивающие, поскольку я счел наблюдение за этими эффектами еретическим. Поскольку удаление ксено-устройств станет фатальным, а вопрос, заслуживает ли рядовая Танди Последних Ритуалов, еще не был решен, мы не предпринимали действий в этом отношении.
Личное дело и военный билет рядовой Танди, включая награды, были переданы генералу Фионе Стил и лорду-комиссару Даниэлю Ганну, а также планетарному губернатору Элизиума Юлии Миранде Дэрроу. Ожидается, что вышеупомянутые лица обсудят ее праведное наказание в течение стандартной недели.
Император защитит.
Александер Ферран, инквизитор Ордо Еретикус.
— НАЧАЛО ОТЧЕТА —
Так было каждый раз: или высаживаешься, или падаешь. И, во имя Трона, ничего другого здесь не оставалось.
Философия была предельно простой. Когда мчишься в сотнях футов над землей — над вражеским огнем, океанами, бурями, вулканами, ковровой бомбардировкой — когда получаешь приказ о высадке, у тебя ровно два выхода. Или прыгать на собственных ногах из «Валькирии» и уповать на свою веру и умения, или тупить, заставляя сержанта вышвыривать тебя из открытого люка — и это, вероятней всего, будет твоей последней операцией. Либо ты высаживаешься и выживаешь — либо падаешь и умираешь. Как и всегда, каждая секунда требовала выбора, требовала мгновенно принимать решения с ясным разумом и недрогнувшим сердцем. Долг перед Императором всегда был беспощаден.
Она активировала блок контроля мысленных импульсов и соединилась со своей машиной. Длинные блестящие черные провода, точно металлические щупальца, вытянулись из основания ее черепа и аккуратно оплели небольшой выступ на приборной панели. Она дернулась в креплениях на сиденье — всего один раз — словно тысяча невидимых рыболовных крючков разом потянули ее во все стороны. Зрачки резко расширились.
Изнутри ее разум кипел молниями. Она была полна духом машины — духом, которому она неизменно возносила хвалы. Она была лишь крохотным продолжением ревущего дракона, тяжелого серого дракона, что выплевывал пламя и облака дыма. Ее человеческое имя рассыпалось пеплом в горниле, что было чревом дракона, и новое ее имя было «Молот ярости». Она даже не слышала, как собирали оружие и застегивали крепления безопасности. Ее уши наполняли постоянно меняющиеся показания приборов. Всё, что она видела — панорамный цифровой обзор «Молота». Она сидела бездумно и послушно, сама становясь машиной, ожидая приказов. Дух истребителя всегда получал свою долю истовых молитв, и его гудящее пение сотрясало ее кости, заставляло нервы дрожать в готовности. Ее пальцы легко лежали на рукоятях и кнопках, чуть подрагивая перед незрячим лицом. Легчайшее движение руки — и они с ревом взмоют вверх, преодолевая притяжение планеты. И вскоре останется только высаживаться или падать — как и всегда.
Соединение с духом «Молота» каждый раз было похоже на возрождение, словно бы ее жизнь не начиналась по-настоящему до этого момента. Ее мозг был перегружен ощущениями. Она сидела неподвижно 22,334 секунды после подключения, а затем, когда она уже начала забывать о человеческом теле, стальная рука тисками сжала ее плечо и голос комиссара Дженнингс выкрикнул ей в ухо:
— Поднимаемся, Эхо!
Первая секунда, когда они отрывались от земли, всегда казалась чистым волшебством. Чувство невесомости, подобия идеальному, чистому, бестелесному духу — пусть оно длилось лишь долю мгновения, но она всегда дорожила им. Ей часто снились полеты, и в снах этот момент растягивался на долгое-долгое время. Она втайне думала — не ощущает ли подобное Император каждую секунду, пребывая в бессмертном блаженстве на Троне. Вероятно, эти мысли — какими бы невинными они н казались — были ближе к ереси, чем следовало, и она (не в первый раз) поклялась изгнать подобные вопросы из своего разума, если они явятся ей снова.
Они взлетели вверх, точно пуля. Пальцы Эхо легкими движениями танцевали над панелью управления. Они взмыли над базой Римивик, окутанные пламенем. Перед ее взглядом и в ее мыслях не было ничего, кроме неба, а потом — космоса и звезд. Остальные девятеро — весь 13-й взвод — сидели молча. Между ними не было ни болтовни, ни пустого бахвальства. Все они, кроме только священника, выросли среди извилистых улиц и высоких башен Элизиума, и с юности были приучены к дисциплине в Схоле Прогениум. Только Августус, успевший поучаствовать всего в двух патрульных вылазках, не считая обязательного года в СПО, не носил красного шеврона на рукаве — знака ветеранов. Элизиумский 17-й не мог похвастаться инстинктами выживания обитателей подулья или боевой свирепостью уроженцев миров смерти, но они были хорошо оснащены, хорошо тренированы и имели опыт длительных операций за линией фронта.
Сейчас некоторые из солдат уже уснули, мудро предпочтя потратить на отдых то время, что было у них до следующей встречи с пиратами, — возможно, минуты, а возможно, и дни. Харник штопала разорванную форму. Августус и Доминик сидели рядом и молились, раскачиваясь и иногда приподнимаясь, насколько позволяли крепления, клянясь в верности Тому-что-на-Троне и уповая приблизиться к Его мечте о человечестве. Левскин, их сопровождающий из Министорума, громко восхвалял мощь Императора и Его волю, что обрушивает очищающий гнев на врагов человечества; солдаты из богобоязненности старались не спать хотя бы настолько, чтобы различать его слова. В нужных местах речи священника они кланялись или осеняли себя знаком аквилы — отработанным до мозга костей движением. Не исключено, что Дэрроу делала это, вовсе не просыпаясь.
Комиссар Дженнингс сидела впереди, рядом с пилотским креслом; на коленях у нее лежал болтер, а форма была безупречна, как и всегда. Она была их лидером, их палачом и их защитником. Нельзя было вспомнить и одного мгновения, когда взвод не ощущал бы ее дух, возвышающийся над ними, неосязаемый, но безмолвно угрожающий. Даже когда она была на другой стороне планеты, встречаясь со своим командованием, солдаты взвода говорили друг другу о том, что хотела бы увидеть комиссар, когда она вернется. Ее голос звучал в их головах, напоминая поплотнее зашнуровать ботинки или лишний раз проверить лазганы. Ее неустанная бдительность всегда держала их в напряжении, но они уважали ее за это. Лучше прожить жизнь в трудах и страхе, чем оскорбить Императора хоть единым мгновением. Она хвалила их за прилежание — всего пару раз, но они запомнили это и с гордостью встречали ее стальной взгляд. Сейчас она следила за взводом пристальным орлиным взором, замечая каждое движение, каждое бормотание во сне.
Теперь, когда они поднялись в космос и вокруг не было сигналов угрозы, Эхо послушно отсоединилась от «Молота», вновь чувствуя себя маленькой и неуклюжей; долгого слияния с духом машины рекомендовалось избегать. Она перешла на ручное управление, глядя на бесконечные равнодушные звезды и постоянно сверяясь с показателями приборов. Эсминец резко развернулся в пустоте и начал свой обычный долгий маршрут по кругу. Им предстояло медленно обойти патрулем субсектор, а затем направиться обратно на Римивик. В процессе они проведут четыре недели вместе в железной коробке двадцать футов в длину и семь в ширину. Здесь они будут тренироваться, мыться и молиться пять раз в день. Они будут есть и спать, не сходя со своих мест. Прослужив шесть лет вместе, никто особо не беспокоился о чрезмерной степени близости. Исключение составлял только Левскин, который то и дело притягивал косые взгляды: он единственный не был уроженцем этого мира, и его бледная кожа выделялалсь среди смуглых и бронзовых лиц. Он был неизвестным элементом в уравнении — его назначили в 17-й недавно, после того, как его предыдущий взвод отдал свой последний долг Императору.
Несколько часов они сидели в полном спокойствии, переговариваясь время от времени. Рядовой Макка достала колоду карт, и пятеро гвардейцев сыграли несколько партий. Вообще-то не рекомендовалось это делать перед комиссаром с болтером наготове, но Дженнингс только молча следила за ними, расслабленно сложив руки на коленях, иногда скрещивая ноги. Она была похожа на львицу, выжидающую добычу в высокой траве.
Примерно на четвертой карточной партии они обнаружили контакт. Дэрроу, которая обычно играла так себе, на этот раз выигрывала неплохие деньги, и Макка дразнила ее в своей привычной резкой манере. Рядовая Харник сдала карты и тут же осталась с одними шестерками. Рядовой Доминик перебирал карты, поднеся их почти вплотную к покрытому шрамами лицу — он плохо видел. Эхо прислушивалась к игре краем уха, не вникая в суть, когда один из индикаторов на панели мигнул, тут же привлекая всё ее внимание.
Взгляд ее черных глаз метнулся к показателям приборов.
— Контакт с неизвестным судном, — объявила она, и в ту же секунду все замолчали и напряглись в ожидании. Большинство немедленно нащупали свое оружие и сумки со снаряжением. Эхо нахмурилась, глядя на идентификационный код и название корабля. Если это и был готик, она его не понимала.
— Мэм? Что это за язык?
Комиссар Дженнингс оказалась за ее плечом, глядя на экран прищуренными глазами, точно подозревала его в серьезных нарушениях. В ее темном лице было столько суровой сосредоточенности, что оно напоминало металлический диск. Эхо сталкивалась с пиратами и еретиками, уходила от взрывов прометия и изъятия костного мозга и выжила под пытками только для того, чтобы избить своих палачей до смерти обломком трубы, но непосредственная близость к комиссару всё же заставила ее нервно дернуться.
— Легкий фрегат... — комиссар запнулась, разбирая скользящие слоги и переводя их на готик, — «Звездная стрекоза». Эльдарский язык, — с нескрываемым отвращением добавила она.
Все замерли. На лице Левскина читались одновременно рвение и страх. Эхо глянула в маленькое круглое зеркало, позволявшее ей обозревать отсек, и увидела, как гвардейцы обменялись взглядами. Не было нужды говорить вслух — все они знали друг друга достаточно хорошо. Не каждый день подворачивалась возможность убить ксеносов во имя Императора так далеко от линии фронта. Но, как неустанно напоминала им комиссар, каждый дюйм галактики — театр боевых действий, и каждое решение — акт войны.
Комиссар Дженнингс обвела взглядом своих подопечных. Эхо видела, как она отмечает их уверенность и спокойствие. Она знала, что комиссар ценит способность взвода инстинктивно понимать друг друга. Это не раз спасало их прежде.
— Вы — Элизиумский десантный, а не какое-нибудь там кадианское пушечное мясо, — сказала она когда-то прежде — лишь один раз, ибо этого было достаточно. — Ваши умения — редкие и ценные. Вы можете умереть, только когда полностью исполните свой долг перед Императором, и не раньше. Знайте друг друга и бдительно следите за ересью и мутациями.
Теперь же она только предупредила их:
— Помните, что ваша единственная слава — в том, чтобы сражаться и умереть за Императора. — Она повернулась к Эхо: — Готовь оружие. Доложи о нашей позиции, затем приближайся на ручном управлении.
Она не стала кивать, отдавать честь или говорить «так точно, мэм». Дженнингс считала, что самый уважительный ответ на приказ — немедленно исполнить его. Эхо нажала кнопку, со скоростью света отправляя в Римивик доклад, автоматически составленный системами корабля и, следовало надеяться, содержащий минимум ошибок. Они запросили подкрепление, но, чтобы добраться сюда, тем понадобится не меньше нескольких часов. Затем она опустила руку на рычаг возле своего сиденья и медленно сдвинула его вверх. Растущий рев двигателей заглушил все прочие звуки. Можно было лишь с трудом расслышать, как проповедник читает молитву громким хорошо поставленным голосом. Никто из взвода не шевелился, не считая движений глаз.
*
«Молот» несся сквозь пустоту, точно огромный камень, выпущенный из космической катапульты. Среди непредставимых расстояний между звездами и планетами сложно было определить направление или местоположение. Показатели скорости стремительно и неуклонно росли, но эти огромные цифры выглядели бессмысленными. Тем не менее, спустя несколько минут они увидели чужой корабль воочию.
Он был красив: сделанный из темного, словно бы органического, волокнистого материала, покрытый сложными узорами голубых символов. Его узкое, вытянутое тело несло четыре длинных солнечных паруса — прозрачных и невесомых, точно паутина. Ряды изогнутых шипов украшали нос и борта. Они все еще находились на краю системы Римивик, и потому слабое мерцание символов и лучи белого сияния, пробивающиеся изнутри, были единственным способом заметить настолько маленький объект, как корабль — во всяком случае, до тех пор, пока «Молот» не включил прожектор, заливая противника беспощадным желтым светом.
Эхо восхищенно наблюдала за ним через сенсоры. Больше всего она ценила в военной технике две вещи: корабли настолько быстрые, что от ускорения болела голова, и пушки, которые могли оставлять новые кратеры на поверхности лун. Или, если совсем упрощать, очень быстрые штуки и штуки, которые делают большой «бум». По этой причине она всегда относилась к беззвучно-ловким эльдарским кораблям с уважительной ненавистью. Если бы не отвращение к извращенным ксенотехнологиям, она была бы рада когда-нибудь попробовать порулить одним из них. Она не видела чужого оружия — слишком хорошо оно было встроено в очертания корабля — но знала, что оно есть. Эльдарский фрегат был почти вдвое больше имперского эсминца — тот был маленьким кораблем, большую часть которого занимал двигательный отсек, — но зато эсминец был куда лучше бронирован. Возможно, им даже удалось бы при необходимости пробить дыру в борту вражеского судна, но она знала, что этого никто не хотел. Таран всегда был рискованной стратегией, если только корабль не был построен специально для этого, и представлял опасность для команды.
Комиссар Дженнингс поднесла вокс-кастер к бледным губам. Ее голос не выдавал ни ненависти, ни отвращения.
— Эсминец вооруженных сил Империума «Молот ярости» вызывает «Нандорвин». Ответьте немедленно или познайте гнев Бога-Императора.
Спустя секунду в ответ раздался музыкальный голос, тщательно выговаривающий слова с едва заметным акцентом.
— Приветствую, Империум. Есть ли у нас общие дела?
— Молитесь, чтобы не было, — прозвучал холодный ответ.
Экипаж «Молота» переглянулся, когда из вокса донесся странный переливчатый звук. Это было подозрительно похоже на смешок.
— Разумеется.
— Вы находитесь в пространстве Империума без надлежащего разрешения. Сдайтесь и впустите нас на борт корабля, иначе вы будете очищены огнем.
— Я непременно передам ваше приглашение Провидцу этого корабля. Желаю вам легкого исхода. — Вежливая фраза могла с легкостью означать как пожелания приятной жизни, так и безболезненной смерти.
Вокс отключился. Комиссар уже с подозрением щурилась. Один из Провидцев — известных среди этой расы командующих-колдунов — на борту такого маленького и незначительного корабля? Ее недоверчивость отражалась в глазах всего взвода.
Комиссар задумчиво сложила руки за спиной. Здесь, на границе, каждый корабль мог разбираться с проблемами на свое усмотрение, не дожидаясь разрешения высших властей, а подкрепления, по понятным причинам, были недоступны. Предполагалось, что элизиумские патрули способны импровизировать. Как правило, лучше было разнести в прах любую рискованную ситуацию, а потом разобрать обломки. Тем более в случае с эльдарами — никто не хотел попадать к ним в плен. Рассказывали, что они пытают пленников до смерти во имя «Четвертого», какого-то еретического ложного бога. Эти спокойные, ловкие создания посвящали все свои усилия одной цели: продолжить свои жизни вопреки вымиранию их угасающей расы.
— «Дело праведных — уничтожать нечистых, ведьм и еретиков, где бы ни нашли их», — процитировал Левскин священные писания, хотя и немного нерешительно. — Император, даруй нам долю мощи своей.
Дэрроу криво усмехнулась, отбрасывая со лба преждевременно поседевшие волосы.
— При всем уважении к вам, проповедник, но мощь Императора всегда с нами. Вряд ли мы бы вообще выжили в этой галактике без Него. Да восславятся павшие первыми, вот что я скажу, — она сложила знак аквилы — с некоторым трудом, поскольку была вся увешана острыми клинками. Теоретически ее многочисленные ножи нарушали положения устава, но после одной на редкость неприятной стычки с пиратами (той самой, что закончилась для Эхо случаем с обломком трубы) все предпочитали просто не обращать внимания на такие мелочи. Даже если мелочи включали крохотное лезвие у самой шеи.
В этот момент вокс зашипел снова. Насмешка в текучем голосе была настолько отчетливой, что Эхо ясно представляла себе зубастую ухмылку ксеноса, который подносил микрофон к своим тонким губам.
— Империум. Провидец Нианаула приветствует вас и дает вам разрешение подняться на борт «Нандорвин», чтобы изучить наши документы. Уверяю вас, мы имеем полное право здесь находиться. — Ксенос даже не пытался скрыть свою ложь. Его наглая уверенность едва ли не сочилась из динамика. Комиссар положила вокс обратно на панель, не удостоив его ответом.
Эхо спокойно произнесла с пилотского места, не оборачиваясь:
— Мэм, сенсоры показывают, что они заряжают орудия.
Комиссар протянула руку назад и застегнула крепления. Ее голубые глаза горели огнем под козырьком фуражки; она ослабила ремень, удерживающий болтер в кобуре. Ее голос наполнил тесный отсек с тихой силой, несравнимой с сотней тяжелых пушек.
— Во славу Бога-Императора, милитарум.
Другие слова были не нужны. Эхо вновь подключилась к системе и перестала отслеживать, что делал остальной взвод.
*
Вдох. Рывок. Широко раскрытые глаза.
Враг уже включил маскировку. «Молот» прицелился наугад и выстрелил из лазерных пушек. Импульсы разошлись по широкой дуге, вспыхивая красным на невидимом корпусе. Враг ответил залпами из какого-то энергетического оружия, которое «Молот» не опознал и не смог получить никакой информации от сенсоров. Затем визуальные данные показали луч беспросветной черноты, вокруг которого изгибался свет — точно искажающий эффект от черной дыры. Корабли кружили друг напротив друга; «Молот» проскальзывал между лучами энергии и стрелял в ответ рассеянными залпами. Как только они попадали в цель, когитатор немедленно перенаправлял орудийные системы; это позволяло концентрировать огонь макропушек на нескольких целях сразу, и им уже удалось уничтожить одно из вражеских орудий и попасть в то, что когитатор считал слабыми местами в броне.
Если бы крошечный разум, что называл себя Эхо, попробовал сделать это вручную, ей бы понадобилось две головы и пять рук. Тем не менее, требовались все ее немалые умения, чтобы успевать уворачиваться и вовремя стрелять. «Молот» был меньше, но фрегат раз за разом оказывался быстрее. Он перенацеливал орудия едва ли не скорее, чем она успевала двигаться, и «Молот» вынужден был танцевать на самой грани — удерживая врага в пределах досягаемости орудий ближнего боя, но одновременно не настолько близко, чтобы фрегат смог ударить электромагнитным импульсом. Один только когитатор ни за что бы не справился.
На шестьдесят второй секунде битвы датчики зафиксировали большую пробоину в верхней части вражеского корпуса. Он-на-Троне был милостив к ним. Несмотря на сенсорную перегрузку от «Молота ярости», Эхо ощутила, как на ее плечо легла рука.
— Начинаем абордаж. Идем на таран, если потребуется.
Это был голос Приказа, столь же непреложный, как веление самого Императора. Ее разум сузился до набора простых и четких концепций. Не оставалось места для эмоций — только послушание и ненависть. «Молот» продолжал уклоняться, выжидая возможность, а затем устремился к пробоине на полном ходу. Когитатор ничего не ощущал, но искра слабого человеческого разума внутри Эхо тревожно замигала. Она не смогла бы сказать, откуда она знала, что делать — это было просто инстинкт, тот же инстинкт, который подсказывает солдату, что в спину ему летит пуля. Она вдруг обнаружила, что горячо молится духу машины и Богу-Императору, и нырнула вниз, поворачивая свое — машинное — тело вокруг своей оси. Залп кошмарных черных лучей краем задел ее борт; внутри, где-то за границей ее восприятия, человеческое тело дергалось в креплениях и кричало от фантомной боли, которую не мог ощутить металл, но мог представить смертный разум. Опоздай она на четверть секунды, и вместо пилотского места осталась бы дыра.
Пытаясь выйти из штопора, она скорректировала курс выхлопами реактивных двигателей. Она тяжело приземлилась на корму; системы автонаведения растерянно мигали, не зная больше, на чем фокусироваться, орудия бесцельно двигались из стороны в сторону. Если бы в космосе был звук, экипаж «Молота» несомненно услышал бы громкий хруст призрачной кости. Но «Молот» только с силой содрогнулся.
Взвод был готов: все выстроились у двери шлюза. Харник активировала автоматическую стыковку с корпусом вражеского корабля и открыла шлюз. Искусственная гравитация тут же отключилась. Харник и Августус спрыгнули вниз и принялись, не медля, вскрывать корпус. Чернота космоса смотрела на них, когда они погрузили мелта-резаки в то, что казалось пустым пространством.
«Молот» снова вздрогнул — еще одно близкое попадание. Корпус вражеского корабля мигнул, обретая видимость, и тут же исчез снова. Вскоре ксеносы должны были догадаться, под каким углом им нацеливать орудия. Если они разнесут стыковочный шлюз, это будет конец. Если удастся проникнуть внутрь чужого корабля, наверняка придется оставить свой собственный до тех пор, пока не прибудут подкрепления — если они вообще прибудут. Как и всегда, ошибки были недопустимы.
Почти прямое попадание наполнило разум Эхо предупреждающими сигналами и разворачивающимися столбцами данных. Казалось, ее с размаху бьют куда-то между глаз, а то и прямо в мозг. Провода в ее блоке контроля мысленных импульсов дернулись и автоматически отсоединились от приборной панели — несомненно, сохранив тем самым ее жизнь. Судорожно хватая руками воздух, Эхо упала в собственное кресло. Она очумело затрясла головой — ощущения были такие, точно ее несколько раз приложили черепом о пласткрит; «Молот» содрогнулся еще раз. Где она была? Почему она пыталась взлететь? Вокруг было столько дыма. Ее руки сами собой нащупали застежки креплений.
Тем временем, с помощью изрядной доли ругательств, молитв, пинков и попросту выстрелов из лазганов в упор, взводу удалось проделать в борту корабля дыру около метра шириной. Края дыры уже шипели и дымились, пытаясь срастись снова. Солдаты начинали задыхаться в загрязненном воздухе. Комиссар Дженнингс обернулась и очень отчетливо произнесла сквозь дым:
— Мужайтесь, ибо я веду вас, и моя вера несокрушима.
Она шагнула вперед первой. Быстро и легко гвардейцы один за другим спрыгивали вниз в дыру, иногда обламывая ее края. Левскин поспешил обратно к пилотскому креслу, где Эхо, все еще немного оглушенная, перекидывала через плечо сумку со снаряжением.
— Император защитит, — прокашлял он и ухватил ее за плечи, немедленно начав спотыкаться. Вместе они добрались до проема, где Макка ждала последних, пересчитывая взвод по головам.
Эхо прыгнула вниз.
Рефлексы, вбитые тренировками, заставили ее тело сгруппироваться и расслабиться так, как необходимо было для приземления. Она пружинисто выпрямилась, глядя вперед, уже полностью придя в себя. Макка аккуратно приземлилась следом за ней, прикручивая сопло огнемета. Они оказались в изгибающемся, будто бы живом коридоре, освещенном голубым светом, который их фотовизоры превращали в выцветший черно-серый фон. Каждый из членов взвода был обведен зеленым, и рядом высвечивались ярлычки — личные идентификаторы, сердцебиение, дыхание, относительная позиция. Кроме них, в коридоре никого не было. Слышно было тихое гудение электричества и медленный шуршащий звук, похожий на дыхание. Корабль пах старой костью, и еще немного — ксеносским запахом и кровью. Наверху дыра в обшивке неторопливо закрывалась, точно затягивающаяся рана.
Они передвигались быстро, держась вплотную друг к другу, обмениваясь сообщениями с помощью жестовых сигналов. Камуфляжное покрытие брони защищало от случайного взгляда, но не смогло бы укрыть от острых глаз ксеносов. Доминик, сжимая штык с мономолекулярной заточкой в одной руке и нож в другой, держался рядом со священником, который слишком медленно двигался и слишком громко дышал, оглядываясь по сторонам с неприкрытым любопытством. Эхо подавила свое раздражение. Он, конечно, не был гвардейцем, но зато он вернулся за ней прежде, чем это пришлось бы делать Макке. К тому же, он представлял волю самого Императора и уже этим заслуживал уважения.
Они подошли к месту, где коридор сворачивал за угол. Комиссар достала зеркальце и быстро проверила местность. Вскоре Эхо увидела причину гнева в ее глазах: этот коридор тоже был пуст. Взвод обменялся мрачными взглядами.
Эхо могла поклясться, что за спиной она расслышала тихий смешок. Слух у нее был не такой хороший, как зрение, но она была уверена — ей не показалось. Она дважды постучала по стене, привлекая внимание взвода, затем вытащила нож и направилась в обратном направлении. Шаги звучали просто ужасающе громко. Но враг был либо слишком самоуверен, либо неопытен — она слышала, как он двигается по коридору прямо перед ней. Она бросилась вперед, вонзая нож во что-то.
Раздался крик на неизвестном языке, и невидимый вес обрушился на Эхо, сбивая ее с ног. Оно было покрыто острыми шипами, которые угрожали вонзиться между пластинами ее брони, пока она пыталась отшвырнуть его. Августус и Харник подняли оружие, но понимали, что стрелять пока не стоит. Слишком быстро — она не успевала среагировать — руки противника стиснули ее шею. Не представляя, за что она ухватилась, Эхо ударила туда, где, по ее предположениям, было лицо ксеноса. Керамитовый кулак болезненно столкнулся с чем-то твердым, слегка округлым и полностью гладким. Раздался хруст ломающихся костей — от шлема ксеноса, а не от ее руки, слава Императору. От шока противник ослабил хватку. Эхо вспомнила совет старого сослуживца, давно уже обретшего покой под десницей Императора, и как только могла быстро ухватила ксеноса сзади за пояс. Она нащупала маскировочный генератор — крохотную шипастую штуку, похожую на стручок с семенами, — и потянула, не обращая внимания на шипы, врезающиеся в ладонь. Невидимость исчезла как раз вовремя, чтобы она могла увидеть, как ксенос снимает разбитый шлем и отшвыривает его прочь.
И потому она сделала то, что сделал бы любой солдат Астра Милитарум: ударила головой в его лицо изо всех сил, вложив в это движение каждый мускул в своем теле. Воротник брони не позволил ей сломать себе шею. Ксенос отшатнулся — пусть и не оглушенный, но достаточно дезориентированный. Два выпуклых прямоугольника на ее шлеме оставили четкий отпечаток на его лбу. Прежде чем она успела оглянуться, Харник и Августус уже нацеливали лазганы. Ксенос что-то проворчал и чуть усмехнулся, а затем неохотно поднял руки.
Они усадили его спиной к стене, заставив заложить руки за голову. Макка и Дэрроу держали под прицелом все направления. Эхо никогда раньше не видела ксеносов любой расы без брони, и она внимательно изучала его, торопливо перевязывая кровоточащую руку. До сих пор ей не встречалось столь неприятное существо. Он был высоким и тощим, будто кто-то взял нормального человека и вытянул его в длину, раскатав скалкой. Все черты лица были на месте, но только ноздри были чересчур узкими, а радужки занимали слишком много места в глазах. Заостренные, точно листья, уши слегка загибались вверх. Кожа была неестественно белой, как у гипсовой статуи, и на лице застыло неподвижное, точно у статуи же, выражение жестокой решимости и презрения. Волосы были почти как у человека, темные и завязанные в высокий хвост на макушке. На лбу уже наливался краской след от удара, со злорадством отметила Эхо. Темная броня была покрыта шипами, и среди них можно было заметить бледные камни, расположенные группами по три штуки.
— Маленькие люди, — произнес ксенос мелодичным голосом, с трудом выговаривая слова. — Вы все умрете здесь, и вы будете кричать.
Августус ударил его в лицо. Доминик улыбнулся, отчего шрамы на его лице растянулись. Ксенос принял удар без всякой стойкости — крича и смеясь. Что еще отвратительнее, он, казалось, наслаждался болью.
Доминик приставил острие штыка к его уху.
— Где ваш командир?
Ксенос захихикал, тяжело дыша от страха. Похоже, он просто неспособен был выражать всего одну эмоцию.
— Я ничего не скажу вам, — ответил он, и было ясно, что ничего иного не добьются.
Макка яростно выдохнула через нос. У них не было времени для допроса. Нужно было двигаться дальше.
Комиссар подошла ближе и, не моргнув глазом, приставила болтер к коленной чашечке ксеноса и выстрелила. Наушники в шлемах не позволили им оглохнуть, но выстрел все равно прозвучал точно взрыв бомбы. Нога ксеноса практически испарилась; тонкий слой крови и измельченной плоти покрывал пол. То, что осталось, разлетелось на несколько небольших кусочков. Доминик спокойно отошел в сторону, чтобы избежать одного из них, медленно сползающего с потолка.
Потребовалось несколько секунд, чтобы различить крики ксеноса, а затем комиссар зажала ему рот рукой. Он застонал, слабо дергаясь.
— В каждой войне неизбежно возникает один и тот же вопрос: сколько мучений может вынести твое тело? — Дженнингс говорила так спокойно, будто не была занята ничем существенней прореживания сорняков в саду. — Эти грязные ксеносы даже создали из этого забаву для себя. Но ответ лишь один: насколько сильно ты хочешь жить? Насколько сильно тебе нужно победить? Гвардеец, умирающий от дюжины ран, еще может стоять и смертельно ранить врага. Но эти отбросы? — она дернула головой в сторону ксеноса, который, похоже, бился в припадке от болевого шока. — У них нет близких и нет веры. Они трусливы и больше всего боятся потерять свою жизнь. Солдат Имперской Гвардии свободен от подобных сомнений и слабостей.
Еще один выстрел болтера разнес ксеносу голову. Дженнингс выпрямилась.
— Нам придется устелить трупами наш путь через этот корабль, пока мы не найдем их нечестивого командира и не уничтожим его. Оставайтесь мобильными и не выпускайте друг друга из вида, и мы утопим их в их собственной крови. Проповедник, прошу — любая молитва, которую вы сочтете подходящей.
Левскин никак не мог открыть замок на своем сборнике священных текстов — слишком дрожали руки. Он несколько раз нервно прочистил горло, но наконец запел. Возможно, это попросту была единственная молитва, которую он сейчас помнил.
— «В огне пылающем и по углям раскаленным...»
— Император, — хором подхватили они все.
— «Мы следуем Твоему пути. По тверди планет и пустоте космоса...»
— Император, — они изо всех сил старались, чтобы это слово вселяло страх в любого, кто слышал его.
— «Мы несем Твой свет. В лицо еретикам и нечестивым...»
— Император! — их голоса звучали в унисон, громко, точно рев мотора.
— «Мы возглашаем Твою ненависть. В жизни и смерти...»
— Император! — даже стены дрожали от этого слова.
— «Мы — слуги Твои. Пусть всё иное падет...»
— Император!
*
Они двинулись дальше: Дженнингс и Доминик — впереди, Макка — прикрывая тыл. Довольно долго они не видели врагов, но замечали знаки, которые те оставили; брошенные инструменты, предметы одежды, какие-то непонятные, странные и запятнанные кровью вещи. В каждой комнате они искали невидимых воинов; в каждой комнате не оказывалось никого.
Наконец они добрались до перекрестка, от которого отходило больше ответвлений, чем попадалось им до сих пор. Ксеносы, вероятно, пользовались некими непостижимыми для людей способами, чтобы ориентироваться на корабле; они не видели никаких знаков или отметок на серых стенах, кроме вездесущих букв. Проверив боковые коридоры, они наконец приняли решение и зашагали прямо вперед. Преодолев очередную дверь, они обнаружили себя в просторном овальном зале, напоминающем внутренности гигантского яйца. Огромные сферы и лучи света, похожие на кусочки галактик, парили над головой. Эхо достала магнокуляры, которые унаследовала от своего деда, и прищурилась. Разглядеть было сложно, но, вероятно, каждая светлая искра на самом деле была крохотным осколком того же похожего на кость материала, из которого ксеносы делали корабли и оружие. Для каких целей нечестивой расе нужно было всё это пустое пространство — Эхо не могла даже представить. Какие-нибудь бессмысленные развлечения, не иначе. Единственный путь вперед лежал по длинному, тонкому белому мосту, накрытому какой-то разновидностью силового поля. Они поднялись на мост, ступая очень, очень осторожно.
Спустя некоторое время — за которое ничего не произошло, и это настораживало всё сильнее — они сошли с противоположного конца моста. Перед ними находилась двустворчатая дверь, а высоко в стенах были отверстия, через которые проходили туда и обратно мерцающие сферы. Чем бы ни было это место, оно выглядело важным, и это было единственное, что им нужно было знать, чтобы очистить его лазганами и огнем.
Дверь была заперта. Августус и Харник снова достали мелта-резаки. Макка, разбежавшись, врезалась в дверь всем своим мускулистым, покрытым шрамами от ожогов телом — дверь только громко хрустнула.
Провидицу Нианаулу ни с кем нельзя было перепутать. Она была неестественно, пугающе спокойна. Ее лицо, казалось, сияет внутренним светом, точно маска, поставленная перед огнем. Голова ее была открыта, и она выглядела безоружной — на ней был только нагрудник, наручи и поножи поверх темно-синих одежд. Даже шипы на ее броне были сделаны из драгоценных камней. Руны всевозможных размеров покрывали ее одежду и доспехи и даже были вытатуированы синими чернилами на каждом видимом дюйме ее кожи. Вокруг нее висела туманная аура, что-то вроде облака, которое двигалось, будто под легким ветерком. Шепчущие голоса звучали из этого облака, хотя Эхо не могла разобрать, что они говорили. За Провидицей выстроилось в молчаливом ожидании, вероятно, всё население корабля — они стояли кругами и рядами на широкой террасе и дальше, на лестнице и внизу у бассейна. Эхо показалось, что где-то в задних рядах она разглядела и не-воинов, облаченных в свободные, мягкие на вид одежды.
Вокруг Провидицы стояла группа солдат — в полной броне и в безликих шлемах, отмеченных выгравированным изображением паука, висящего на нити паутины. Они держали ружья и длинные зазубренные мечи на изготовку. Один из них что-то сказал Провидице на своем языке, в ответ на что комиссар подняла болтер и сделала предупредительный выстрел. Патрон взорвался в воздухе небольшим кроваво-красным фейерверком. Если ксеносы и устрашились, они были слишком дисциплинированы, чтобы это показывать.
Взмахом руки Провидица приказала своим сородичам оставаться на месте. Опираясь на посох, который напомнил Эхо алебарду Министорума, увешанную печатями чистоты, она медленно приблизилась. Ее глаза, переливающиеся черным, серым и синим, внимательно изучали каждого из гвардейцев. Ее голос был мягким и мелодичным, и в нем звучали странные отголоски, исходящие словно бы ниоткуда. Она безупречно владела низким готиком.
— Я знаю, как закончится этот день, мон-кей. Я знаю, как закончится каждый из дней. Я пришла не затем, чтобы просить вас сдаться. Я знаю, что вы готовы умереть, убивая каждого из обитателей моего корабля, стоящих перед вами — и поэтому я стою перед вами первой. Я также знаю, что вы падете передо мной сегодня, и хотя я не желаю утешать вас гибелью моих сородичей, я хотела бы избавить вас от мучительной смерти, которую мы обычно даруем вражеским воинам. Я ожидаю от вас уважения, ибо отдать иной приказ будет для меня отменным развлечением.
Итак, мое предложение — мы решаем это дело так, как принято среди эльдар. Поединком. Я — против вас всех сразу (уверена, что именно таков стиль Имперской Гвардии), до невозможности продолжать бой. Если вы победите, я позволю вам взять меня в плен и доставить на одну из ваших, — она едва заметно поджала губы, вероятно, мысленно редактируя возможные эпитеты, — планет, какая бы безблагодатная судьба ни ждала меня там. Если же я одержу победу, все вы станете моими пленниками. — Провидица подняла два пальца на левой руке, и тут же ее облаченные в черное стражи нацелили на них два десятка стволов. — Если откажетесь — умрете: либо от отравленных осколков кристаллов, что наполнят ваши тела ядом и заставят отказать все органы, либо от мономолекулярных сюрикенов, что рассекут вашу броню и разрежут каждый квадратный миллиметр вашего тела. Это зависит от того, окажетесь ли вы забавно медленными или просто раздражающе медленными.
— Солдаты, опасайтесь этих предательских речей. Во имя Императора, не склоняйтесь перед ксеносами! Их ложь — лишь пустой плевок в лицо Его мощи!
— Единственные плевки, которые я вижу, исходят от вас, — заметила Провидица. Левскин замер, уставившись на нее. Из его носа вытекла капля крови. А затем — и это никого не удивило — он упал замертво.
Комиссар бросила на него мимолетный взгляд:
— Он всего лишь цитировал. Это его работа.
Эльдарка равнодушно расправила рукав.
— Он был слишком громким. К тому же, я слышала подобные оскорбления от каждого человека, которого мне доводилось встретить. Стоит ли надеяться, что когда-нибудь вы превзойдете себя и придумаете что-нибудь новое?
— Твой наряд выглядит так, будто рыба-шар подавилась какими-то шторами. Если бы я так одевалась, меня бы тоже ни один мужик не захотел. Неудивительно, что ваша раса вымирает!.
Комиссар Дженнингс оглянулась, отыскивая, кто из ее солдат это сказал. Ее тонкие губы дрогнули, словно бы она пыталась скрыть улыбку.
— Что, этого ты не предвидела, ксено-ведьма? — Харник бесстрашно встретила взгляд эльдарки.
Провидица медленно моргнула:
— Должна признаться, нет. Я не растрачиваю свой дар на такие ничтожные мелочи.
Повинуясь взмаху ее руки, силовые поля поднялись вокруг террасы и сомкнулись наверху, оставляя овальную арену, где были только они и Провидица. А в следующий момент — казалось бы, ничем не примечательный — всё изменилось. Возможно, причиной тому была смерть их соратника, смерть человека со святыми словами Лектицио Дивинитатус на устах. В этот момент незримая сеть, объединяющая взвод в единое целое, натянулась и зазвенела. Не нужно было зрения или слуха, чтобы ощущать тела товарищей почти так же ясно, как свое собственное. Время замедлилось. Эхо отчетливо чувствовала плечо Харник по одну сторону от нее, Августуса по другую. Ее шаги уже не принадлежали ей одной. Не поворачивая головы, она ощущала, как Доминик — ровно за границей ее поля зрения — напрягает предплечья. Она даже могла прикинуть ограничения его слабеющего зрения и понять, где ей нужно будет это компенсировать. Дэрроу, похоже, чувствовала себя не лучшим образом. Ее ноги немного дрожали, а дыхание сбивалось. Эхо поняла, что знала это уже некоторое время, даже не замечая. Машинные духи их оружия и визоров в шлемах казались единым существом. И в то же самое время, как она осознала всё это разом, взвод поднял оружие в идеальном синхроне. Они вместе шагнули вперед. Они выстрелили.
Провидица метнулась так быстро, что на мгновение показалась невидимой. Каким образом ей удалось уклониться от всех выстрелов сразу — Эхо не могла понять. Ее спина выгнулась так, будто в ней вовсе не было костей. Затем она оказалась в середине строя и ударила об пол посохом. Ударная волна явно не была направлена на то, чтобы убить их; их разбросало широким кругом, и не оглохли они только благодаря наушникам в шлемах. Походный ранец Эхо смягчил падение, когда она ударилась в стену и тут же вскочила на ноги, вскидывая лазган и стреляя на бегу. Эльдарка легко и изящно шагнула в сторону, точно исполняя фигуру танца; Эхо стиснула зубы от такой наглости. Она выстрелила снова, и одновременно с ней Макка, приподнявшись на локте, направила поток пылающего прометия. Эльдарка перекувыкрнулась над струей пламени, подхватив полы своих одежд и невесомо приземлившись — только затем, чтобы встретиться с окованным керамитом сапогом комиссара, врезавшимся точно ей в лицо. Мгновение застыло, точно картинка с пропагандистского плаката: комиссар одной рукой поправляла фуражку, а другой сжимала зубчатый меч; левая нога была поднята почти вертикально, дотягиваясь до ксеносского лица, несмотря на высокий рост противницы. Взвод, конечно, игнорировал слухи о том, что в свободное от службы время Дженнингс занималась танцами, но сейчас, глядя на ее ноги и позу, в это легко можно было поверить.
Эльдарка отлетела на пол, но, прежде чем на ней успели сосредоточить огонь, непостжимым образом восстановила равновесие и снова ускользнула. Чей-то лазган (возможно, подумала Эхо, это был ее собственный) проделал дыру в ее развевающихся одеждах. Если она и была разгневана или унижена, на бесстрастном лице ничего не отражалось. Перегруппировавшись, гвардейцы продолжали атаку. Точно стая птиц, которые чуют друг друга в полете, они сходились и расходились, снова и снова обрушивая на одинокого противника шквал огня и отступая. То и дело кому-нибудь требовалось сменить обойму, и остальные прикрывали его выстрелами. Макка расчерчивала поле боя залпами огнемета, и они пытались загнать врага в угол, чтобы позволить Доминику или Дженнингс нанести удар, или отвлечь Провидицу и дать шанс чьему-нибудь меткому выстрелу. Соблюдая правила поединка, поначалу они сдерживали очевидно смертельные удары; комиссар даже пренебрегла болтером в пользу силового меча. Но вскоре стало ясно, что даже смертельной интенсивности едва хватало для того, чтобы хотя бы поцарапать врага.
Эльдарка была самым быстрым противником из всех, с кем Эхо до сих пор сталкивалась; она проскальзывала между выстрелами лазеров и мгновенно исчезала из ближнего боя. Ее еретические силы, казалось, позволяют предугадывать атаки еще прежде, чем те могли состояться, и потому взводу оставалось только удерживать рассеянный огонь достаточной интенсивности, чтобы иметь возможность попасть в нее. Возможно, эльдарка и впрямь была уязвлена их первоначальным успехом — теперь она явно была намерена не позволить им его повторить.
У нее не было оружия, кроме усеянного кристаллами посоха, который постоянно менял длину и форму. На близком расстоянии он превращался в меч; на дальнем — в шест. В любой из форм он испускал лучи нечестивой энергии, вызывающие парализующую боль, галлюцинации и всепоглощающий ужас. Время от времени эльдарка, взмыв в прыжке, опускалась совсем рядом с ними, наносила несколько ударов и исчезала, прежде чем взвод успевал ответить. Один раз ее меч, дотянувшись самым краем лезвия, рассек щеку Эхо, заодно аккуратно отрезав прядь темно-рыжих волос. Она едва не потеряла сознание от боли. Казалось, будто в нее вонзились тысячи раскаленных докрасна ножей. Голоса, полные ужаса и страдания, кричали на невыносимой громкости. Ее разум наполнился странными образами: птица из разноцветных огней, проглоченная обнаженной фигурой; заброшенные дома, затянутые красным мхом; ряды колонн и зеркал, среди которых смутные силуэты переливали из сосуда в сосуд неизвестные жидкости; планеты, рушащиеся под собственным весом; целые звездные системы, затягиваемые в чудовищный провал, и миллиарды их умирающих обитателей. У нее подогнулись колени, и слезы чистого, невыразимого ужаса потекли из глаз. Прежде чем она успела хотя бы прижать ладони к ушам, чтобы заглушить кошмарные крики, всё исчезло. Она подняла лазган и продолжила стрелять. Хотя она еще не знала об этом, но этот порез, едва достаточный, чтобы пустить кровь, станет единственным шрамом, который она будет носить всегда.
Сперва они избегали этой неназываемой ереси. Они не осквернили свой мундир страхом перед темными силами ксеносов, но предпочитали не сталкиваться с ними напрямую. Один-единственный удар нарушил их строй и разбросал их всех в стороны. Взвод мог не пережить второго. Но, милостью Императора, они пока сохраняли построение и головы на плечах.
Макка упала первой, пропустив прямой удар в плечо. Огнемет выпал из ее рук, когда она начала кричать и биться в конвульсиях. Единство взвода распалось; она неподвижно осела на пол, истекая кровью из приоткрытого рта. Она еще дышала: похоже, эльдарка собиралась сдержать свое кошмарное обещание не убивать их. Они не остановились даже на долю секунды — просто не осмеливались. Вскоре после этого эльдарка расправилась с Домиником, отправив в него полный заряд своего оружия, пока он вместе с Харник пытался обойти Провидицу с фланга. Движимая яростью, Харник как-то ухитрилась (один Император знает как) подпрыгнуть и уцепиться за эльдарку всем своим тощим жилистым телом, крепко держась за ее шею, пока та кружилась, уворачиваясь от выстрелом. Ее руки и ноги были заняты, и потому Харник отставила правила боя и пустила в ход зубы, успев оставить несколько глубоких укусов на лице ксеноса, прежде чем ее отшвырнули и бесцеремонно прикончили.
В Имперской Гвардии гибель одного солдата едва ли заслужит чего-то большего, чем короткая пометка в журнале писца. Где-то в бесконечных бюрократических хранилищах Адептус Администратум есть, если верить слухам, библиотека — столь огромная, что за тысячи лет заняла внутренность целой планеты. Содержится там ни что иное, как неисчислимые журналы, заполненные кривыми отметками — один росчерк обозначает гвардейца, погибшего на службе Императору. Десятки цветов и тысячи оттенков чернил, книги всех размеров и форм, страницы то белые и свежие, то желтые, заплесневелые, гниющие прямо на полках, убранные прочь и никогда не открытые снова. Самые старые из них, вероятно, рассыпаются в пыль, когда живущие там клерки, никогда не видевшие солнечного света, с силой вталкивают другие книги поверх разваливающихся переплетов, вспугивая гнездящуюся между полок моль, чтобы освободить место где-то в тысяче миль оттуда для других, новых журналов, заполненных от начала до конца такими же отметками. Это библиотека, книги которой не предназначены для того, чтобы их читали или ссылались на них, — только для того, чтобы заполнять полки и складывать там, и оставлять гнить столетиями, и складывать новые взамен рассыпавшихся, и этот механический, бессмысленный труд продолжается вечно.
Сами же гвардейцы принимают гибель сослуживцев куда ближе к сердцу. Более того, в большинстве подразделений смерть одного из солдат обычно говорит остальным, что они вряд ли смогут справиться лучше. Отдельные гвардейцы — лишь хрупкие шестеренки в огромной галактической машине войны, и часто превосходящая численность — единственная надежда выжить для целых рот и даже полков. И потому большинство гвардейцев, даже самые диспциплинированные, теряют боевой дух, когда их соратники гибнут, и быстро впадают в панику, если их погибло достаточно много.
Несомненно, эльдарка рассчитывала, что с ними произойдет то же самое.
Но вместо того, чтобы утратить отвагу, взвод лишь обрел еще большую решимость и ярость. Становилось всё яснее, что они с тем же успехом могли бы сражаться луками и стрелами против бури, но пока у них оставались их умения и вера в мощь Императора — ни один бой не был безнадежным. Их осталось всего четверо, и они сменили тактику. С комиссаром во главе они поливали противника беспощадным огнем, ударяя и отступая, пока их лазганы не раскалились от выстрелов. Им не удавалось нанести ведьме настоящего ущерба, но они определенно прожгли еще немало дыр в ее одежде и броне. Что еще важнее — теперь они наступали без страха, выдерживая один удар энергии из посоха за другим чистой силой воли. Похоже, это по-настоящему удивило эльдарку, и на несколько мгновений она практически выключилась из битвы, небрежно уходя из-под выстрелов размытыми движениями.
Дэрроу вдруг начала спотыкаться. Ее руки дрожали на прикладе, а колени, казалось, вот-вот подкосятся. Эхо рискнула потратить драгоценную секунду, чтобы оглянуться на нее. Взгляд Дэрроу метался из стороны в сторону, кожа приобрела тревожный восковой оттенок. Она изо всех сил хмурила лоб, точно пыталась отогнать наступающую мигрень. Но если это и была болезнь — то в ней не было ничего естественного. Из ее носа брызнула кровь, смешанная с черным порохом. Ярко-голубые перья, скользкие от пота, прорастали из-под ее шлема и дальше на лице. Лезвие у ее шеи и лазган в руках разбрасывали искры; то и дело между ними вспыхивала электрическая дуга.
Эхо не задавалась вопросом, почему это проклятие настигло их так неожиданно. Она вряд ли когда-нибудь узнала бы, и это к лучшему. Некоторые знания запретны не просто так. Она знала лишь долг перед своей планетой и душой своей соратницы, и была готова исполнить его, не сходя с места. Она нацелила лазган в лицо Дэрроу. Колдовство и мутации непозволимы, а здесь были явные признаки того и другого; никакие эльдары не могли бы сделать такое. Она видела в прицел, как глаза Дэрроу, все еще бешено мечущиеся, чтобы уследить за Провидицей, начали обретать цвет крови.
Не было времени для жалости, скорби или колебаний. Эхо выстрелила.
Лазерный заряд рассыпался искрами в воздухе. Шлем Викторики разлетелся на куски, и ее снежно-белые волосы окружили голову искрящимся нимбом. Освещенная потусторонним светом, словно бы сочащимся из каждой складки ее формы, она поднялась в воздух, влекомая некоей еретической силой. Ее рот раскрылся неестественно широко, открывая водоворот туманностей и звезд внутри. Она взревела — нечеловеческий звук, точно ураган, обретший голос. Все её бесчисленные ножи вырвались на свободу, разрывая ткань формы, и повисли вокруг, медленно вращаясь. Затем они разлетелись во все стороны, точно шрапнель, сопровождаемые сбивающим с ног ветром. Следующий порыв ветра ударил взвод с силой приземляющейся на них «Валькирии», срывая броню, но — волею псайкера или милостью Императора — основной удар приняла на себя Провидица. Ее подбросило в воздух, впечатав в стену силового поля, и она рухнула вниз. Викторика взмахнула рукой; потрескивающие алые молнии змеились между ее горящими глазами и кончиками пальцев. Ее лицо застыло в ужасающей спокойной радости; с каждой секундой она становилась всё дальше и дальше от того, что Эхо могла бы назвать человеком. Она развела руки, и молнии брызнули во все стороны. Где-то позади закричал Августус, но единство взвода уже распалось, и она не могла сказать, где именно он был. Эхо нырнула в укрытие за труп Левскина и почувствовала, как молния ударила в него вместо нее. Поднялся смрад горелого мяса; она даже услышала, как зазвенели монеты в его кармане.
Эльдарка уже поднялась на ноги, окруженная своим туманным облаком. Шепоты стали громче, развевая ее одежды. Викторика встретилась с ней взглядом. Воздух между ними на мгновение обратился в желчь, затем в стекло, затем в радужных насекомых. Эльдарская ведьма подняла тонкую руку. Один-единственный импульс воли — и всё было кончено. Голова Викторики откинулась назад, неестественный свет в ее глазах погас, и она упала. С отвратительным звуком ее позвоночник сломался, и она осталась лежать на полу мертвой.
— Как жаль, — произнесла Провидица во внезапно наступившей тишине. — Я...
*
Cognoscere, знать. Cadere, падать. Властный женский голос. Тяжелое дыхание в темноте. Толстая черная цепь, свисающая с железного подсвечника. Imperium, сила. Ересь, скверна, колдовство и мутация. Вонь горящего прометия в холодный день. Головные боли в детстве. Тренировки, учения, работа. Чувство полета, зависающего в воздухе тела, когда она выпрыгивала из люка «Валькирии». Бойся псайкера, отвергай нечистых. Cognoscere, знать. Cadere, падать. Кулаки и дубинки, врезающиеся в ее тело, вопрос взросления. Уроки высокого готика, перемежаемые избиениями. Milito, я сражаюсь в армии. Толстая черная цепь, свисающая с железного подсвечника. Тяжелое дыхание в темноте, в цепях. Онемение. Пустота. Superstites, выжившие или оставшиеся. Те, кто выживают — это те, кто боится того, чего не понимают. Страх просыпаться. Проснуться однажды утром с красным шевроном на плече формы, выжженным и на ее коже. Первый раз, когда она узнала вещи, которые не должна была знать. Cognoscere, знать.
Cadere, падать.
Ее имя было — «Звездная Стрекоза», и она была прекрасна. Она парила, ловкая, как водомерка на глади пруда, и стремительная, как лазерный выстрел. Она беззвучно прорезала бархатную пустоту, усеянную хрустальными звездами, пожирая расстояния. Снаружи нее — только скорость и бесконечное пространство. Внутри нее... были вещи, о которых она предпочла бы не думать.
*
Эхо очнулась, когда ударилась о сеть и повисла на ней, раскинув руки и ноги. Воспоминания Дэрроу по-прежнему оставались навсегда переплетены с ее собственным, точно чужие семена, зарытые комбайном глубоко в почву. Она медленно моргнула. Падала она или летела?
Она не лежала на сети. Она была подвешена в сети, за руки и ноги. На ней была ее обычная униформа. Ее волосы были расчесаны. Нет, это была не сеть. Она висела на ремнях, закрепленных на запястьях и щиколотках, под углом к передней панели корабля. Так, чтобы она могла видеть данные на панели.
Ее измученный мозг попытался осознать, что показывали данные. Сервиторы, ремонтирующие повреждения двигателя и корпуса. Имперский корабль. Эсминец, рассчитанный на экипаж в десять человек. «Молот ярости». Субсектор Моу? Как она здесь очутилась? Она взглянула на обзорный экран и увидела вдалеке огромную массу переливающихся огоньков — Порт Моу. Ее блок контроля мысленных импульсов тщетно пытался дотянуться проводами до приборной панели. Она перевела взгляд вниз. Магнокуляры ее деда лежали на полу, поверх аккуратно сложенного платка. Остального ее снаряжения нигде не было видно. Отсек, металлические стены которого были покрыты пятнами масла и пота давно мертвых гвардейцеа, ни о чем не говорил ей.
Когда она снова подняла взгляд, она и близко не была у Порта Моу. Яркая зелень, голубизна и спокойный серый Элизиума проплывали мимо. Всё тело ломило, точно она только что вышла из боя. Больше ничего в отсеке не изменилось. Ее голова дернулась — провода вновь настойчиво тянулись к панели. Из носа текла кровь.
Ее ногти легонько поскребли кожаные ремни. Они казались странно теплыми.
— Не позволь мне упасть, — пробормотала она, сама не понимая, что говорит, и опустила раскалывающуюся голову. Ее глаза закрылись.
Она была одновременно в сознании и нет, когда силы планетарной обороны наконец прибыли и нашли ее.
— КОНЕЦ ОТЧЕТА —
Оригинал: Drop or Fall, LauraDoloresIssum; запрос на перевод отправлен
Размер: миди, 9504 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: оригинальные персонажи (Имперская Гвардия)
Категория: джен
Жанр: экшн, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Доклад о произошедшем со взводом Элизиумского 17-го полка десантной пехоты особого назначения, полученный путем сенсорного извлечения от рядовой К. Танди и переведенный в письменную форму сервиторами Инквизиции.
Скачать: .doc | .fb2
3 622 985.М41, база Римивик, система Элизиум
Доклад о произошедшем со взводом Элизиумского 17-го полка десантной пехоты особого назначения, полученный путем сенсорного извлечения от рядовой К. Танди и переведенный в письменную форму сервиторами Инквизиции.
Состав взвода: комиссар Лилит Дженнингс [личный номер удален], проповедник Адептус Министорум Феодор Левскин [личный номер удален], оператор тяжелого вооружения Бетани Макка [личный номер удален], специалисты по лазерным винтовкам Эзекиль Августус [личный номер удален], Викторика Дэрроу (посмертно заклеймлена Excommunicate Traitoris) [личный номер удален] и Тигэн Харник [личный номер удален], пилот скиммера Катья Танди [личный номер удален], специалист по ближнему бою Корт Доминик [личный номер удален].
На момент составления отчета рядовая Танди пребывает в бессознательном, но ментально активном состоянии в госпитале Милосердия Алисии Доминики на Элизиуме. Глубокие хирургические исследования показали наличие многочисленных нечистых ксено-устройств, интегрированных в кожу, мышечную ткань, костный мозг, позвоночник и головной мозг (см. рис. 1—100), а также химические следы и изменения органов, соответствующие вмешательству эльдар. В начале исследований было установлено, что рядовая Танди сохраняет способность ощущать боль. Также в процессе активировались некоторые из ксено-устройств, после чего были немедленно применены обезболивающие, поскольку я счел наблюдение за этими эффектами еретическим. Поскольку удаление ксено-устройств станет фатальным, а вопрос, заслуживает ли рядовая Танди Последних Ритуалов, еще не был решен, мы не предпринимали действий в этом отношении.
Личное дело и военный билет рядовой Танди, включая награды, были переданы генералу Фионе Стил и лорду-комиссару Даниэлю Ганну, а также планетарному губернатору Элизиума Юлии Миранде Дэрроу. Ожидается, что вышеупомянутые лица обсудят ее праведное наказание в течение стандартной недели.
Император защитит.
Александер Ферран, инквизитор Ордо Еретикус.
— НАЧАЛО ОТЧЕТА —
Так было каждый раз: или высаживаешься, или падаешь. И, во имя Трона, ничего другого здесь не оставалось.
Философия была предельно простой. Когда мчишься в сотнях футов над землей — над вражеским огнем, океанами, бурями, вулканами, ковровой бомбардировкой — когда получаешь приказ о высадке, у тебя ровно два выхода. Или прыгать на собственных ногах из «Валькирии» и уповать на свою веру и умения, или тупить, заставляя сержанта вышвыривать тебя из открытого люка — и это, вероятней всего, будет твоей последней операцией. Либо ты высаживаешься и выживаешь — либо падаешь и умираешь. Как и всегда, каждая секунда требовала выбора, требовала мгновенно принимать решения с ясным разумом и недрогнувшим сердцем. Долг перед Императором всегда был беспощаден.
Она активировала блок контроля мысленных импульсов и соединилась со своей машиной. Длинные блестящие черные провода, точно металлические щупальца, вытянулись из основания ее черепа и аккуратно оплели небольшой выступ на приборной панели. Она дернулась в креплениях на сиденье — всего один раз — словно тысяча невидимых рыболовных крючков разом потянули ее во все стороны. Зрачки резко расширились.
Изнутри ее разум кипел молниями. Она была полна духом машины — духом, которому она неизменно возносила хвалы. Она была лишь крохотным продолжением ревущего дракона, тяжелого серого дракона, что выплевывал пламя и облака дыма. Ее человеческое имя рассыпалось пеплом в горниле, что было чревом дракона, и новое ее имя было «Молот ярости». Она даже не слышала, как собирали оружие и застегивали крепления безопасности. Ее уши наполняли постоянно меняющиеся показания приборов. Всё, что она видела — панорамный цифровой обзор «Молота». Она сидела бездумно и послушно, сама становясь машиной, ожидая приказов. Дух истребителя всегда получал свою долю истовых молитв, и его гудящее пение сотрясало ее кости, заставляло нервы дрожать в готовности. Ее пальцы легко лежали на рукоятях и кнопках, чуть подрагивая перед незрячим лицом. Легчайшее движение руки — и они с ревом взмоют вверх, преодолевая притяжение планеты. И вскоре останется только высаживаться или падать — как и всегда.
Соединение с духом «Молота» каждый раз было похоже на возрождение, словно бы ее жизнь не начиналась по-настоящему до этого момента. Ее мозг был перегружен ощущениями. Она сидела неподвижно 22,334 секунды после подключения, а затем, когда она уже начала забывать о человеческом теле, стальная рука тисками сжала ее плечо и голос комиссара Дженнингс выкрикнул ей в ухо:
— Поднимаемся, Эхо!
Первая секунда, когда они отрывались от земли, всегда казалась чистым волшебством. Чувство невесомости, подобия идеальному, чистому, бестелесному духу — пусть оно длилось лишь долю мгновения, но она всегда дорожила им. Ей часто снились полеты, и в снах этот момент растягивался на долгое-долгое время. Она втайне думала — не ощущает ли подобное Император каждую секунду, пребывая в бессмертном блаженстве на Троне. Вероятно, эти мысли — какими бы невинными они н казались — были ближе к ереси, чем следовало, и она (не в первый раз) поклялась изгнать подобные вопросы из своего разума, если они явятся ей снова.
Они взлетели вверх, точно пуля. Пальцы Эхо легкими движениями танцевали над панелью управления. Они взмыли над базой Римивик, окутанные пламенем. Перед ее взглядом и в ее мыслях не было ничего, кроме неба, а потом — космоса и звезд. Остальные девятеро — весь 13-й взвод — сидели молча. Между ними не было ни болтовни, ни пустого бахвальства. Все они, кроме только священника, выросли среди извилистых улиц и высоких башен Элизиума, и с юности были приучены к дисциплине в Схоле Прогениум. Только Августус, успевший поучаствовать всего в двух патрульных вылазках, не считая обязательного года в СПО, не носил красного шеврона на рукаве — знака ветеранов. Элизиумский 17-й не мог похвастаться инстинктами выживания обитателей подулья или боевой свирепостью уроженцев миров смерти, но они были хорошо оснащены, хорошо тренированы и имели опыт длительных операций за линией фронта.
Сейчас некоторые из солдат уже уснули, мудро предпочтя потратить на отдых то время, что было у них до следующей встречи с пиратами, — возможно, минуты, а возможно, и дни. Харник штопала разорванную форму. Августус и Доминик сидели рядом и молились, раскачиваясь и иногда приподнимаясь, насколько позволяли крепления, клянясь в верности Тому-что-на-Троне и уповая приблизиться к Его мечте о человечестве. Левскин, их сопровождающий из Министорума, громко восхвалял мощь Императора и Его волю, что обрушивает очищающий гнев на врагов человечества; солдаты из богобоязненности старались не спать хотя бы настолько, чтобы различать его слова. В нужных местах речи священника они кланялись или осеняли себя знаком аквилы — отработанным до мозга костей движением. Не исключено, что Дэрроу делала это, вовсе не просыпаясь.
Комиссар Дженнингс сидела впереди, рядом с пилотским креслом; на коленях у нее лежал болтер, а форма была безупречна, как и всегда. Она была их лидером, их палачом и их защитником. Нельзя было вспомнить и одного мгновения, когда взвод не ощущал бы ее дух, возвышающийся над ними, неосязаемый, но безмолвно угрожающий. Даже когда она была на другой стороне планеты, встречаясь со своим командованием, солдаты взвода говорили друг другу о том, что хотела бы увидеть комиссар, когда она вернется. Ее голос звучал в их головах, напоминая поплотнее зашнуровать ботинки или лишний раз проверить лазганы. Ее неустанная бдительность всегда держала их в напряжении, но они уважали ее за это. Лучше прожить жизнь в трудах и страхе, чем оскорбить Императора хоть единым мгновением. Она хвалила их за прилежание — всего пару раз, но они запомнили это и с гордостью встречали ее стальной взгляд. Сейчас она следила за взводом пристальным орлиным взором, замечая каждое движение, каждое бормотание во сне.
Теперь, когда они поднялись в космос и вокруг не было сигналов угрозы, Эхо послушно отсоединилась от «Молота», вновь чувствуя себя маленькой и неуклюжей; долгого слияния с духом машины рекомендовалось избегать. Она перешла на ручное управление, глядя на бесконечные равнодушные звезды и постоянно сверяясь с показателями приборов. Эсминец резко развернулся в пустоте и начал свой обычный долгий маршрут по кругу. Им предстояло медленно обойти патрулем субсектор, а затем направиться обратно на Римивик. В процессе они проведут четыре недели вместе в железной коробке двадцать футов в длину и семь в ширину. Здесь они будут тренироваться, мыться и молиться пять раз в день. Они будут есть и спать, не сходя со своих мест. Прослужив шесть лет вместе, никто особо не беспокоился о чрезмерной степени близости. Исключение составлял только Левскин, который то и дело притягивал косые взгляды: он единственный не был уроженцем этого мира, и его бледная кожа выделялалсь среди смуглых и бронзовых лиц. Он был неизвестным элементом в уравнении — его назначили в 17-й недавно, после того, как его предыдущий взвод отдал свой последний долг Императору.
Несколько часов они сидели в полном спокойствии, переговариваясь время от времени. Рядовой Макка достала колоду карт, и пятеро гвардейцев сыграли несколько партий. Вообще-то не рекомендовалось это делать перед комиссаром с болтером наготове, но Дженнингс только молча следила за ними, расслабленно сложив руки на коленях, иногда скрещивая ноги. Она была похожа на львицу, выжидающую добычу в высокой траве.
Примерно на четвертой карточной партии они обнаружили контакт. Дэрроу, которая обычно играла так себе, на этот раз выигрывала неплохие деньги, и Макка дразнила ее в своей привычной резкой манере. Рядовая Харник сдала карты и тут же осталась с одними шестерками. Рядовой Доминик перебирал карты, поднеся их почти вплотную к покрытому шрамами лицу — он плохо видел. Эхо прислушивалась к игре краем уха, не вникая в суть, когда один из индикаторов на панели мигнул, тут же привлекая всё ее внимание.
Взгляд ее черных глаз метнулся к показателям приборов.
— Контакт с неизвестным судном, — объявила она, и в ту же секунду все замолчали и напряглись в ожидании. Большинство немедленно нащупали свое оружие и сумки со снаряжением. Эхо нахмурилась, глядя на идентификационный код и название корабля. Если это и был готик, она его не понимала.
— Мэм? Что это за язык?
Комиссар Дженнингс оказалась за ее плечом, глядя на экран прищуренными глазами, точно подозревала его в серьезных нарушениях. В ее темном лице было столько суровой сосредоточенности, что оно напоминало металлический диск. Эхо сталкивалась с пиратами и еретиками, уходила от взрывов прометия и изъятия костного мозга и выжила под пытками только для того, чтобы избить своих палачей до смерти обломком трубы, но непосредственная близость к комиссару всё же заставила ее нервно дернуться.
— Легкий фрегат... — комиссар запнулась, разбирая скользящие слоги и переводя их на готик, — «Звездная стрекоза». Эльдарский язык, — с нескрываемым отвращением добавила она.
Все замерли. На лице Левскина читались одновременно рвение и страх. Эхо глянула в маленькое круглое зеркало, позволявшее ей обозревать отсек, и увидела, как гвардейцы обменялись взглядами. Не было нужды говорить вслух — все они знали друг друга достаточно хорошо. Не каждый день подворачивалась возможность убить ксеносов во имя Императора так далеко от линии фронта. Но, как неустанно напоминала им комиссар, каждый дюйм галактики — театр боевых действий, и каждое решение — акт войны.
Комиссар Дженнингс обвела взглядом своих подопечных. Эхо видела, как она отмечает их уверенность и спокойствие. Она знала, что комиссар ценит способность взвода инстинктивно понимать друг друга. Это не раз спасало их прежде.
— Вы — Элизиумский десантный, а не какое-нибудь там кадианское пушечное мясо, — сказала она когда-то прежде — лишь один раз, ибо этого было достаточно. — Ваши умения — редкие и ценные. Вы можете умереть, только когда полностью исполните свой долг перед Императором, и не раньше. Знайте друг друга и бдительно следите за ересью и мутациями.
Теперь же она только предупредила их:
— Помните, что ваша единственная слава — в том, чтобы сражаться и умереть за Императора. — Она повернулась к Эхо: — Готовь оружие. Доложи о нашей позиции, затем приближайся на ручном управлении.
Она не стала кивать, отдавать честь или говорить «так точно, мэм». Дженнингс считала, что самый уважительный ответ на приказ — немедленно исполнить его. Эхо нажала кнопку, со скоростью света отправляя в Римивик доклад, автоматически составленный системами корабля и, следовало надеяться, содержащий минимум ошибок. Они запросили подкрепление, но, чтобы добраться сюда, тем понадобится не меньше нескольких часов. Затем она опустила руку на рычаг возле своего сиденья и медленно сдвинула его вверх. Растущий рев двигателей заглушил все прочие звуки. Можно было лишь с трудом расслышать, как проповедник читает молитву громким хорошо поставленным голосом. Никто из взвода не шевелился, не считая движений глаз.
*
«Молот» несся сквозь пустоту, точно огромный камень, выпущенный из космической катапульты. Среди непредставимых расстояний между звездами и планетами сложно было определить направление или местоположение. Показатели скорости стремительно и неуклонно росли, но эти огромные цифры выглядели бессмысленными. Тем не менее, спустя несколько минут они увидели чужой корабль воочию.
Он был красив: сделанный из темного, словно бы органического, волокнистого материала, покрытый сложными узорами голубых символов. Его узкое, вытянутое тело несло четыре длинных солнечных паруса — прозрачных и невесомых, точно паутина. Ряды изогнутых шипов украшали нос и борта. Они все еще находились на краю системы Римивик, и потому слабое мерцание символов и лучи белого сияния, пробивающиеся изнутри, были единственным способом заметить настолько маленький объект, как корабль — во всяком случае, до тех пор, пока «Молот» не включил прожектор, заливая противника беспощадным желтым светом.
Эхо восхищенно наблюдала за ним через сенсоры. Больше всего она ценила в военной технике две вещи: корабли настолько быстрые, что от ускорения болела голова, и пушки, которые могли оставлять новые кратеры на поверхности лун. Или, если совсем упрощать, очень быстрые штуки и штуки, которые делают большой «бум». По этой причине она всегда относилась к беззвучно-ловким эльдарским кораблям с уважительной ненавистью. Если бы не отвращение к извращенным ксенотехнологиям, она была бы рада когда-нибудь попробовать порулить одним из них. Она не видела чужого оружия — слишком хорошо оно было встроено в очертания корабля — но знала, что оно есть. Эльдарский фрегат был почти вдвое больше имперского эсминца — тот был маленьким кораблем, большую часть которого занимал двигательный отсек, — но зато эсминец был куда лучше бронирован. Возможно, им даже удалось бы при необходимости пробить дыру в борту вражеского судна, но она знала, что этого никто не хотел. Таран всегда был рискованной стратегией, если только корабль не был построен специально для этого, и представлял опасность для команды.
Комиссар Дженнингс поднесла вокс-кастер к бледным губам. Ее голос не выдавал ни ненависти, ни отвращения.
— Эсминец вооруженных сил Империума «Молот ярости» вызывает «Нандорвин». Ответьте немедленно или познайте гнев Бога-Императора.
Спустя секунду в ответ раздался музыкальный голос, тщательно выговаривающий слова с едва заметным акцентом.
— Приветствую, Империум. Есть ли у нас общие дела?
— Молитесь, чтобы не было, — прозвучал холодный ответ.
Экипаж «Молота» переглянулся, когда из вокса донесся странный переливчатый звук. Это было подозрительно похоже на смешок.
— Разумеется.
— Вы находитесь в пространстве Империума без надлежащего разрешения. Сдайтесь и впустите нас на борт корабля, иначе вы будете очищены огнем.
— Я непременно передам ваше приглашение Провидцу этого корабля. Желаю вам легкого исхода. — Вежливая фраза могла с легкостью означать как пожелания приятной жизни, так и безболезненной смерти.
Вокс отключился. Комиссар уже с подозрением щурилась. Один из Провидцев — известных среди этой расы командующих-колдунов — на борту такого маленького и незначительного корабля? Ее недоверчивость отражалась в глазах всего взвода.
Комиссар задумчиво сложила руки за спиной. Здесь, на границе, каждый корабль мог разбираться с проблемами на свое усмотрение, не дожидаясь разрешения высших властей, а подкрепления, по понятным причинам, были недоступны. Предполагалось, что элизиумские патрули способны импровизировать. Как правило, лучше было разнести в прах любую рискованную ситуацию, а потом разобрать обломки. Тем более в случае с эльдарами — никто не хотел попадать к ним в плен. Рассказывали, что они пытают пленников до смерти во имя «Четвертого», какого-то еретического ложного бога. Эти спокойные, ловкие создания посвящали все свои усилия одной цели: продолжить свои жизни вопреки вымиранию их угасающей расы.
— «Дело праведных — уничтожать нечистых, ведьм и еретиков, где бы ни нашли их», — процитировал Левскин священные писания, хотя и немного нерешительно. — Император, даруй нам долю мощи своей.
Дэрроу криво усмехнулась, отбрасывая со лба преждевременно поседевшие волосы.
— При всем уважении к вам, проповедник, но мощь Императора всегда с нами. Вряд ли мы бы вообще выжили в этой галактике без Него. Да восславятся павшие первыми, вот что я скажу, — она сложила знак аквилы — с некоторым трудом, поскольку была вся увешана острыми клинками. Теоретически ее многочисленные ножи нарушали положения устава, но после одной на редкость неприятной стычки с пиратами (той самой, что закончилась для Эхо случаем с обломком трубы) все предпочитали просто не обращать внимания на такие мелочи. Даже если мелочи включали крохотное лезвие у самой шеи.
В этот момент вокс зашипел снова. Насмешка в текучем голосе была настолько отчетливой, что Эхо ясно представляла себе зубастую ухмылку ксеноса, который подносил микрофон к своим тонким губам.
— Империум. Провидец Нианаула приветствует вас и дает вам разрешение подняться на борт «Нандорвин», чтобы изучить наши документы. Уверяю вас, мы имеем полное право здесь находиться. — Ксенос даже не пытался скрыть свою ложь. Его наглая уверенность едва ли не сочилась из динамика. Комиссар положила вокс обратно на панель, не удостоив его ответом.
Эхо спокойно произнесла с пилотского места, не оборачиваясь:
— Мэм, сенсоры показывают, что они заряжают орудия.
Комиссар протянула руку назад и застегнула крепления. Ее голубые глаза горели огнем под козырьком фуражки; она ослабила ремень, удерживающий болтер в кобуре. Ее голос наполнил тесный отсек с тихой силой, несравнимой с сотней тяжелых пушек.
— Во славу Бога-Императора, милитарум.
Другие слова были не нужны. Эхо вновь подключилась к системе и перестала отслеживать, что делал остальной взвод.
*
Вдох. Рывок. Широко раскрытые глаза.
Враг уже включил маскировку. «Молот» прицелился наугад и выстрелил из лазерных пушек. Импульсы разошлись по широкой дуге, вспыхивая красным на невидимом корпусе. Враг ответил залпами из какого-то энергетического оружия, которое «Молот» не опознал и не смог получить никакой информации от сенсоров. Затем визуальные данные показали луч беспросветной черноты, вокруг которого изгибался свет — точно искажающий эффект от черной дыры. Корабли кружили друг напротив друга; «Молот» проскальзывал между лучами энергии и стрелял в ответ рассеянными залпами. Как только они попадали в цель, когитатор немедленно перенаправлял орудийные системы; это позволяло концентрировать огонь макропушек на нескольких целях сразу, и им уже удалось уничтожить одно из вражеских орудий и попасть в то, что когитатор считал слабыми местами в броне.
Если бы крошечный разум, что называл себя Эхо, попробовал сделать это вручную, ей бы понадобилось две головы и пять рук. Тем не менее, требовались все ее немалые умения, чтобы успевать уворачиваться и вовремя стрелять. «Молот» был меньше, но фрегат раз за разом оказывался быстрее. Он перенацеливал орудия едва ли не скорее, чем она успевала двигаться, и «Молот» вынужден был танцевать на самой грани — удерживая врага в пределах досягаемости орудий ближнего боя, но одновременно не настолько близко, чтобы фрегат смог ударить электромагнитным импульсом. Один только когитатор ни за что бы не справился.
На шестьдесят второй секунде битвы датчики зафиксировали большую пробоину в верхней части вражеского корпуса. Он-на-Троне был милостив к ним. Несмотря на сенсорную перегрузку от «Молота ярости», Эхо ощутила, как на ее плечо легла рука.
— Начинаем абордаж. Идем на таран, если потребуется.
Это был голос Приказа, столь же непреложный, как веление самого Императора. Ее разум сузился до набора простых и четких концепций. Не оставалось места для эмоций — только послушание и ненависть. «Молот» продолжал уклоняться, выжидая возможность, а затем устремился к пробоине на полном ходу. Когитатор ничего не ощущал, но искра слабого человеческого разума внутри Эхо тревожно замигала. Она не смогла бы сказать, откуда она знала, что делать — это было просто инстинкт, тот же инстинкт, который подсказывает солдату, что в спину ему летит пуля. Она вдруг обнаружила, что горячо молится духу машины и Богу-Императору, и нырнула вниз, поворачивая свое — машинное — тело вокруг своей оси. Залп кошмарных черных лучей краем задел ее борт; внутри, где-то за границей ее восприятия, человеческое тело дергалось в креплениях и кричало от фантомной боли, которую не мог ощутить металл, но мог представить смертный разум. Опоздай она на четверть секунды, и вместо пилотского места осталась бы дыра.
Пытаясь выйти из штопора, она скорректировала курс выхлопами реактивных двигателей. Она тяжело приземлилась на корму; системы автонаведения растерянно мигали, не зная больше, на чем фокусироваться, орудия бесцельно двигались из стороны в сторону. Если бы в космосе был звук, экипаж «Молота» несомненно услышал бы громкий хруст призрачной кости. Но «Молот» только с силой содрогнулся.
Взвод был готов: все выстроились у двери шлюза. Харник активировала автоматическую стыковку с корпусом вражеского корабля и открыла шлюз. Искусственная гравитация тут же отключилась. Харник и Августус спрыгнули вниз и принялись, не медля, вскрывать корпус. Чернота космоса смотрела на них, когда они погрузили мелта-резаки в то, что казалось пустым пространством.
«Молот» снова вздрогнул — еще одно близкое попадание. Корпус вражеского корабля мигнул, обретая видимость, и тут же исчез снова. Вскоре ксеносы должны были догадаться, под каким углом им нацеливать орудия. Если они разнесут стыковочный шлюз, это будет конец. Если удастся проникнуть внутрь чужого корабля, наверняка придется оставить свой собственный до тех пор, пока не прибудут подкрепления — если они вообще прибудут. Как и всегда, ошибки были недопустимы.
Почти прямое попадание наполнило разум Эхо предупреждающими сигналами и разворачивающимися столбцами данных. Казалось, ее с размаху бьют куда-то между глаз, а то и прямо в мозг. Провода в ее блоке контроля мысленных импульсов дернулись и автоматически отсоединились от приборной панели — несомненно, сохранив тем самым ее жизнь. Судорожно хватая руками воздух, Эхо упала в собственное кресло. Она очумело затрясла головой — ощущения были такие, точно ее несколько раз приложили черепом о пласткрит; «Молот» содрогнулся еще раз. Где она была? Почему она пыталась взлететь? Вокруг было столько дыма. Ее руки сами собой нащупали застежки креплений.
Тем временем, с помощью изрядной доли ругательств, молитв, пинков и попросту выстрелов из лазганов в упор, взводу удалось проделать в борту корабля дыру около метра шириной. Края дыры уже шипели и дымились, пытаясь срастись снова. Солдаты начинали задыхаться в загрязненном воздухе. Комиссар Дженнингс обернулась и очень отчетливо произнесла сквозь дым:
— Мужайтесь, ибо я веду вас, и моя вера несокрушима.
Она шагнула вперед первой. Быстро и легко гвардейцы один за другим спрыгивали вниз в дыру, иногда обламывая ее края. Левскин поспешил обратно к пилотскому креслу, где Эхо, все еще немного оглушенная, перекидывала через плечо сумку со снаряжением.
— Император защитит, — прокашлял он и ухватил ее за плечи, немедленно начав спотыкаться. Вместе они добрались до проема, где Макка ждала последних, пересчитывая взвод по головам.
Эхо прыгнула вниз.
Рефлексы, вбитые тренировками, заставили ее тело сгруппироваться и расслабиться так, как необходимо было для приземления. Она пружинисто выпрямилась, глядя вперед, уже полностью придя в себя. Макка аккуратно приземлилась следом за ней, прикручивая сопло огнемета. Они оказались в изгибающемся, будто бы живом коридоре, освещенном голубым светом, который их фотовизоры превращали в выцветший черно-серый фон. Каждый из членов взвода был обведен зеленым, и рядом высвечивались ярлычки — личные идентификаторы, сердцебиение, дыхание, относительная позиция. Кроме них, в коридоре никого не было. Слышно было тихое гудение электричества и медленный шуршащий звук, похожий на дыхание. Корабль пах старой костью, и еще немного — ксеносским запахом и кровью. Наверху дыра в обшивке неторопливо закрывалась, точно затягивающаяся рана.
Они передвигались быстро, держась вплотную друг к другу, обмениваясь сообщениями с помощью жестовых сигналов. Камуфляжное покрытие брони защищало от случайного взгляда, но не смогло бы укрыть от острых глаз ксеносов. Доминик, сжимая штык с мономолекулярной заточкой в одной руке и нож в другой, держался рядом со священником, который слишком медленно двигался и слишком громко дышал, оглядываясь по сторонам с неприкрытым любопытством. Эхо подавила свое раздражение. Он, конечно, не был гвардейцем, но зато он вернулся за ней прежде, чем это пришлось бы делать Макке. К тому же, он представлял волю самого Императора и уже этим заслуживал уважения.
Они подошли к месту, где коридор сворачивал за угол. Комиссар достала зеркальце и быстро проверила местность. Вскоре Эхо увидела причину гнева в ее глазах: этот коридор тоже был пуст. Взвод обменялся мрачными взглядами.
Эхо могла поклясться, что за спиной она расслышала тихий смешок. Слух у нее был не такой хороший, как зрение, но она была уверена — ей не показалось. Она дважды постучала по стене, привлекая внимание взвода, затем вытащила нож и направилась в обратном направлении. Шаги звучали просто ужасающе громко. Но враг был либо слишком самоуверен, либо неопытен — она слышала, как он двигается по коридору прямо перед ней. Она бросилась вперед, вонзая нож во что-то.
Раздался крик на неизвестном языке, и невидимый вес обрушился на Эхо, сбивая ее с ног. Оно было покрыто острыми шипами, которые угрожали вонзиться между пластинами ее брони, пока она пыталась отшвырнуть его. Августус и Харник подняли оружие, но понимали, что стрелять пока не стоит. Слишком быстро — она не успевала среагировать — руки противника стиснули ее шею. Не представляя, за что она ухватилась, Эхо ударила туда, где, по ее предположениям, было лицо ксеноса. Керамитовый кулак болезненно столкнулся с чем-то твердым, слегка округлым и полностью гладким. Раздался хруст ломающихся костей — от шлема ксеноса, а не от ее руки, слава Императору. От шока противник ослабил хватку. Эхо вспомнила совет старого сослуживца, давно уже обретшего покой под десницей Императора, и как только могла быстро ухватила ксеноса сзади за пояс. Она нащупала маскировочный генератор — крохотную шипастую штуку, похожую на стручок с семенами, — и потянула, не обращая внимания на шипы, врезающиеся в ладонь. Невидимость исчезла как раз вовремя, чтобы она могла увидеть, как ксенос снимает разбитый шлем и отшвыривает его прочь.
И потому она сделала то, что сделал бы любой солдат Астра Милитарум: ударила головой в его лицо изо всех сил, вложив в это движение каждый мускул в своем теле. Воротник брони не позволил ей сломать себе шею. Ксенос отшатнулся — пусть и не оглушенный, но достаточно дезориентированный. Два выпуклых прямоугольника на ее шлеме оставили четкий отпечаток на его лбу. Прежде чем она успела оглянуться, Харник и Августус уже нацеливали лазганы. Ксенос что-то проворчал и чуть усмехнулся, а затем неохотно поднял руки.
Они усадили его спиной к стене, заставив заложить руки за голову. Макка и Дэрроу держали под прицелом все направления. Эхо никогда раньше не видела ксеносов любой расы без брони, и она внимательно изучала его, торопливо перевязывая кровоточащую руку. До сих пор ей не встречалось столь неприятное существо. Он был высоким и тощим, будто кто-то взял нормального человека и вытянул его в длину, раскатав скалкой. Все черты лица были на месте, но только ноздри были чересчур узкими, а радужки занимали слишком много места в глазах. Заостренные, точно листья, уши слегка загибались вверх. Кожа была неестественно белой, как у гипсовой статуи, и на лице застыло неподвижное, точно у статуи же, выражение жестокой решимости и презрения. Волосы были почти как у человека, темные и завязанные в высокий хвост на макушке. На лбу уже наливался краской след от удара, со злорадством отметила Эхо. Темная броня была покрыта шипами, и среди них можно было заметить бледные камни, расположенные группами по три штуки.
— Маленькие люди, — произнес ксенос мелодичным голосом, с трудом выговаривая слова. — Вы все умрете здесь, и вы будете кричать.
Августус ударил его в лицо. Доминик улыбнулся, отчего шрамы на его лице растянулись. Ксенос принял удар без всякой стойкости — крича и смеясь. Что еще отвратительнее, он, казалось, наслаждался болью.
Доминик приставил острие штыка к его уху.
— Где ваш командир?
Ксенос захихикал, тяжело дыша от страха. Похоже, он просто неспособен был выражать всего одну эмоцию.
— Я ничего не скажу вам, — ответил он, и было ясно, что ничего иного не добьются.
Макка яростно выдохнула через нос. У них не было времени для допроса. Нужно было двигаться дальше.
Комиссар подошла ближе и, не моргнув глазом, приставила болтер к коленной чашечке ксеноса и выстрелила. Наушники в шлемах не позволили им оглохнуть, но выстрел все равно прозвучал точно взрыв бомбы. Нога ксеноса практически испарилась; тонкий слой крови и измельченной плоти покрывал пол. То, что осталось, разлетелось на несколько небольших кусочков. Доминик спокойно отошел в сторону, чтобы избежать одного из них, медленно сползающего с потолка.
Потребовалось несколько секунд, чтобы различить крики ксеноса, а затем комиссар зажала ему рот рукой. Он застонал, слабо дергаясь.
— В каждой войне неизбежно возникает один и тот же вопрос: сколько мучений может вынести твое тело? — Дженнингс говорила так спокойно, будто не была занята ничем существенней прореживания сорняков в саду. — Эти грязные ксеносы даже создали из этого забаву для себя. Но ответ лишь один: насколько сильно ты хочешь жить? Насколько сильно тебе нужно победить? Гвардеец, умирающий от дюжины ран, еще может стоять и смертельно ранить врага. Но эти отбросы? — она дернула головой в сторону ксеноса, который, похоже, бился в припадке от болевого шока. — У них нет близких и нет веры. Они трусливы и больше всего боятся потерять свою жизнь. Солдат Имперской Гвардии свободен от подобных сомнений и слабостей.
Еще один выстрел болтера разнес ксеносу голову. Дженнингс выпрямилась.
— Нам придется устелить трупами наш путь через этот корабль, пока мы не найдем их нечестивого командира и не уничтожим его. Оставайтесь мобильными и не выпускайте друг друга из вида, и мы утопим их в их собственной крови. Проповедник, прошу — любая молитва, которую вы сочтете подходящей.
Левскин никак не мог открыть замок на своем сборнике священных текстов — слишком дрожали руки. Он несколько раз нервно прочистил горло, но наконец запел. Возможно, это попросту была единственная молитва, которую он сейчас помнил.
— «В огне пылающем и по углям раскаленным...»
— Император, — хором подхватили они все.
— «Мы следуем Твоему пути. По тверди планет и пустоте космоса...»
— Император, — они изо всех сил старались, чтобы это слово вселяло страх в любого, кто слышал его.
— «Мы несем Твой свет. В лицо еретикам и нечестивым...»
— Император! — их голоса звучали в унисон, громко, точно рев мотора.
— «Мы возглашаем Твою ненависть. В жизни и смерти...»
— Император! — даже стены дрожали от этого слова.
— «Мы — слуги Твои. Пусть всё иное падет...»
— Император!
*
Они двинулись дальше: Дженнингс и Доминик — впереди, Макка — прикрывая тыл. Довольно долго они не видели врагов, но замечали знаки, которые те оставили; брошенные инструменты, предметы одежды, какие-то непонятные, странные и запятнанные кровью вещи. В каждой комнате они искали невидимых воинов; в каждой комнате не оказывалось никого.
Наконец они добрались до перекрестка, от которого отходило больше ответвлений, чем попадалось им до сих пор. Ксеносы, вероятно, пользовались некими непостижимыми для людей способами, чтобы ориентироваться на корабле; они не видели никаких знаков или отметок на серых стенах, кроме вездесущих букв. Проверив боковые коридоры, они наконец приняли решение и зашагали прямо вперед. Преодолев очередную дверь, они обнаружили себя в просторном овальном зале, напоминающем внутренности гигантского яйца. Огромные сферы и лучи света, похожие на кусочки галактик, парили над головой. Эхо достала магнокуляры, которые унаследовала от своего деда, и прищурилась. Разглядеть было сложно, но, вероятно, каждая светлая искра на самом деле была крохотным осколком того же похожего на кость материала, из которого ксеносы делали корабли и оружие. Для каких целей нечестивой расе нужно было всё это пустое пространство — Эхо не могла даже представить. Какие-нибудь бессмысленные развлечения, не иначе. Единственный путь вперед лежал по длинному, тонкому белому мосту, накрытому какой-то разновидностью силового поля. Они поднялись на мост, ступая очень, очень осторожно.
Спустя некоторое время — за которое ничего не произошло, и это настораживало всё сильнее — они сошли с противоположного конца моста. Перед ними находилась двустворчатая дверь, а высоко в стенах были отверстия, через которые проходили туда и обратно мерцающие сферы. Чем бы ни было это место, оно выглядело важным, и это было единственное, что им нужно было знать, чтобы очистить его лазганами и огнем.
Дверь была заперта. Августус и Харник снова достали мелта-резаки. Макка, разбежавшись, врезалась в дверь всем своим мускулистым, покрытым шрамами от ожогов телом — дверь только громко хрустнула.
Провидицу Нианаулу ни с кем нельзя было перепутать. Она была неестественно, пугающе спокойна. Ее лицо, казалось, сияет внутренним светом, точно маска, поставленная перед огнем. Голова ее была открыта, и она выглядела безоружной — на ней был только нагрудник, наручи и поножи поверх темно-синих одежд. Даже шипы на ее броне были сделаны из драгоценных камней. Руны всевозможных размеров покрывали ее одежду и доспехи и даже были вытатуированы синими чернилами на каждом видимом дюйме ее кожи. Вокруг нее висела туманная аура, что-то вроде облака, которое двигалось, будто под легким ветерком. Шепчущие голоса звучали из этого облака, хотя Эхо не могла разобрать, что они говорили. За Провидицей выстроилось в молчаливом ожидании, вероятно, всё население корабля — они стояли кругами и рядами на широкой террасе и дальше, на лестнице и внизу у бассейна. Эхо показалось, что где-то в задних рядах она разглядела и не-воинов, облаченных в свободные, мягкие на вид одежды.
Вокруг Провидицы стояла группа солдат — в полной броне и в безликих шлемах, отмеченных выгравированным изображением паука, висящего на нити паутины. Они держали ружья и длинные зазубренные мечи на изготовку. Один из них что-то сказал Провидице на своем языке, в ответ на что комиссар подняла болтер и сделала предупредительный выстрел. Патрон взорвался в воздухе небольшим кроваво-красным фейерверком. Если ксеносы и устрашились, они были слишком дисциплинированы, чтобы это показывать.
Взмахом руки Провидица приказала своим сородичам оставаться на месте. Опираясь на посох, который напомнил Эхо алебарду Министорума, увешанную печатями чистоты, она медленно приблизилась. Ее глаза, переливающиеся черным, серым и синим, внимательно изучали каждого из гвардейцев. Ее голос был мягким и мелодичным, и в нем звучали странные отголоски, исходящие словно бы ниоткуда. Она безупречно владела низким готиком.
— Я знаю, как закончится этот день, мон-кей. Я знаю, как закончится каждый из дней. Я пришла не затем, чтобы просить вас сдаться. Я знаю, что вы готовы умереть, убивая каждого из обитателей моего корабля, стоящих перед вами — и поэтому я стою перед вами первой. Я также знаю, что вы падете передо мной сегодня, и хотя я не желаю утешать вас гибелью моих сородичей, я хотела бы избавить вас от мучительной смерти, которую мы обычно даруем вражеским воинам. Я ожидаю от вас уважения, ибо отдать иной приказ будет для меня отменным развлечением.
Итак, мое предложение — мы решаем это дело так, как принято среди эльдар. Поединком. Я — против вас всех сразу (уверена, что именно таков стиль Имперской Гвардии), до невозможности продолжать бой. Если вы победите, я позволю вам взять меня в плен и доставить на одну из ваших, — она едва заметно поджала губы, вероятно, мысленно редактируя возможные эпитеты, — планет, какая бы безблагодатная судьба ни ждала меня там. Если же я одержу победу, все вы станете моими пленниками. — Провидица подняла два пальца на левой руке, и тут же ее облаченные в черное стражи нацелили на них два десятка стволов. — Если откажетесь — умрете: либо от отравленных осколков кристаллов, что наполнят ваши тела ядом и заставят отказать все органы, либо от мономолекулярных сюрикенов, что рассекут вашу броню и разрежут каждый квадратный миллиметр вашего тела. Это зависит от того, окажетесь ли вы забавно медленными или просто раздражающе медленными.
— Солдаты, опасайтесь этих предательских речей. Во имя Императора, не склоняйтесь перед ксеносами! Их ложь — лишь пустой плевок в лицо Его мощи!
— Единственные плевки, которые я вижу, исходят от вас, — заметила Провидица. Левскин замер, уставившись на нее. Из его носа вытекла капля крови. А затем — и это никого не удивило — он упал замертво.
Комиссар бросила на него мимолетный взгляд:
— Он всего лишь цитировал. Это его работа.
Эльдарка равнодушно расправила рукав.
— Он был слишком громким. К тому же, я слышала подобные оскорбления от каждого человека, которого мне доводилось встретить. Стоит ли надеяться, что когда-нибудь вы превзойдете себя и придумаете что-нибудь новое?
— Твой наряд выглядит так, будто рыба-шар подавилась какими-то шторами. Если бы я так одевалась, меня бы тоже ни один мужик не захотел. Неудивительно, что ваша раса вымирает!.
Комиссар Дженнингс оглянулась, отыскивая, кто из ее солдат это сказал. Ее тонкие губы дрогнули, словно бы она пыталась скрыть улыбку.
— Что, этого ты не предвидела, ксено-ведьма? — Харник бесстрашно встретила взгляд эльдарки.
Провидица медленно моргнула:
— Должна признаться, нет. Я не растрачиваю свой дар на такие ничтожные мелочи.
Повинуясь взмаху ее руки, силовые поля поднялись вокруг террасы и сомкнулись наверху, оставляя овальную арену, где были только они и Провидица. А в следующий момент — казалось бы, ничем не примечательный — всё изменилось. Возможно, причиной тому была смерть их соратника, смерть человека со святыми словами Лектицио Дивинитатус на устах. В этот момент незримая сеть, объединяющая взвод в единое целое, натянулась и зазвенела. Не нужно было зрения или слуха, чтобы ощущать тела товарищей почти так же ясно, как свое собственное. Время замедлилось. Эхо отчетливо чувствовала плечо Харник по одну сторону от нее, Августуса по другую. Ее шаги уже не принадлежали ей одной. Не поворачивая головы, она ощущала, как Доминик — ровно за границей ее поля зрения — напрягает предплечья. Она даже могла прикинуть ограничения его слабеющего зрения и понять, где ей нужно будет это компенсировать. Дэрроу, похоже, чувствовала себя не лучшим образом. Ее ноги немного дрожали, а дыхание сбивалось. Эхо поняла, что знала это уже некоторое время, даже не замечая. Машинные духи их оружия и визоров в шлемах казались единым существом. И в то же самое время, как она осознала всё это разом, взвод поднял оружие в идеальном синхроне. Они вместе шагнули вперед. Они выстрелили.
Провидица метнулась так быстро, что на мгновение показалась невидимой. Каким образом ей удалось уклониться от всех выстрелов сразу — Эхо не могла понять. Ее спина выгнулась так, будто в ней вовсе не было костей. Затем она оказалась в середине строя и ударила об пол посохом. Ударная волна явно не была направлена на то, чтобы убить их; их разбросало широким кругом, и не оглохли они только благодаря наушникам в шлемах. Походный ранец Эхо смягчил падение, когда она ударилась в стену и тут же вскочила на ноги, вскидывая лазган и стреляя на бегу. Эльдарка легко и изящно шагнула в сторону, точно исполняя фигуру танца; Эхо стиснула зубы от такой наглости. Она выстрелила снова, и одновременно с ней Макка, приподнявшись на локте, направила поток пылающего прометия. Эльдарка перекувыкрнулась над струей пламени, подхватив полы своих одежд и невесомо приземлившись — только затем, чтобы встретиться с окованным керамитом сапогом комиссара, врезавшимся точно ей в лицо. Мгновение застыло, точно картинка с пропагандистского плаката: комиссар одной рукой поправляла фуражку, а другой сжимала зубчатый меч; левая нога была поднята почти вертикально, дотягиваясь до ксеносского лица, несмотря на высокий рост противницы. Взвод, конечно, игнорировал слухи о том, что в свободное от службы время Дженнингс занималась танцами, но сейчас, глядя на ее ноги и позу, в это легко можно было поверить.
Эльдарка отлетела на пол, но, прежде чем на ней успели сосредоточить огонь, непостжимым образом восстановила равновесие и снова ускользнула. Чей-то лазган (возможно, подумала Эхо, это был ее собственный) проделал дыру в ее развевающихся одеждах. Если она и была разгневана или унижена, на бесстрастном лице ничего не отражалось. Перегруппировавшись, гвардейцы продолжали атаку. Точно стая птиц, которые чуют друг друга в полете, они сходились и расходились, снова и снова обрушивая на одинокого противника шквал огня и отступая. То и дело кому-нибудь требовалось сменить обойму, и остальные прикрывали его выстрелами. Макка расчерчивала поле боя залпами огнемета, и они пытались загнать врага в угол, чтобы позволить Доминику или Дженнингс нанести удар, или отвлечь Провидицу и дать шанс чьему-нибудь меткому выстрелу. Соблюдая правила поединка, поначалу они сдерживали очевидно смертельные удары; комиссар даже пренебрегла болтером в пользу силового меча. Но вскоре стало ясно, что даже смертельной интенсивности едва хватало для того, чтобы хотя бы поцарапать врага.
Эльдарка была самым быстрым противником из всех, с кем Эхо до сих пор сталкивалась; она проскальзывала между выстрелами лазеров и мгновенно исчезала из ближнего боя. Ее еретические силы, казалось, позволяют предугадывать атаки еще прежде, чем те могли состояться, и потому взводу оставалось только удерживать рассеянный огонь достаточной интенсивности, чтобы иметь возможность попасть в нее. Возможно, эльдарка и впрямь была уязвлена их первоначальным успехом — теперь она явно была намерена не позволить им его повторить.
У нее не было оружия, кроме усеянного кристаллами посоха, который постоянно менял длину и форму. На близком расстоянии он превращался в меч; на дальнем — в шест. В любой из форм он испускал лучи нечестивой энергии, вызывающие парализующую боль, галлюцинации и всепоглощающий ужас. Время от времени эльдарка, взмыв в прыжке, опускалась совсем рядом с ними, наносила несколько ударов и исчезала, прежде чем взвод успевал ответить. Один раз ее меч, дотянувшись самым краем лезвия, рассек щеку Эхо, заодно аккуратно отрезав прядь темно-рыжих волос. Она едва не потеряла сознание от боли. Казалось, будто в нее вонзились тысячи раскаленных докрасна ножей. Голоса, полные ужаса и страдания, кричали на невыносимой громкости. Ее разум наполнился странными образами: птица из разноцветных огней, проглоченная обнаженной фигурой; заброшенные дома, затянутые красным мхом; ряды колонн и зеркал, среди которых смутные силуэты переливали из сосуда в сосуд неизвестные жидкости; планеты, рушащиеся под собственным весом; целые звездные системы, затягиваемые в чудовищный провал, и миллиарды их умирающих обитателей. У нее подогнулись колени, и слезы чистого, невыразимого ужаса потекли из глаз. Прежде чем она успела хотя бы прижать ладони к ушам, чтобы заглушить кошмарные крики, всё исчезло. Она подняла лазган и продолжила стрелять. Хотя она еще не знала об этом, но этот порез, едва достаточный, чтобы пустить кровь, станет единственным шрамом, который она будет носить всегда.
Сперва они избегали этой неназываемой ереси. Они не осквернили свой мундир страхом перед темными силами ксеносов, но предпочитали не сталкиваться с ними напрямую. Один-единственный удар нарушил их строй и разбросал их всех в стороны. Взвод мог не пережить второго. Но, милостью Императора, они пока сохраняли построение и головы на плечах.
Макка упала первой, пропустив прямой удар в плечо. Огнемет выпал из ее рук, когда она начала кричать и биться в конвульсиях. Единство взвода распалось; она неподвижно осела на пол, истекая кровью из приоткрытого рта. Она еще дышала: похоже, эльдарка собиралась сдержать свое кошмарное обещание не убивать их. Они не остановились даже на долю секунды — просто не осмеливались. Вскоре после этого эльдарка расправилась с Домиником, отправив в него полный заряд своего оружия, пока он вместе с Харник пытался обойти Провидицу с фланга. Движимая яростью, Харник как-то ухитрилась (один Император знает как) подпрыгнуть и уцепиться за эльдарку всем своим тощим жилистым телом, крепко держась за ее шею, пока та кружилась, уворачиваясь от выстрелом. Ее руки и ноги были заняты, и потому Харник отставила правила боя и пустила в ход зубы, успев оставить несколько глубоких укусов на лице ксеноса, прежде чем ее отшвырнули и бесцеремонно прикончили.
В Имперской Гвардии гибель одного солдата едва ли заслужит чего-то большего, чем короткая пометка в журнале писца. Где-то в бесконечных бюрократических хранилищах Адептус Администратум есть, если верить слухам, библиотека — столь огромная, что за тысячи лет заняла внутренность целой планеты. Содержится там ни что иное, как неисчислимые журналы, заполненные кривыми отметками — один росчерк обозначает гвардейца, погибшего на службе Императору. Десятки цветов и тысячи оттенков чернил, книги всех размеров и форм, страницы то белые и свежие, то желтые, заплесневелые, гниющие прямо на полках, убранные прочь и никогда не открытые снова. Самые старые из них, вероятно, рассыпаются в пыль, когда живущие там клерки, никогда не видевшие солнечного света, с силой вталкивают другие книги поверх разваливающихся переплетов, вспугивая гнездящуюся между полок моль, чтобы освободить место где-то в тысяче миль оттуда для других, новых журналов, заполненных от начала до конца такими же отметками. Это библиотека, книги которой не предназначены для того, чтобы их читали или ссылались на них, — только для того, чтобы заполнять полки и складывать там, и оставлять гнить столетиями, и складывать новые взамен рассыпавшихся, и этот механический, бессмысленный труд продолжается вечно.
Сами же гвардейцы принимают гибель сослуживцев куда ближе к сердцу. Более того, в большинстве подразделений смерть одного из солдат обычно говорит остальным, что они вряд ли смогут справиться лучше. Отдельные гвардейцы — лишь хрупкие шестеренки в огромной галактической машине войны, и часто превосходящая численность — единственная надежда выжить для целых рот и даже полков. И потому большинство гвардейцев, даже самые диспциплинированные, теряют боевой дух, когда их соратники гибнут, и быстро впадают в панику, если их погибло достаточно много.
Несомненно, эльдарка рассчитывала, что с ними произойдет то же самое.
Но вместо того, чтобы утратить отвагу, взвод лишь обрел еще большую решимость и ярость. Становилось всё яснее, что они с тем же успехом могли бы сражаться луками и стрелами против бури, но пока у них оставались их умения и вера в мощь Императора — ни один бой не был безнадежным. Их осталось всего четверо, и они сменили тактику. С комиссаром во главе они поливали противника беспощадным огнем, ударяя и отступая, пока их лазганы не раскалились от выстрелов. Им не удавалось нанести ведьме настоящего ущерба, но они определенно прожгли еще немало дыр в ее одежде и броне. Что еще важнее — теперь они наступали без страха, выдерживая один удар энергии из посоха за другим чистой силой воли. Похоже, это по-настоящему удивило эльдарку, и на несколько мгновений она практически выключилась из битвы, небрежно уходя из-под выстрелов размытыми движениями.
Дэрроу вдруг начала спотыкаться. Ее руки дрожали на прикладе, а колени, казалось, вот-вот подкосятся. Эхо рискнула потратить драгоценную секунду, чтобы оглянуться на нее. Взгляд Дэрроу метался из стороны в сторону, кожа приобрела тревожный восковой оттенок. Она изо всех сил хмурила лоб, точно пыталась отогнать наступающую мигрень. Но если это и была болезнь — то в ней не было ничего естественного. Из ее носа брызнула кровь, смешанная с черным порохом. Ярко-голубые перья, скользкие от пота, прорастали из-под ее шлема и дальше на лице. Лезвие у ее шеи и лазган в руках разбрасывали искры; то и дело между ними вспыхивала электрическая дуга.
Эхо не задавалась вопросом, почему это проклятие настигло их так неожиданно. Она вряд ли когда-нибудь узнала бы, и это к лучшему. Некоторые знания запретны не просто так. Она знала лишь долг перед своей планетой и душой своей соратницы, и была готова исполнить его, не сходя с места. Она нацелила лазган в лицо Дэрроу. Колдовство и мутации непозволимы, а здесь были явные признаки того и другого; никакие эльдары не могли бы сделать такое. Она видела в прицел, как глаза Дэрроу, все еще бешено мечущиеся, чтобы уследить за Провидицей, начали обретать цвет крови.
Не было времени для жалости, скорби или колебаний. Эхо выстрелила.
Лазерный заряд рассыпался искрами в воздухе. Шлем Викторики разлетелся на куски, и ее снежно-белые волосы окружили голову искрящимся нимбом. Освещенная потусторонним светом, словно бы сочащимся из каждой складки ее формы, она поднялась в воздух, влекомая некоей еретической силой. Ее рот раскрылся неестественно широко, открывая водоворот туманностей и звезд внутри. Она взревела — нечеловеческий звук, точно ураган, обретший голос. Все её бесчисленные ножи вырвались на свободу, разрывая ткань формы, и повисли вокруг, медленно вращаясь. Затем они разлетелись во все стороны, точно шрапнель, сопровождаемые сбивающим с ног ветром. Следующий порыв ветра ударил взвод с силой приземляющейся на них «Валькирии», срывая броню, но — волею псайкера или милостью Императора — основной удар приняла на себя Провидица. Ее подбросило в воздух, впечатав в стену силового поля, и она рухнула вниз. Викторика взмахнула рукой; потрескивающие алые молнии змеились между ее горящими глазами и кончиками пальцев. Ее лицо застыло в ужасающей спокойной радости; с каждой секундой она становилась всё дальше и дальше от того, что Эхо могла бы назвать человеком. Она развела руки, и молнии брызнули во все стороны. Где-то позади закричал Августус, но единство взвода уже распалось, и она не могла сказать, где именно он был. Эхо нырнула в укрытие за труп Левскина и почувствовала, как молния ударила в него вместо нее. Поднялся смрад горелого мяса; она даже услышала, как зазвенели монеты в его кармане.
Эльдарка уже поднялась на ноги, окруженная своим туманным облаком. Шепоты стали громче, развевая ее одежды. Викторика встретилась с ней взглядом. Воздух между ними на мгновение обратился в желчь, затем в стекло, затем в радужных насекомых. Эльдарская ведьма подняла тонкую руку. Один-единственный импульс воли — и всё было кончено. Голова Викторики откинулась назад, неестественный свет в ее глазах погас, и она упала. С отвратительным звуком ее позвоночник сломался, и она осталась лежать на полу мертвой.
— Как жаль, — произнесла Провидица во внезапно наступившей тишине. — Я...
*
Cognoscere, знать. Cadere, падать. Властный женский голос. Тяжелое дыхание в темноте. Толстая черная цепь, свисающая с железного подсвечника. Imperium, сила. Ересь, скверна, колдовство и мутация. Вонь горящего прометия в холодный день. Головные боли в детстве. Тренировки, учения, работа. Чувство полета, зависающего в воздухе тела, когда она выпрыгивала из люка «Валькирии». Бойся псайкера, отвергай нечистых. Cognoscere, знать. Cadere, падать. Кулаки и дубинки, врезающиеся в ее тело, вопрос взросления. Уроки высокого готика, перемежаемые избиениями. Milito, я сражаюсь в армии. Толстая черная цепь, свисающая с железного подсвечника. Тяжелое дыхание в темноте, в цепях. Онемение. Пустота. Superstites, выжившие или оставшиеся. Те, кто выживают — это те, кто боится того, чего не понимают. Страх просыпаться. Проснуться однажды утром с красным шевроном на плече формы, выжженным и на ее коже. Первый раз, когда она узнала вещи, которые не должна была знать. Cognoscere, знать.
Cadere, падать.
Ее имя было — «Звездная Стрекоза», и она была прекрасна. Она парила, ловкая, как водомерка на глади пруда, и стремительная, как лазерный выстрел. Она беззвучно прорезала бархатную пустоту, усеянную хрустальными звездами, пожирая расстояния. Снаружи нее — только скорость и бесконечное пространство. Внутри нее... были вещи, о которых она предпочла бы не думать.
*
Эхо очнулась, когда ударилась о сеть и повисла на ней, раскинув руки и ноги. Воспоминания Дэрроу по-прежнему оставались навсегда переплетены с ее собственным, точно чужие семена, зарытые комбайном глубоко в почву. Она медленно моргнула. Падала она или летела?
Она не лежала на сети. Она была подвешена в сети, за руки и ноги. На ней была ее обычная униформа. Ее волосы были расчесаны. Нет, это была не сеть. Она висела на ремнях, закрепленных на запястьях и щиколотках, под углом к передней панели корабля. Так, чтобы она могла видеть данные на панели.
Ее измученный мозг попытался осознать, что показывали данные. Сервиторы, ремонтирующие повреждения двигателя и корпуса. Имперский корабль. Эсминец, рассчитанный на экипаж в десять человек. «Молот ярости». Субсектор Моу? Как она здесь очутилась? Она взглянула на обзорный экран и увидела вдалеке огромную массу переливающихся огоньков — Порт Моу. Ее блок контроля мысленных импульсов тщетно пытался дотянуться проводами до приборной панели. Она перевела взгляд вниз. Магнокуляры ее деда лежали на полу, поверх аккуратно сложенного платка. Остального ее снаряжения нигде не было видно. Отсек, металлические стены которого были покрыты пятнами масла и пота давно мертвых гвардейцеа, ни о чем не говорил ей.
Когда она снова подняла взгляд, она и близко не была у Порта Моу. Яркая зелень, голубизна и спокойный серый Элизиума проплывали мимо. Всё тело ломило, точно она только что вышла из боя. Больше ничего в отсеке не изменилось. Ее голова дернулась — провода вновь настойчиво тянулись к панели. Из носа текла кровь.
Ее ногти легонько поскребли кожаные ремни. Они казались странно теплыми.
— Не позволь мне упасть, — пробормотала она, сама не понимая, что говорит, и опустила раскалывающуюся голову. Ее глаза закрылись.
Она была одновременно в сознании и нет, когда силы планетарной обороны наконец прибыли и нашли ее.
— КОНЕЦ ОТЧЕТА —
@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу