...седьмого идиотского полку рядовой. // исчадье декабря.
Две драббла и внезапный рейтинговый миник (=
Название: Впервые
Оригинал: First, Jawbones; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 734 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: фем!Хоук/Фенрис
Категория: гет
Жанр: флафф, зарисовка
Рейтинг: G
Хоук скрещивает руки на груди, глядя на покосившийся светильник, свисающий с потолка на проржавевшей цепи. Перила на лестнице сломаны, ступеньки растрескались. Во всех углах полно паутины, в камине встревоженно шуршат крысы.
— Поздравляю, ты купила кучу пыли, — сообщает Фенрис с непроницаемым выражением лица.
Хоук качает головой, подавив короткий смешок.
— Здесь ничуть не хуже, чем в твоем особняке, — заявляет она. — И я, в отличие от тебя, хотя бы собираюсь навести порядок.
— Тогда зачем здесь я? — интересуется Фенрис.
Хоук оглядывается на него через плечо и улыбается. Сквозь грязные стекла в окнах пробиваются лучи солнца, подсвечивая висящую в воздухе пыль. Спертый воздух, нежилое пространство, дом, который стоял заброшенным слишком долго. Щит с гербом Амеллов валяется в камине, среди пепла и остывших углей, наполовину обгоревший. Хоук касается двери в кабинет, чувствует неровности и трещины под пальцами.
Заплесневевшие покрывала поверх прогнившей мебели, еще одна комната, где так долго никто не жил. Хоук проводит рукой по каминной полке, вытирает пыль на пальцах о собственные штаны. Фенрис молча следует за ней, наблюдая, как каждый ее шаг оставляет следы в грязи под ногами. Она явилась к его двери, запыхавшаяся и улыбающаяся, с бумагами на право собственности в руках. Только что купленный особняк, ее новый дом. Она попросила его пойти с ней, чуть ли не за руку притащила. Бумаги лежат теперь в передней, а руки Хоук заняты тем, что перебирают книги на высокой полке.
Фенрис улыбается, глядя, как она отплевывается от пыли и ставит книгу обратно. Она поворачивается, собираясь пойти дальше, — и слишком поздно слышит треск. Последняя соломинка, добившая наконец трухлявое дерево: у книжного шкафа подламываются ножки. Фенрис бросается вперед, вытянув руки; Хоук разворачивается, пытаясь поймать падающий на нее шкаф. Шкаф тяжело падает на его спину и на ее протянутые ладони, и они стоят, тесно прижавшись друг к другу, пока книги дождем сыплются вокруг. Их лица оказываются совсем близко. Вдвоем им удается поднять шкаф и прислонить его к стене.
Фенрис опирается о шкаф спиной; Хоук стоит, уперевшись руками в полки рядом с его головой. Под ногами разбросаны книги и выпавшие страницы. Облако пыли клубится и оседает, и Хоук переступает с ноги на ногу.
— Вот теперь ты видишь, зачем я тебя позвала, — говорит она. — Должен же кто-то защищать меня от злобной мебели.
Фенрис негромко хмыкает, не в силах скрыть улыбку. Хоук тоже улыбается, но дело не в шутке. Реакция на его улыбку, едва заметный румянец на ее щеках. Она сдвигается снова, сжимает полку так, что белеют костяшки пальцев.
Она отпускает одну руку, стряхивает клок пыли с его волос. Хоук смотрит в сторону, но Фенрис смотрит на нее. Синева ее глаз — океан, глубже которого он никогда не видел. Ее веснушки, похожие на звезды на фарфорово-бледной коже; черные волосы, неровными прядями падающие на лоб. Ее губы — темно-красные, рубины и гранаты, и он думает, каково это будет — поцеловать Хоук. Не то чтобы он не думал об этом прежде. Он откашливается; Хоук кладет руку на его плечо.
— Фенрис, — осторожно произносит она; ее рука скользит выше, пальцы касаются волос на его затылке, — я хотела, чтобы ты увидел это первым. Прежде всех остальных. Хотела, чтобы ты... — слова затихают, когда их лица сближаются, почти касаясь друг друга. Их глаза полуприкрыты, и он слышит, как стучит его собственное сердце; он опускает руку на ее бедро.
— Ты уверен? — спрашивает она, задевая его губы своими, и Фенрис думает, что невозможно любить ее сильнее.
— Поцелуй меня, — хрипло выдыхает он.
Хоук чуть приподнимается на носках, прижимается к нему, зарываясь пальцами в его волосы и касаясь другой рукой его щеки. Ее прикосновение — теплое и осторожное; его ладонь ложится ей на спину. Она облизывает губы — быстрым мимолетным движением.
Ее поцелуй оказывается еще теплее, чем прикосновение — осторожность и нежность, простое касание губ. Хоук отодвигается, твердо стоя на ногах, и на мгновение они могут только смотреть друг на друга. Фенрис первым нарушает оцепенение, наклоняясь, чтобы поцеловать ее снова.
Название: Magi Tevintri Ortus
Оригинал: Magi Tevintri Ortus, Latining; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 981 слово в оригинале
Пейринг/Персонажи: Фенрис, Хоук, Андерс, Себастьян
Категория: джен
Жанр: юмор, зарисовка
Рейтинг: G
Краткое содержание: небольшой импровизированный урок грамматики на улицах Киркволла.
— «Magi Tevintri ortus», — медленно прочитал Фенрис, запнулся и перечитал снова. — Здесь действительно так написано?
Хоук дернула плечом.
— По виду да. А что это значит?
— Ничего. Совершенно ничего не значит. — Фенрис хмуро уставился на надпись на стене, точно желая сдвинуть буквы силой воли.
— Может, разговорный тевинтерский отличается от письменного? — с энтузиазмом вклинился Себастьян. — У нас в Старкхэвене, например, полным-полно диалектов, но пишем мы по-старому, очень формально. Иногда даже кажется, что это два разных языка.
— Если вы подвинетесь и дадите мне посмотреть, что там такое, думаю, я смогу это прочитать, — сказал Андерс, подходя ближе. — Всех магов учат тевинтерскому. Не иначе как для того, чтобы храмовники могли напоминать нам, чего мы лишены.
— Какие ужасные страдания это тебе доставляет, должно быть, — заметил Фенрис, — знать, что никогда не сможешь убивать ради власти.
— Да, конечно же, — вскипел Андерс, — ведь каждый маг обращается к магии крови и демонам при малейшей сложности, иначе просто не бывает!
Себасьян многозначительно откашлялся.
— Вот только не начинайте!
— А ну хватит! — прикрикнула Хоук, вставая между ними. — Мне что, не хватает бардака с магами, храмовниками и церковью каждый день? Мы еще и сейчас будем это продолжать?
Все трое потупились, бормоча извинения.
— Отлично, — заключила Хоук. — Так вот, Андерс. Почему бы тебе не сказать нам, что здесь написано?
Андерс посмотрел на каракули на стене и удивленно перевел взгляд на Фенриса:
— Здесь написано «маги Тевинтера, восстаньте». Если ты просто не хотел это переводить, мог бы так и сказать.
— Ну нет, там написано точно не это! — лириумные метки Фенриса даже замерцали на мгновение. — Смотрите, «magi» — это либо именительный падеж множественного числа, либо родительный единственного. Так?
— Нну... да? — осторожно согласился Андерс, почти что ожидая, что сейчас из-за угла выскочит старший зачарователь Торрин и заставит его опять пересдавать грамматику.
— А «Tevinter» — это какое склонение? — глаза Фенриса ярко блестели. Хоук ощутила прилив гордости, видя, с какой легкостью он применяет правила грамматики, которым она его научила.
Себастьян решил сжалиться над Андерсом:
— «Tevinter»... второе, кажется? Или третье?
Фенрис развернулся к нему:
— Слова второго склонения с окончанием «-r», — он нарисовал букву в пыли большим пальцем ноги, — почти все относятся к мужскому роду и соответствующим понятиям: «мальчик», «мужчина» и так далее. — Фенрис подчеркивал каждое слово, выписывая его на земле по-тевинтерски. — Но Тевинтер — это место, а места...
— Женского рода? — рискнула Хоук.
— Именно! — воскликнул Фенрис, и Андерс с Себастьяном облегченно выдохнули. Хоук напомнила себе поблагодарить Изабелу за ее шуточку про «в других странах слова бывают мальчиками и девочками». Но Фенрис не собирался останавливаться. — Таким образом, «Tevinter» у нас будет... — он обвел их взглядом, — Андерс?
Андерс ненавидел его. Его самоуверенность, его метки, его меч, а больше всего ненавидел то, что сам он не учил тевинтерский достаточно хорошо, пока был в Круге.
— Третье склонение, женский род?
— Правильно! — Фенрис воодушевленно жестикулировал мечом, точно учительской указкой. — Себастьян, просклоняй «Tevinter»!
— «Tevinter»? — запнулся Себастьян. — Ээ... «Tevinter, -tris, -tri, -trem, -tre»? — Фенрис покачал мечом, и он продолжил: — Множественного числа нет, так как это имя собственное и существует только в единственном числе? Да?
— Да, — Фенрис опустил меч, и Себастьян почувствовал, как возвращается отлившая от его лица кровь.
— Подождите-ка, — вмешался Андерс, — «Tevintri» — это дательный падеж. Здесь можно употребить либо родительный, либо дательный, обозначающий принадлежность.
С кошачьей грацией Фенрис взмахнул мечом, указывая на последнее слово.
— «Ortus», — сказал он. — Стал бы кто-нибудь, кто знает про дательный падеж принадлежности, делать такую ошибку?
Спутники замолчали, нервно переглядываясь.
— Нет? — наконец спросила Хоук.
— Нет и никогда! — Фенрис подчеркнул слово кончиком меча с громким скрежетом металла по камню. — Потому что «ortus» — это?.. — он развернулся, направив меч на спутников; те попятились, обнаружив, что стена за их спинами оказалась как-то неудобно близко.
— Существительное? — выдавил Андерс. — Но это значит «подъем», так что не такая уж и ошибка...
— Да, это значит «подъем». Как подъем по лестнице, например. Это существительное, а не глагол. Тот, кто знает про дательный падеж принадлежности, не допустил бы такой примитивной ошибки! — вокруг Фенриса проявилось марево лириумного призрака, повторяя его жесты второй парой рук.
— Ну извините, я не виноват, что у Стражей не было кружка по изучению тевинтерского, — проворчал Андерс.
Фенрис не обратил на него внимания.
— Себастьян, ты образованный человек. Какой глагол означает «подниматься»?
— У нас обширный выбор. Тевинтерский — очень точный язык по своей природе... — меч снова оказался у его горла. — Но если нужно выбрать один... «surgere»? Или даже «consurgere». Это как раз политический термин, про людей, так?
— И снова правильно, — в голосе Фенриса звучало... веселье? он смеялся над ними? — Хоук, ты у нас учитель. Какую форму глагола следует использовать для приказа?
— Повелительное наклонение. В множественном числе, сер, — сказала она с шутливым поклоном.
— Очень хорошо, — Фенрис развернулся и легонько ударил Андерса по плечу плоской стороной меча. — Тебе надо практиковаться. Как будет «surgere» в повелительном наклонении множественного числа?
Андерс скрестил руки на груди:
— Повелительное наклонение множественного числа чего?
— Настоящее время, активный залог, — проворчал Фенрис, срезав пару перьев с его мантии.
— «Surgere», третье спряжение, — Андерс стоял, расставив ноги и сложив руки за спиной, изображая старательного ученика, — повелительное наклонение единственного числа — «surgi», множественного — «surgite». Или «consurgite», если быть точным. — Он снова скрестил руки и фыркнул: — Я еще не всё позабыл, знаешь ли.
— Слава Создателю за скромные чудеса, — не дав Андерсу ответить на это, Фенрис развернулся к Себастьяну и Хоук. — Итак, что мы получаем в итоге?
Три голоса слились в один, почти заглушая скрежет стали и камня, пока Фенрис выцарапывал правильный лозунг на стене Нижнего города:
— «Magi Tevintris consurgite».
— Олично, — Фенрис отступил на шаг, любуясь своей работой — а потом резко побледнел. — И мы никогда не будем об этом вспоминать.
Название: Дружеская помощь
Оригинал: Stress Relief, audenrain; запрос на перевод отправлен
Размер: мини, 2703 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: фем!Хоук/Изабела/Варрик
Категория: фемслэш, гет
Жанр: PWP, флафф
Рейтинг: R — NC-17
Предупреждения: полиамория
Краткое содержание: Хоук так ужасно устала под грузом ответственности и потерь — Защитник Киркволла, последняя из своей семьи. Изабела и Варрик решают помочь ей расслабиться, как и подобает настоящим друзьям.
Это начинается с шутки, со случайной фразы, которые Изабела говорит, даже не задумываясь обычно. Просто еще один тихий вечер в дружеской компании — ну, тихий настолько, насколько это возможно, учитывая, что Изабела уже уговорила их перебраться на второй этаж и даже на кровать Хоук, и где-то в процессе они успели избавиться от обуви, и пьют из одной бутылки вина на троих, пуская ее по кругу, прямо из горла.
Изабела сидит, откинувшись назад, опираясь спиной на один из столбиков в изножье кровати, и выглядит как воплощенное желание — особенно ноги, уже без привычных ее ботфортов, такие длинные и смуглые, вытянутые рядом с Хоук. Хоук даже могла бы положить руку на ее бедро, если бы только осмелилась.
Отхлебнув очередной глоток вина, Изабела рассчитанным движением облизывает горлышко бутылки, чтобы не упустить ни капли, — и при этом не сводит взгляд с Хоук. Варрик, сидящий рядом с Хоук у изголовья, хмыкает.
— Ну что, вы с бутылкой насладились обществом друг друга? — спрашивает он, протягивая руку. Изабела с улыбкой передает ему вино.
— Знаешь, дорогуша, — она поворачивается к Хоук, скрестив руки на груди — и какой вид приобретает от этого ее декольте, с ума сойти, — это просто разбивает мне сердце.
— Что именно? — рассеянно переспрашивает Хоук, забирая бутылку у Варрика. Она только начинает чувствовать влияние алкоголя, и пока еще нет никаких причин, чтобы ей становилось так жарко и охватывало волнение, но она все равно отпивает еще глоток.
— Как мало этот город ценит то, что ты делаешь для него, — поясняет Изабела. Она проводит босой ступней по ноге Хоук — тепло чувствуется даже через ткань бриджей. — Как мало мы выражаем нашу... признательность.
Хоук не знает, что и сказать — такие непристойные намеки таятся в этом слове, и потому она привычно переводит всё в шутку.
— Ну, конечно, я могла бы потребовать с каждого благодарного горожанина массаж, или горячую ванну, или что-нибудь вроде того, но только подумай, сколько времени это займет. Сколько там, говорите, людей живет в Киркволле?
Изабела смеется, принимая бутылку от Хоук, но тут же ставя ее на пол около кровати.
— По правде говоря, я думала о чем-нибудь более... интимном, — говорит она.
Ее рука ложится на колено Хоук, и большой палец поглаживает ее бедро медленными кругами. Хоук с трудом сглатывает, чувствует сладковатый привкус вина в горле. Ей хочется плотнее сжать ноги — что угодно, лишь бы усилить давление на то место, где вдруг становится так горячо.
— Просто немного расслабиться — но это точно не то, в чем я хотела бы приглашать участвовать весь Киркволл, — продолжает Изабела, наклоняясь вперед и позволяя своей ладони скользнуть вверх по бедру Хоук. — Но вот, например, наш друг гном. У него такие восхитительно большие руки, ты не находишь?
Хоук почти забыла о том, что Варрик тоже здесь, но, оглянувшись на него, она видит, что он широко улыбается Изабеле.
— Ривейни, ты просто чудо, — говорит он с ноткой исчезающего недоверия в своем глубоком голосе. — Мне всегда нравился ход твоей мысли.
А у него и вправду очень привлекательные руки, признает про себя Хоук, — сильные и уверенные. Изабела медленно придвигается ближе, прижимаясь своими мягкими изгибами к телу Хоук, но когда Хоук пытается в свою очередь коснуться ее, Изабела нежно, но твердо перехватывает ее руки.
— Нет, — говорит она, — сегодня ты не будешь думать ни о ком, кроме себя самой.
А потом она целует Хоук в кончик носа — такой нелепо-милый жест, учитывая ее непристойное предложение. Так близко Хоук может разглядеть все ее крохотные веснушки — изящные темные пятнышки, рассыпанные по ее носу и щекам, и еще одну, что пристроилась прямо под нижней губой и просто напрашивается на поцелуй.
Изабела позволяет ей это, как минимум — медленный, глубокий, развратный поцелуй, точно такой, как Хоук себе представляла, пронизывающий дрожью до кончиков пальцев. Изабела быстро и резко прихватывает зубами ее нижнюю губу, отстраняясь, и Хоук чувствует пульсацию между ног. Она и забыла, когда ее в последний раз кто-то касался.
— Ни о ком, кроме себя самой, — повторяет Изабела, начиная медленно опускаться вниз по телу Хоук.
— Но ты ведь...
— Тише, милая, — говорит Изабела голосом сладким, но строгим, и все слова застревают у Хоук в горле. Ее руки и ноги наливаются тяжестью; Изабела задирает ее тунику и принимается стаскивать ее черные бриджи, и Хоук смотрит вниз на нее в немом оцепенении. Она знает, что уже намокла; ей только интересно, заметно ли это через ее белье. Может ли Изабела почувствовать запах.
Изабела целует Хоук около колена и пробирается выше по внутренней стороне бедра — и не сводит глаз с Хоук все это время.
— Ривейни дело говорит, — замечает Варрик; его голос приобретает интонации, обычно проявляющиеся, когда он собирается рассказать по-настоящему отличную историю. У него такой чудесный голос, и он так хорошо им владеет: вот и сейчас игривые нотки намекают на все возможные продолжения. — Когда в последний раз хоть кто-нибудь делал что-то для тебя? Позволь кому-то еще позаботиться о тебе — так, для разнообразия.
Варрик придвигается к ней ближе и притягивает к себе, заставляя опереться на него — учитывая, что она уже полулежит, она оказывается на идеальной высоте, чтобы он мог обнять ее за плечи одной рукой.
— Думаю, это стоит снять, — он приподнимает подол ее туники, — тебе не кажется?
Хоук тянется к верхней пуговице, но Варрик легонько шлепает ее по руке.
— Ты разве не слушала? — укоряет он. Его голос, кажется Хоук, становится еще глубже, вибрируя в его груди под ее спиной, и она вздрагивает, чувствуя тепло его дыхания у самого уха. — Тебе следует позволить о себе позаботиться.
Варрик расстегивает пуговицы за нее — на удивление ловко, хотя и пользуется всего одной рукой, — и слава Создателю, что сегодня она поленилась надевать нагрудную повязку.
— Ну же, — он притягивает ее еще ближе, пока она не опирается спиной ему на грудь, а ее руки — все еще в рукавах распахнутой туники — зажаты между ними.
Внизу, у ее бедер, Изабела оценивающе хмыкает.
— Какой прелестный вид, — замечает она, а потом резко стягивает с Хоук белье, отбрасывая куда-то в угол комнаты. Хоук сжимает кулаки, внезапно встревоженная — оказавшись такой раскрытой и уязвимой, когда они оба полностью одеты, и так спокойны, и сосредоточены... и целиком контролируют ситуацию, не позволяя сделать это ей — и это то ощущение, которое она давно позабыла.
Рука Варрика ложится на ее живот — осторожно, не касаясь ничего неподобающего. Странным образом это успокаивает. Он, должно быть, заметил, как напряглись ее руки, потому что осторожно говорит:
— Хоук, если тебе неприятно, если тебе это все не нравится...
— Нет, — возражает она неожиданно слабым голосом, — дело не в этом... я просто...
— Как считаешь, она знает, насколько прелестна? — интересуется Изабела светским тоном — а лицо ее остается всего в нескольких дюймах от того места, где сходятся ноги Хоук.
— Я на это надеюсь, — отвечает Варрик, наклоняя голову, чтобы поцеловать ее в шею. Его щетина царапает мягкую кожу, и это ощущение даже интереснее, чем от самого поцелуя, и Хоук прерывисто втягивает воздух — у нее начинает кружиться голова. Пальцы Изабелы скользят по ее щели, касаясь влажной кожи, но нигде не надавливая достаточно сильно — но когда она пытается податься бедрами вперед, ускорить процесс, рука Варрика на ее животе наливается тяжелым, прочным весом, удерживая ее именно там, где нужно Изабеле.
— Сложно представить, что ты можешь об этом не знать, — говорит Варрик, не отрывая губ от ее шеи. Он легко прикусывает кожу там, где бьется пульс, под самой челюстью, а потом поднимает голову и проделывает то же с мочкой уха. Хоук никогда раньше даже не задумывалась о своих ушах, но сейчас у нее перехватывает дыхание, и он улыбается в ее волосы. — Чего стоят только твои длинные ноги, такие стройные и мускулистые, и твоя походка — ты ходишь так, будто всё, что преградит тебе путь, может не успеть даже пожалеть об этом. — Его рука скользит вверх, легко касаясь округлостей ее груди, и Хоук не пытается уже выгнуться навстречу прикосновениям, зная, что он действует в своем собственном темпе. — Помню, как-то раз я видел, как этими ногами ты сломала шею одному бандиту. Ты тогда извернулась в прыжке, приземлилась ему на плечи, и просто... — он задевает большим пальцем ее сосок, и в то же время Изабела раздвигает ее складки и проводит языком по узелку нервов. Хоук вскрикивает, помимо воли поджимая пальцы на ногах, и рука Варрика накрывает ее грудь — ее сердце колотится под его ладонью в сумасшедшем ритме.
— После этого, — продолжает Варрик, чуть повышая голос, потому что Хоук едва может расслышать его за собственными стонами, вздрагивая от каждого движения умелого языка Изабелы, — после этого я не мог перестать думать о том, как ты сжимаешь этими ногами мою шею. По другому поводу, разумеется, и, надеюсь, не столь смертельному, но я мог бы провести там целые дни. Готов поклясться, на вкус ты изумительна.
— Мм-гм, — соглашается Изабела, и вибрация ее голоса пронизывает удовольствием всё тело Хоук. Ей не хватает воздуха, от каждого прерывистого вздоха только сильнее кружится голова и быстрее бьется сердце. Варрик размеренно проводит ладонью от ее горла до живота, точно успокаивая напуганного зверька.
— Ты в порядке, Хоук? — спрашивает он, и в его голосе столько неподдельной привязанности, что она и в самом деле верит ему — он бы сделал это, ласкал бы ее ртом, пока они оба не рухнули бы о изнеможения. И она бы ничуть, ничуть не возражала.
— Да, — выдыхает Хоук — и от представившейся ей картинки, и в качестве ответа — и Изабела воспринимает это как разрешение скользнуть чуть ниже, надавливая пальцами и языком на ее вход. Хоук извивается в руках Варрика — впрочем, не то чтобы она на самом деле была против — но он крепко держит ее, успокаивая вполголоса.
— Даже не знаю, как я до сих пор этого не замечал, — говорит он, дразнящими движениями обводя по кругу ее сосок. Он притягивает ее еще ближе, вплотную, опуская лежавшую на ее плече руку и накрывая ей вторую грудь; такие легкие прикосновения — но она знает, что они могут в одно мгновение стать сильнее, если она попытается поторопить события. — Ты заботишься о стольких людях, но нет никого, кто мог бы позаботиться о тебе. Это просто преступление, Хоук — такая женщина, как ты, должна иметь целый гарем, исполняющий любую твою прихоть.
Она смеется — нервно, немного задыхаясь — но Варрик наклоняет голову, касаясь губами края ее плеча.
— Нет, нет, — говорит он. — Я серьезно. Ты бы видела свою задницу. Да за нее должны сражаться на дуэлях.
Язык Изабелы проникает глубже, и это божественно, да, но ей не хватает прикосновений чуть выше, к самой чувствительной точке — и почему только Изабела так над ней издевается...
Рука Варрика снова скользит вниз, дальше, чем прежде, словно он читает ее мысли. Хоук стонет — длинно и беспомощно — когда его пальцы надавливают ровно там, где это нужно сильнее всего.
— Мне правда всегда казалось, что ты знаешь, — бормочет он, и в его голосе слышится что-то глубже, чем возбуждение, что-то — точно восхищение и трепет. Это заставляет ее вздрогнуть всем телом. Его пальцы движутся в неспешном ритме — два раза надавливая сильнее, отстраняясь на несколько движений — и ей кажется одновременно невыносимым и невероятным то, как этот ритм не совпадает с настойчивыми, требовательными движениями языка Изабелы.
— Мариан, — выдыхает Варрик, и это действует на нее, как удар в самое сердце, и она может только спрятать лицо, уткнувшись в его плечо, потому что — когда в последний раз ее называли по имени? Разве что мать, разве что еще тогда, когда в этом огромном пустом доме у нее была семья, а не только торговцы, слуги и просители. Они все зовут ее только «Хоук» или «Защитник»: почтительно, умоляюще, требовательно. Но здесь, сейчас, никто не требует ничего, только делятся со всей щедростью. Изабела между ее ног наклоняет голову, поворачивается, целуя ее нижние губы; ее руки лежат на бедрах Хоук, разводя их шире. Варрик кладет широкую ладонь над ее сердцем, обводит изгиб груди, и Хоук кажется, что она вот-вот взлетит в небо, если бы только они двое не удерживали ее, точно якорь.
— Сильнее, — просит она, и он слушается, а она извивается, пока не удается высвободить хотя бы одну руку — потому что ей нужно дотронуться до них, нужно почувствовать их на ощупь: волосы Изабелы — мягкие под ее пальцами, грудь Варрика — горячие, твердые мышцы под ее ладонью. Хоук кажется, будто она сейчас рассыплется, разлетится на части, и может только молиться, чтобы никто из них не отпускал ее, иначе она не знает, как потом собрать себя обратно.
— Мариан, — повторяет Варрик, и у нее вырывается что-то похожее на всхлип. Она чувствует — губами, прижатыми к его шее — дрожь его глубокого голоса, и всё в нем — такое прочное, надежное, настоящее. — У тебя прекрасно получается, Мариан, я всегда знал, какая ты невероятная...
Это смешно, ведь она же не делает ничего, но она не может связать слова, чтобы сказать ему об этом — может только впитывать его похвалы и притворяться, что понимает. Изабела, сменив язык на пальцы, наклоняется вперед и выше, оставляя влажные следы поцелуев на коже Хоук, прихватывая зубами кожу чуть выше бедра, на ребрах — Хоук ахает — ее сосок, и наконец запечатлевая поцелуи-укусы на ее шее. Кажется, там останутся синяки.
— Он прав, милая, — говорит Изабела. — Я, конечно, догадывалась, но теперь вижу своими глазами — ты просто чудо.
— Всё будет хорошо, Мариан, — голос Варрика становится еще ниже, мягкие, размеренные слова — контрастирующие с отчаянными движениями ее бедер и дрожащими вздохами. — Ты напряжена, как натянутая тетива — но тебе не нужно такой быть. Просто позволь себе расслабиться. Совсем ненадолго. Ты можешь это сделать, Мариан.
Она хочет сказать, что нет, не может, что весь этот проклятый город развалится на кусочки, если она не будет следить, — но Варрик продолжает говорить, убеждает ее, что ничего подобного не случится, что она в своей постели, со своими друзьями, и они любят ее. Она может позволить им позаботиться о ней.
Она кончает с криком, вырывающимся откуда-то из самой глубины ее существа. Ни одна слабая разрядка, полученная ей одной в этой пустой постели, не способна даже сравниться с этим — она обессиленно откидывается назад на Варрика, не чувствуя своего тела, точно пьяная. Изабела покрывает легкими поцелуями ее щеки, нос и прикрытые веки, а Варрик, кажется, утыкается лицом в ее волосы. Собрав последние силы, Хоук поднимает руку, чтобы коснуться лица Варрика, его тяжелой челюсти, морщин от улыбки в уголках глаз, растрепавшихся жестких волос.
Изабела целует ее в уголки глаз, и, может быть, замечает там легчайшие следы слез, но не говорит ничего. Осторожно и медленно она передвигает Хоук, укладывает ее на кровать, головой на колени Варрика. Хоук чувствует укол вины, вспоминая о том, что ни он, ни Изабела так и не получили ничего, — но ей так удобно, и она даже не может толком двигаться, и...
— Позже, — с трудом выговаривает Хоук. — Мы попробуем всё это еще раз, с большей... взаимностью.
Изабела смеется — тихо, но многообещающе, — и проводит ладонью от ее бедра к колену. Всё тело Хоук кажется слегка онемевшим, и голова еще гудит, но она чувствует удовлетворенное спокойствие, которого не испытывала... наверное, уже годы.
— А сейчас я... я, наверное, усну, — добавляет она.
Варрик приглаживает ее волосы, а Изабела вытаскивает сбившееся к краю постели одеяло и укрывает им Хоук.
— Ничего страшного, милая, — говорит Изабела. — Может, если ты как следует попросишь, Варрик даже расскажет тебе сказку на ночь.
Название: Впервые
Оригинал: First, Jawbones; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 734 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: фем!Хоук/Фенрис
Категория: гет
Жанр: флафф, зарисовка
Рейтинг: G
Хоук скрещивает руки на груди, глядя на покосившийся светильник, свисающий с потолка на проржавевшей цепи. Перила на лестнице сломаны, ступеньки растрескались. Во всех углах полно паутины, в камине встревоженно шуршат крысы.
— Поздравляю, ты купила кучу пыли, — сообщает Фенрис с непроницаемым выражением лица.
Хоук качает головой, подавив короткий смешок.
— Здесь ничуть не хуже, чем в твоем особняке, — заявляет она. — И я, в отличие от тебя, хотя бы собираюсь навести порядок.
— Тогда зачем здесь я? — интересуется Фенрис.
Хоук оглядывается на него через плечо и улыбается. Сквозь грязные стекла в окнах пробиваются лучи солнца, подсвечивая висящую в воздухе пыль. Спертый воздух, нежилое пространство, дом, который стоял заброшенным слишком долго. Щит с гербом Амеллов валяется в камине, среди пепла и остывших углей, наполовину обгоревший. Хоук касается двери в кабинет, чувствует неровности и трещины под пальцами.
Заплесневевшие покрывала поверх прогнившей мебели, еще одна комната, где так долго никто не жил. Хоук проводит рукой по каминной полке, вытирает пыль на пальцах о собственные штаны. Фенрис молча следует за ней, наблюдая, как каждый ее шаг оставляет следы в грязи под ногами. Она явилась к его двери, запыхавшаяся и улыбающаяся, с бумагами на право собственности в руках. Только что купленный особняк, ее новый дом. Она попросила его пойти с ней, чуть ли не за руку притащила. Бумаги лежат теперь в передней, а руки Хоук заняты тем, что перебирают книги на высокой полке.
Фенрис улыбается, глядя, как она отплевывается от пыли и ставит книгу обратно. Она поворачивается, собираясь пойти дальше, — и слишком поздно слышит треск. Последняя соломинка, добившая наконец трухлявое дерево: у книжного шкафа подламываются ножки. Фенрис бросается вперед, вытянув руки; Хоук разворачивается, пытаясь поймать падающий на нее шкаф. Шкаф тяжело падает на его спину и на ее протянутые ладони, и они стоят, тесно прижавшись друг к другу, пока книги дождем сыплются вокруг. Их лица оказываются совсем близко. Вдвоем им удается поднять шкаф и прислонить его к стене.
Фенрис опирается о шкаф спиной; Хоук стоит, уперевшись руками в полки рядом с его головой. Под ногами разбросаны книги и выпавшие страницы. Облако пыли клубится и оседает, и Хоук переступает с ноги на ногу.
— Вот теперь ты видишь, зачем я тебя позвала, — говорит она. — Должен же кто-то защищать меня от злобной мебели.
Фенрис негромко хмыкает, не в силах скрыть улыбку. Хоук тоже улыбается, но дело не в шутке. Реакция на его улыбку, едва заметный румянец на ее щеках. Она сдвигается снова, сжимает полку так, что белеют костяшки пальцев.
Она отпускает одну руку, стряхивает клок пыли с его волос. Хоук смотрит в сторону, но Фенрис смотрит на нее. Синева ее глаз — океан, глубже которого он никогда не видел. Ее веснушки, похожие на звезды на фарфорово-бледной коже; черные волосы, неровными прядями падающие на лоб. Ее губы — темно-красные, рубины и гранаты, и он думает, каково это будет — поцеловать Хоук. Не то чтобы он не думал об этом прежде. Он откашливается; Хоук кладет руку на его плечо.
— Фенрис, — осторожно произносит она; ее рука скользит выше, пальцы касаются волос на его затылке, — я хотела, чтобы ты увидел это первым. Прежде всех остальных. Хотела, чтобы ты... — слова затихают, когда их лица сближаются, почти касаясь друг друга. Их глаза полуприкрыты, и он слышит, как стучит его собственное сердце; он опускает руку на ее бедро.
— Ты уверен? — спрашивает она, задевая его губы своими, и Фенрис думает, что невозможно любить ее сильнее.
— Поцелуй меня, — хрипло выдыхает он.
Хоук чуть приподнимается на носках, прижимается к нему, зарываясь пальцами в его волосы и касаясь другой рукой его щеки. Ее прикосновение — теплое и осторожное; его ладонь ложится ей на спину. Она облизывает губы — быстрым мимолетным движением.
Ее поцелуй оказывается еще теплее, чем прикосновение — осторожность и нежность, простое касание губ. Хоук отодвигается, твердо стоя на ногах, и на мгновение они могут только смотреть друг на друга. Фенрис первым нарушает оцепенение, наклоняясь, чтобы поцеловать ее снова.
Название: Magi Tevintri Ortus
Оригинал: Magi Tevintri Ortus, Latining; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 981 слово в оригинале
Пейринг/Персонажи: Фенрис, Хоук, Андерс, Себастьян
Категория: джен
Жанр: юмор, зарисовка
Рейтинг: G
Краткое содержание: небольшой импровизированный урок грамматики на улицах Киркволла.
— «Magi Tevintri ortus», — медленно прочитал Фенрис, запнулся и перечитал снова. — Здесь действительно так написано?
Хоук дернула плечом.
— По виду да. А что это значит?
— Ничего. Совершенно ничего не значит. — Фенрис хмуро уставился на надпись на стене, точно желая сдвинуть буквы силой воли.
— Может, разговорный тевинтерский отличается от письменного? — с энтузиазмом вклинился Себастьян. — У нас в Старкхэвене, например, полным-полно диалектов, но пишем мы по-старому, очень формально. Иногда даже кажется, что это два разных языка.
— Если вы подвинетесь и дадите мне посмотреть, что там такое, думаю, я смогу это прочитать, — сказал Андерс, подходя ближе. — Всех магов учат тевинтерскому. Не иначе как для того, чтобы храмовники могли напоминать нам, чего мы лишены.
— Какие ужасные страдания это тебе доставляет, должно быть, — заметил Фенрис, — знать, что никогда не сможешь убивать ради власти.
— Да, конечно же, — вскипел Андерс, — ведь каждый маг обращается к магии крови и демонам при малейшей сложности, иначе просто не бывает!
Себасьян многозначительно откашлялся.
— Вот только не начинайте!
— А ну хватит! — прикрикнула Хоук, вставая между ними. — Мне что, не хватает бардака с магами, храмовниками и церковью каждый день? Мы еще и сейчас будем это продолжать?
Все трое потупились, бормоча извинения.
— Отлично, — заключила Хоук. — Так вот, Андерс. Почему бы тебе не сказать нам, что здесь написано?
Андерс посмотрел на каракули на стене и удивленно перевел взгляд на Фенриса:
— Здесь написано «маги Тевинтера, восстаньте». Если ты просто не хотел это переводить, мог бы так и сказать.
— Ну нет, там написано точно не это! — лириумные метки Фенриса даже замерцали на мгновение. — Смотрите, «magi» — это либо именительный падеж множественного числа, либо родительный единственного. Так?
— Нну... да? — осторожно согласился Андерс, почти что ожидая, что сейчас из-за угла выскочит старший зачарователь Торрин и заставит его опять пересдавать грамматику.
— А «Tevinter» — это какое склонение? — глаза Фенриса ярко блестели. Хоук ощутила прилив гордости, видя, с какой легкостью он применяет правила грамматики, которым она его научила.
Себастьян решил сжалиться над Андерсом:
— «Tevinter»... второе, кажется? Или третье?
Фенрис развернулся к нему:
— Слова второго склонения с окончанием «-r», — он нарисовал букву в пыли большим пальцем ноги, — почти все относятся к мужскому роду и соответствующим понятиям: «мальчик», «мужчина» и так далее. — Фенрис подчеркивал каждое слово, выписывая его на земле по-тевинтерски. — Но Тевинтер — это место, а места...
— Женского рода? — рискнула Хоук.
— Именно! — воскликнул Фенрис, и Андерс с Себастьяном облегченно выдохнули. Хоук напомнила себе поблагодарить Изабелу за ее шуточку про «в других странах слова бывают мальчиками и девочками». Но Фенрис не собирался останавливаться. — Таким образом, «Tevinter» у нас будет... — он обвел их взглядом, — Андерс?
Андерс ненавидел его. Его самоуверенность, его метки, его меч, а больше всего ненавидел то, что сам он не учил тевинтерский достаточно хорошо, пока был в Круге.
— Третье склонение, женский род?
— Правильно! — Фенрис воодушевленно жестикулировал мечом, точно учительской указкой. — Себастьян, просклоняй «Tevinter»!
— «Tevinter»? — запнулся Себастьян. — Ээ... «Tevinter, -tris, -tri, -trem, -tre»? — Фенрис покачал мечом, и он продолжил: — Множественного числа нет, так как это имя собственное и существует только в единственном числе? Да?
— Да, — Фенрис опустил меч, и Себастьян почувствовал, как возвращается отлившая от его лица кровь.
— Подождите-ка, — вмешался Андерс, — «Tevintri» — это дательный падеж. Здесь можно употребить либо родительный, либо дательный, обозначающий принадлежность.
С кошачьей грацией Фенрис взмахнул мечом, указывая на последнее слово.
— «Ortus», — сказал он. — Стал бы кто-нибудь, кто знает про дательный падеж принадлежности, делать такую ошибку?
Спутники замолчали, нервно переглядываясь.
— Нет? — наконец спросила Хоук.
— Нет и никогда! — Фенрис подчеркнул слово кончиком меча с громким скрежетом металла по камню. — Потому что «ortus» — это?.. — он развернулся, направив меч на спутников; те попятились, обнаружив, что стена за их спинами оказалась как-то неудобно близко.
— Существительное? — выдавил Андерс. — Но это значит «подъем», так что не такая уж и ошибка...
— Да, это значит «подъем». Как подъем по лестнице, например. Это существительное, а не глагол. Тот, кто знает про дательный падеж принадлежности, не допустил бы такой примитивной ошибки! — вокруг Фенриса проявилось марево лириумного призрака, повторяя его жесты второй парой рук.
— Ну извините, я не виноват, что у Стражей не было кружка по изучению тевинтерского, — проворчал Андерс.
Фенрис не обратил на него внимания.
— Себастьян, ты образованный человек. Какой глагол означает «подниматься»?
— У нас обширный выбор. Тевинтерский — очень точный язык по своей природе... — меч снова оказался у его горла. — Но если нужно выбрать один... «surgere»? Или даже «consurgere». Это как раз политический термин, про людей, так?
— И снова правильно, — в голосе Фенриса звучало... веселье? он смеялся над ними? — Хоук, ты у нас учитель. Какую форму глагола следует использовать для приказа?
— Повелительное наклонение. В множественном числе, сер, — сказала она с шутливым поклоном.
— Очень хорошо, — Фенрис развернулся и легонько ударил Андерса по плечу плоской стороной меча. — Тебе надо практиковаться. Как будет «surgere» в повелительном наклонении множественного числа?
Андерс скрестил руки на груди:
— Повелительное наклонение множественного числа чего?
— Настоящее время, активный залог, — проворчал Фенрис, срезав пару перьев с его мантии.
— «Surgere», третье спряжение, — Андерс стоял, расставив ноги и сложив руки за спиной, изображая старательного ученика, — повелительное наклонение единственного числа — «surgi», множественного — «surgite». Или «consurgite», если быть точным. — Он снова скрестил руки и фыркнул: — Я еще не всё позабыл, знаешь ли.
— Слава Создателю за скромные чудеса, — не дав Андерсу ответить на это, Фенрис развернулся к Себастьяну и Хоук. — Итак, что мы получаем в итоге?
Три голоса слились в один, почти заглушая скрежет стали и камня, пока Фенрис выцарапывал правильный лозунг на стене Нижнего города:
— «Magi Tevintris consurgite».
— Олично, — Фенрис отступил на шаг, любуясь своей работой — а потом резко побледнел. — И мы никогда не будем об этом вспоминать.
Название: Дружеская помощь
Оригинал: Stress Relief, audenrain; запрос на перевод отправлен
Размер: мини, 2703 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: фем!Хоук/Изабела/Варрик
Категория: фемслэш, гет
Жанр: PWP, флафф
Рейтинг: R — NC-17
Предупреждения: полиамория
Краткое содержание: Хоук так ужасно устала под грузом ответственности и потерь — Защитник Киркволла, последняя из своей семьи. Изабела и Варрик решают помочь ей расслабиться, как и подобает настоящим друзьям.
Это начинается с шутки, со случайной фразы, которые Изабела говорит, даже не задумываясь обычно. Просто еще один тихий вечер в дружеской компании — ну, тихий настолько, насколько это возможно, учитывая, что Изабела уже уговорила их перебраться на второй этаж и даже на кровать Хоук, и где-то в процессе они успели избавиться от обуви, и пьют из одной бутылки вина на троих, пуская ее по кругу, прямо из горла.
Изабела сидит, откинувшись назад, опираясь спиной на один из столбиков в изножье кровати, и выглядит как воплощенное желание — особенно ноги, уже без привычных ее ботфортов, такие длинные и смуглые, вытянутые рядом с Хоук. Хоук даже могла бы положить руку на ее бедро, если бы только осмелилась.
Отхлебнув очередной глоток вина, Изабела рассчитанным движением облизывает горлышко бутылки, чтобы не упустить ни капли, — и при этом не сводит взгляд с Хоук. Варрик, сидящий рядом с Хоук у изголовья, хмыкает.
— Ну что, вы с бутылкой насладились обществом друг друга? — спрашивает он, протягивая руку. Изабела с улыбкой передает ему вино.
— Знаешь, дорогуша, — она поворачивается к Хоук, скрестив руки на груди — и какой вид приобретает от этого ее декольте, с ума сойти, — это просто разбивает мне сердце.
— Что именно? — рассеянно переспрашивает Хоук, забирая бутылку у Варрика. Она только начинает чувствовать влияние алкоголя, и пока еще нет никаких причин, чтобы ей становилось так жарко и охватывало волнение, но она все равно отпивает еще глоток.
— Как мало этот город ценит то, что ты делаешь для него, — поясняет Изабела. Она проводит босой ступней по ноге Хоук — тепло чувствуется даже через ткань бриджей. — Как мало мы выражаем нашу... признательность.
Хоук не знает, что и сказать — такие непристойные намеки таятся в этом слове, и потому она привычно переводит всё в шутку.
— Ну, конечно, я могла бы потребовать с каждого благодарного горожанина массаж, или горячую ванну, или что-нибудь вроде того, но только подумай, сколько времени это займет. Сколько там, говорите, людей живет в Киркволле?
Изабела смеется, принимая бутылку от Хоук, но тут же ставя ее на пол около кровати.
— По правде говоря, я думала о чем-нибудь более... интимном, — говорит она.
Ее рука ложится на колено Хоук, и большой палец поглаживает ее бедро медленными кругами. Хоук с трудом сглатывает, чувствует сладковатый привкус вина в горле. Ей хочется плотнее сжать ноги — что угодно, лишь бы усилить давление на то место, где вдруг становится так горячо.
— Просто немного расслабиться — но это точно не то, в чем я хотела бы приглашать участвовать весь Киркволл, — продолжает Изабела, наклоняясь вперед и позволяя своей ладони скользнуть вверх по бедру Хоук. — Но вот, например, наш друг гном. У него такие восхитительно большие руки, ты не находишь?
Хоук почти забыла о том, что Варрик тоже здесь, но, оглянувшись на него, она видит, что он широко улыбается Изабеле.
— Ривейни, ты просто чудо, — говорит он с ноткой исчезающего недоверия в своем глубоком голосе. — Мне всегда нравился ход твоей мысли.
А у него и вправду очень привлекательные руки, признает про себя Хоук, — сильные и уверенные. Изабела медленно придвигается ближе, прижимаясь своими мягкими изгибами к телу Хоук, но когда Хоук пытается в свою очередь коснуться ее, Изабела нежно, но твердо перехватывает ее руки.
— Нет, — говорит она, — сегодня ты не будешь думать ни о ком, кроме себя самой.
А потом она целует Хоук в кончик носа — такой нелепо-милый жест, учитывая ее непристойное предложение. Так близко Хоук может разглядеть все ее крохотные веснушки — изящные темные пятнышки, рассыпанные по ее носу и щекам, и еще одну, что пристроилась прямо под нижней губой и просто напрашивается на поцелуй.
Изабела позволяет ей это, как минимум — медленный, глубокий, развратный поцелуй, точно такой, как Хоук себе представляла, пронизывающий дрожью до кончиков пальцев. Изабела быстро и резко прихватывает зубами ее нижнюю губу, отстраняясь, и Хоук чувствует пульсацию между ног. Она и забыла, когда ее в последний раз кто-то касался.
— Ни о ком, кроме себя самой, — повторяет Изабела, начиная медленно опускаться вниз по телу Хоук.
— Но ты ведь...
— Тише, милая, — говорит Изабела голосом сладким, но строгим, и все слова застревают у Хоук в горле. Ее руки и ноги наливаются тяжестью; Изабела задирает ее тунику и принимается стаскивать ее черные бриджи, и Хоук смотрит вниз на нее в немом оцепенении. Она знает, что уже намокла; ей только интересно, заметно ли это через ее белье. Может ли Изабела почувствовать запах.
Изабела целует Хоук около колена и пробирается выше по внутренней стороне бедра — и не сводит глаз с Хоук все это время.
— Ривейни дело говорит, — замечает Варрик; его голос приобретает интонации, обычно проявляющиеся, когда он собирается рассказать по-настоящему отличную историю. У него такой чудесный голос, и он так хорошо им владеет: вот и сейчас игривые нотки намекают на все возможные продолжения. — Когда в последний раз хоть кто-нибудь делал что-то для тебя? Позволь кому-то еще позаботиться о тебе — так, для разнообразия.
Варрик придвигается к ней ближе и притягивает к себе, заставляя опереться на него — учитывая, что она уже полулежит, она оказывается на идеальной высоте, чтобы он мог обнять ее за плечи одной рукой.
— Думаю, это стоит снять, — он приподнимает подол ее туники, — тебе не кажется?
Хоук тянется к верхней пуговице, но Варрик легонько шлепает ее по руке.
— Ты разве не слушала? — укоряет он. Его голос, кажется Хоук, становится еще глубже, вибрируя в его груди под ее спиной, и она вздрагивает, чувствуя тепло его дыхания у самого уха. — Тебе следует позволить о себе позаботиться.
Варрик расстегивает пуговицы за нее — на удивление ловко, хотя и пользуется всего одной рукой, — и слава Создателю, что сегодня она поленилась надевать нагрудную повязку.
— Ну же, — он притягивает ее еще ближе, пока она не опирается спиной ему на грудь, а ее руки — все еще в рукавах распахнутой туники — зажаты между ними.
Внизу, у ее бедер, Изабела оценивающе хмыкает.
— Какой прелестный вид, — замечает она, а потом резко стягивает с Хоук белье, отбрасывая куда-то в угол комнаты. Хоук сжимает кулаки, внезапно встревоженная — оказавшись такой раскрытой и уязвимой, когда они оба полностью одеты, и так спокойны, и сосредоточены... и целиком контролируют ситуацию, не позволяя сделать это ей — и это то ощущение, которое она давно позабыла.
Рука Варрика ложится на ее живот — осторожно, не касаясь ничего неподобающего. Странным образом это успокаивает. Он, должно быть, заметил, как напряглись ее руки, потому что осторожно говорит:
— Хоук, если тебе неприятно, если тебе это все не нравится...
— Нет, — возражает она неожиданно слабым голосом, — дело не в этом... я просто...
— Как считаешь, она знает, насколько прелестна? — интересуется Изабела светским тоном — а лицо ее остается всего в нескольких дюймах от того места, где сходятся ноги Хоук.
— Я на это надеюсь, — отвечает Варрик, наклоняя голову, чтобы поцеловать ее в шею. Его щетина царапает мягкую кожу, и это ощущение даже интереснее, чем от самого поцелуя, и Хоук прерывисто втягивает воздух — у нее начинает кружиться голова. Пальцы Изабелы скользят по ее щели, касаясь влажной кожи, но нигде не надавливая достаточно сильно — но когда она пытается податься бедрами вперед, ускорить процесс, рука Варрика на ее животе наливается тяжелым, прочным весом, удерживая ее именно там, где нужно Изабеле.
— Сложно представить, что ты можешь об этом не знать, — говорит Варрик, не отрывая губ от ее шеи. Он легко прикусывает кожу там, где бьется пульс, под самой челюстью, а потом поднимает голову и проделывает то же с мочкой уха. Хоук никогда раньше даже не задумывалась о своих ушах, но сейчас у нее перехватывает дыхание, и он улыбается в ее волосы. — Чего стоят только твои длинные ноги, такие стройные и мускулистые, и твоя походка — ты ходишь так, будто всё, что преградит тебе путь, может не успеть даже пожалеть об этом. — Его рука скользит вверх, легко касаясь округлостей ее груди, и Хоук не пытается уже выгнуться навстречу прикосновениям, зная, что он действует в своем собственном темпе. — Помню, как-то раз я видел, как этими ногами ты сломала шею одному бандиту. Ты тогда извернулась в прыжке, приземлилась ему на плечи, и просто... — он задевает большим пальцем ее сосок, и в то же время Изабела раздвигает ее складки и проводит языком по узелку нервов. Хоук вскрикивает, помимо воли поджимая пальцы на ногах, и рука Варрика накрывает ее грудь — ее сердце колотится под его ладонью в сумасшедшем ритме.
— После этого, — продолжает Варрик, чуть повышая голос, потому что Хоук едва может расслышать его за собственными стонами, вздрагивая от каждого движения умелого языка Изабелы, — после этого я не мог перестать думать о том, как ты сжимаешь этими ногами мою шею. По другому поводу, разумеется, и, надеюсь, не столь смертельному, но я мог бы провести там целые дни. Готов поклясться, на вкус ты изумительна.
— Мм-гм, — соглашается Изабела, и вибрация ее голоса пронизывает удовольствием всё тело Хоук. Ей не хватает воздуха, от каждого прерывистого вздоха только сильнее кружится голова и быстрее бьется сердце. Варрик размеренно проводит ладонью от ее горла до живота, точно успокаивая напуганного зверька.
— Ты в порядке, Хоук? — спрашивает он, и в его голосе столько неподдельной привязанности, что она и в самом деле верит ему — он бы сделал это, ласкал бы ее ртом, пока они оба не рухнули бы о изнеможения. И она бы ничуть, ничуть не возражала.
— Да, — выдыхает Хоук — и от представившейся ей картинки, и в качестве ответа — и Изабела воспринимает это как разрешение скользнуть чуть ниже, надавливая пальцами и языком на ее вход. Хоук извивается в руках Варрика — впрочем, не то чтобы она на самом деле была против — но он крепко держит ее, успокаивая вполголоса.
— Даже не знаю, как я до сих пор этого не замечал, — говорит он, дразнящими движениями обводя по кругу ее сосок. Он притягивает ее еще ближе, вплотную, опуская лежавшую на ее плече руку и накрывая ей вторую грудь; такие легкие прикосновения — но она знает, что они могут в одно мгновение стать сильнее, если она попытается поторопить события. — Ты заботишься о стольких людях, но нет никого, кто мог бы позаботиться о тебе. Это просто преступление, Хоук — такая женщина, как ты, должна иметь целый гарем, исполняющий любую твою прихоть.
Она смеется — нервно, немного задыхаясь — но Варрик наклоняет голову, касаясь губами края ее плеча.
— Нет, нет, — говорит он. — Я серьезно. Ты бы видела свою задницу. Да за нее должны сражаться на дуэлях.
Язык Изабелы проникает глубже, и это божественно, да, но ей не хватает прикосновений чуть выше, к самой чувствительной точке — и почему только Изабела так над ней издевается...
Рука Варрика снова скользит вниз, дальше, чем прежде, словно он читает ее мысли. Хоук стонет — длинно и беспомощно — когда его пальцы надавливают ровно там, где это нужно сильнее всего.
— Мне правда всегда казалось, что ты знаешь, — бормочет он, и в его голосе слышится что-то глубже, чем возбуждение, что-то — точно восхищение и трепет. Это заставляет ее вздрогнуть всем телом. Его пальцы движутся в неспешном ритме — два раза надавливая сильнее, отстраняясь на несколько движений — и ей кажется одновременно невыносимым и невероятным то, как этот ритм не совпадает с настойчивыми, требовательными движениями языка Изабелы.
— Мариан, — выдыхает Варрик, и это действует на нее, как удар в самое сердце, и она может только спрятать лицо, уткнувшись в его плечо, потому что — когда в последний раз ее называли по имени? Разве что мать, разве что еще тогда, когда в этом огромном пустом доме у нее была семья, а не только торговцы, слуги и просители. Они все зовут ее только «Хоук» или «Защитник»: почтительно, умоляюще, требовательно. Но здесь, сейчас, никто не требует ничего, только делятся со всей щедростью. Изабела между ее ног наклоняет голову, поворачивается, целуя ее нижние губы; ее руки лежат на бедрах Хоук, разводя их шире. Варрик кладет широкую ладонь над ее сердцем, обводит изгиб груди, и Хоук кажется, что она вот-вот взлетит в небо, если бы только они двое не удерживали ее, точно якорь.
— Сильнее, — просит она, и он слушается, а она извивается, пока не удается высвободить хотя бы одну руку — потому что ей нужно дотронуться до них, нужно почувствовать их на ощупь: волосы Изабелы — мягкие под ее пальцами, грудь Варрика — горячие, твердые мышцы под ее ладонью. Хоук кажется, будто она сейчас рассыплется, разлетится на части, и может только молиться, чтобы никто из них не отпускал ее, иначе она не знает, как потом собрать себя обратно.
— Мариан, — повторяет Варрик, и у нее вырывается что-то похожее на всхлип. Она чувствует — губами, прижатыми к его шее — дрожь его глубокого голоса, и всё в нем — такое прочное, надежное, настоящее. — У тебя прекрасно получается, Мариан, я всегда знал, какая ты невероятная...
Это смешно, ведь она же не делает ничего, но она не может связать слова, чтобы сказать ему об этом — может только впитывать его похвалы и притворяться, что понимает. Изабела, сменив язык на пальцы, наклоняется вперед и выше, оставляя влажные следы поцелуев на коже Хоук, прихватывая зубами кожу чуть выше бедра, на ребрах — Хоук ахает — ее сосок, и наконец запечатлевая поцелуи-укусы на ее шее. Кажется, там останутся синяки.
— Он прав, милая, — говорит Изабела. — Я, конечно, догадывалась, но теперь вижу своими глазами — ты просто чудо.
— Всё будет хорошо, Мариан, — голос Варрика становится еще ниже, мягкие, размеренные слова — контрастирующие с отчаянными движениями ее бедер и дрожащими вздохами. — Ты напряжена, как натянутая тетива — но тебе не нужно такой быть. Просто позволь себе расслабиться. Совсем ненадолго. Ты можешь это сделать, Мариан.
Она хочет сказать, что нет, не может, что весь этот проклятый город развалится на кусочки, если она не будет следить, — но Варрик продолжает говорить, убеждает ее, что ничего подобного не случится, что она в своей постели, со своими друзьями, и они любят ее. Она может позволить им позаботиться о ней.
Она кончает с криком, вырывающимся откуда-то из самой глубины ее существа. Ни одна слабая разрядка, полученная ей одной в этой пустой постели, не способна даже сравниться с этим — она обессиленно откидывается назад на Варрика, не чувствуя своего тела, точно пьяная. Изабела покрывает легкими поцелуями ее щеки, нос и прикрытые веки, а Варрик, кажется, утыкается лицом в ее волосы. Собрав последние силы, Хоук поднимает руку, чтобы коснуться лица Варрика, его тяжелой челюсти, морщин от улыбки в уголках глаз, растрепавшихся жестких волос.
Изабела целует ее в уголки глаз, и, может быть, замечает там легчайшие следы слез, но не говорит ничего. Осторожно и медленно она передвигает Хоук, укладывает ее на кровать, головой на колени Варрика. Хоук чувствует укол вины, вспоминая о том, что ни он, ни Изабела так и не получили ничего, — но ей так удобно, и она даже не может толком двигаться, и...
— Позже, — с трудом выговаривает Хоук. — Мы попробуем всё это еще раз, с большей... взаимностью.
Изабела смеется — тихо, но многообещающе, — и проводит ладонью от ее бедра к колену. Всё тело Хоук кажется слегка онемевшим, и голова еще гудит, но она чувствует удовлетворенное спокойствие, которого не испытывала... наверное, уже годы.
— А сейчас я... я, наверное, усну, — добавляет она.
Варрик приглаживает ее волосы, а Изабела вытаскивает сбившееся к краю постели одеяло и укрывает им Хоук.
— Ничего страшного, милая, — говорит Изабела. — Может, если ты как следует попросишь, Варрик даже расскажет тебе сказку на ночь.
@темы: перевожу слова через дорогу, city of chains and other places