рассказик два

[Альре Сноу]

На внеконкурс это пошло по очень простой причине: на момент выкладки конкурса книжки не было не то что у меня, а даже в печати. И, кстати, я до сих пор не знаю, существует ли этот рассказ где-то еще в сети, не говоря уже о переводе. Может, хоть где-то я успел первым (=

Название: Вспышка серебра среди потускневших призраков
Оригинал: «A Flash Of Silver Among The Corroded Ghosts», Aaron Dembski-Bowden (скачать: doc, epub)
Размер: 3695 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Искандар Хайон,

спойлер

Серые Рыцари
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Получив сигнал бедствия своего прежнего легиона с забытой мертвой планеты, Хайон отправляется туда, пользуясь передышкой в сражениях Первого Черного Крестового похода. Разумеется, это ловушка. Разумеется, все не так просто.
Скачать: .doc | .rtf | .txt | .fb2 | .epub

Прежде чем сгореть, этот мир назывался Палис-II, будучи вторым в системе Палис: незначительная планета, кружащая около незначительного белого огонька звезды. После того, как он сгорел, когда ценные металлы в планетарной коре расплавились и превратились в шлак, когда его защитники стали пылью, — этот мир, вероятно, не назывался никак. Во всяком случае, имперские предупреждающие спутники, кружащие в его задушенных радиоактивными выбросами небесах, не упоминали никакого названия.
Я шагал по его каменистой поверхности, тревожа пятисотлетнюю пыль. Воздух был полон мелких острых частиц, скребущих мою броню с непрестанным звуком сыплющегося гравия. Атмосферные возмущения должны были бы уже успокоиться, но циклонные торпеды разбудили извергающиеся по всему миру гейзеры и вулканы — теперь они продолжали дело боеголовок, убивших планету. Этот мир не просто погиб во время Ереси Хоруса — он всё еще погибал, проживая свою смерть каждый день, снова и снова.
Небеса над головой были темны от той же пыли — давний отголосок атомной зимы. Датчики температуры выводили на мой внутренний экран нерадостные значения. Я мог выжить здесь без брони, но не больше двух-трех дней, прежде чем я слишком ослабел бы и мои легкие не смогли бы больше фильтровать отравленный войной воздух.
Лишенный брони человек замерз бы здесь за час. Без дыхательной маски смерть наступила бы за две минуты.
Я шел один несколько километров, сопровождаемый лишь неровным ритмом моих сапог, ударяющих о размолотые в пыль камни. Я отключил вокс-связь с моим кораблем на орбите, наслаждаясь редкой возможностью побыть в тишине. После однообразных ярости и грохота сражений Первого Крестового похода эта миссия казалась опасно похожей на отдых. Тишина — настоящая тишина — одновременно успокаивает и склоняет к размышлениям.
Я поднял взгляд к небу, лишенному солнца и звезд, лишенному даже дня и ночи. Мир, окрашенный в серое, под небом того же оттенка. Концепция горизонта здесь теряла свой смысл. Где-то наверху ждал мой корабль, «Воплощенный». Он стал моим флагманом во время Первого Черного Крестового похода, для тех кампаний, когда я вел войну вдалеке от«Мстительного духа», и останется таковым еще тысячу лет.
Уничтоженный мир — это воплощенное обвинение среди пустоты космоса. Его безжизненный лик — вопрос, обращенный ко всем, созерцающим его: зачем он был убит? Зачем понадобилось выжечь его землю, лишая его ценности равно для врагов и союзников? Зачем разрушать его, отнимая даже у будущих поколений?
Все эти вопросы занимали мои мысли в тот день, пока я шел. Подобные размышления приносили покой; ту странную, задумчивую безмятежность, что ощущается во время прогулки по кладбищу.
Я не сражался здесь — тогда, когда этот мир еще стоил того, чтобы за него сражаться. И всё же многое здесь казалось мне знакомым: я видел на зернистых спутниковых записях, как циклонные торпеды несли сюда разрушение, и я слушал искаженные помехами обрывки сообщений из вокс-сети воинов, что умерли на планете.
Многие, очень многие умерли здесь. Бомбардировка, превратившая второй мир системы Палис в безжизненный труп, имела причиной скорее злобу, чем какую бы то ни было тактическую необходимость — имперский генерал или командующий космодесанта либо отчаялся от невозможности выиграть наземную войну, или же получил приказ о передислокации и не мог больше позволить себе тратить время и усилия на бесконечные сражения. Он предпринял попытку эвакуировать свои войска, прежде чем обрушить последний удар молота, но завершил битву предельно радикальным способом, стерев саму возможность победы и уничтожив даже повод, из-за которого успели погибнуть столь многие.
Злоба и мстительность ценились на обеих сторонах нашей войны. И у имперцев, и у предателей их было более чем достаточно.
Мне потребовалось пять долгих, одиноких часов,чтобы достичь окраин бывшей столицы. Пять часов тишины, нарушаемой лишь хрустом гравия под моими шагами и шепотом ветра.
Я наслаждался этими часами безмерно.
Нагуаль ждал меня. Просперийской рыси не вредили ни атмосфера, ни смертельные температуры. Он жил по иным физическим законам, насколько можно было вообще сказать о нем «жил». Взгляд белых глаз обратился на меня — в нем было больше внимания хищника, чем разума, но всё же мысли зверя коснулись края моего разума.
«Хозяин».
«Моя рысь».
В ожидании демон бродил по разрушенным улицам того, что когда-то было городом, перерабатывающим заводом и космопортом. Наполовину этот город был погребен под медленно накапливающимися заносами гравия и пыли. Казалось, что поселение погрузилось в землю по прихоти некоего безумного бога.
«Тисак», — подумал я.
Огромный кот поднял голову.
«Хозяин?»
— Этот город, — произнес я вслух. Слова разорвали тишину, точно выстрел из болтера. Возможно, мой голос был первым, что звучал здесь с тех пор, как этот мир погиб. — Этот город назывался Тисак.
Демон отозвался пренебрежительным рыком. Подобные человеческие дела его не заботили.
«Нет жизни, — передал мне зверь. — Нет душ. Пустой людской улей. Ничего внутри».
— В таком случае, всё в порядке. Этот мир едва ли стоил того, чтобы сражаться за него в первый раз. Мне не хотелось бы принимать участие во второй попытке.
Мы вошли в город, следуя вдоль изъеденного ветрами, ржавеющего монорельсового конвейера. Нагуаль шагал рядом со мной, поворачивая голову из стороны в сторону, методично выслеживая любой намек на движение.
Монорельс закончился в депо, купол крыши которого обвалился под собственным весом, засыпав здание обломками. Слежавшиеся пыль и грязь покрывали пол и стены. Повсеместный здесь неровный ландшафт — дюны, созданные осадками ядерной зимы.
Взобравшись на дюны, мы наконец увидели сам город. Безжизненная, выжженная пустошь предстала моему взгляду. Эрозия расправилась с теми немногими строениями, что устояли после орбитальной бомбардировки.
— Как здесь тихо.
Моя рысь не разделяла моего очарования тишиной. Для Нагуаля это вовсе не было спокойным местом — это было место, где ему угрожал смертельный голод. Здесь не было душ, на которые можно было охотиться, не было жизней, который можно было поглотить. Если демоны представляли себе преддверие ада, оно, вне всяких сомнений, было похоже на этот мертвый город.
Мы шли всё дальше, по задушенным пылью улицам, среди обрушенных стен.
Прошло несколько часов, прежде чем мы нашли первый труп легионера. Тела обычных людей, разумеется, лежали повсюду, но нам они были не нужны.
Нагуаль увидел тело первым. Признаюсь, я отвлекся, позволяя тишине успокоить мои чувства после трех месяцев долгой осады, проведенных рядом с Пастью Бога Войны. Я слышал грохочущую скороговорку тяжелых болтеров во сне. Закрывая глаза, я видел мигающие вспышки выстрелов.
Тело было почти полностью погребено под обломками рухнувшего склада. Броня побелела от пыли, истерлась под бесконечными ветрами, превратившими тысячи человеческих трупов в хрупкие обломки костей. Среди камней виднелся силовой ранец и закругленный наплечник. Какого бы цвета ни был керамит, теперь от него осталось лишь воспоминание.
Я осторожно пнул ранец носком ботинка. Легионер оставался безмолвным и мертвым. Нагуаль следил за мной скучающим взглядом.
«Мертв», — подтвердил он, обнюхивая мертвого легионера Тысячи Сынов.
— Мертв, — согласился я.
«Я — Хайон», — сказал я трупу.
Тот не ответил.

***

— Они погибли во время Ереси Хоруса, — сказал Леор, когда я рассказал ему, куда собираюсь отправиться.
— Не называй ее так. Это было восстание.
Он пожал плечами, прерывая труды своих рабов-оружейников. Мы беседовали в оружейных покоях на его корабле, «Призраке пустоты». Терпеливые рабы Леора помогали ему облачиться в заново отремонтированную броню; он готовился вести атаку на дворец Праксеум, резиденцию имперской власти в мире под нами. Взвыла дрель, соединяя разъемы на правой перчатке Леора с его запястьем.
— Называй как хочешь, — согласился он, блеснув металлическими зубами. — Я говорю о том, что они уже были трупами задолго до того, как Ариман со своей магией...
— Рубрика была вышедшим из-под контроля колдовством, а не «магией».
— Так на что ты рассчитываешь? Что там будут сотни мертвых легионеров Тысячи Сынов, лежащих в могилах и ждущих, чтобы их подняли в виде рубрикатов?
Я посмотрел на него с некоторым раздражением. Мне недоставало терпения для того, чтобы обсуждать метафизические свойства Рубрики Аримана с любым из моих братьев, а тем более — с Леором.
— Я не знаю, что найду там. Эта загадка и есть причина того, почему я должен туда отправиться.
Он покачал головой:
— Я не могу так просто тебя отпустить, брат. Ты нужен мне здесь.
— Я не спрашиваю твоего разрешения, Леор. Я сообщаю тебе. Я ухожу. Тебе не нужен ассасин-одиночка, чтобы выиграть эту битву.
Он отрывисто рассмеялся.
— Зато мне нужны те пара тысяч рубрикатов, которые подчиняются тебе.
С легким жужжанием механизмов моей бионической руки я указал на двух воинов Рубрики за моей спиной. Старые воины — братья, что при жизни служили под моим и Ашур-Кая командованием, задолго до того, как мы надели черное нашего нового легиона.
— Я оставлю своих пепельных мертвецов тебе. Они подчиняются своим офицерам.
Это почти примирило Леора с моим решением, хотя он по-прежнему оставался недоволен.
— И ты забираешь «Воплощенный»?
— Конечно.
Он задумался над ответом, зная, что «Воплощенный» был одним из наших лучших кораблей, но зная и то, что у него не было способа удержать меня. Он повел плечами — сервомоторы наплечников отозвались низким гулом.
— И всё это ради какого-то сигнала бедствия Тысячи Сынов?
— Сигнал бедствия Тысячи Сынов, исходящий из мертвого мира, из могилы на месте битвы, проигранной пять сотен лет назад. Сигнал, который каким-то образом активировался только сейчас.
Леор прищурился:
— Ты можешь просто забыть о нем.
— Могу, — согласился я, — но не стану.
— А если это ловушка?
— Я искренне надеюсь, что это ловушка, — ответил я совершенно серьезно. — Потому что если нет — это поднимает тревожащие вопросы касательно метафизики и темпоральных сопряжений Рубрики.
— Понимаю, — по тону Леора было ясно, что он не понимает ничего, и можно было предположить, что ему в любом случае всё равно. — Всё, Хайон, иди.

***

Источник сигнала был главной его загадкой. Он обладал пси-механической природой — слияние механического сигнала и психической эманации. Это было не столь редким, как могли бы предположить в Империуме: большинство кораблей, форпостов и крепостей Тысячи Сынов во времена Великого Крестового похода способны были активировать подобные маяки в случае несчастья.
Но когда «Воплощенный» приблизился к Палису-II, мы не увидели ни мертвых кораблей на орбите, испускающих последнее послание, ни сети орбитальных спутников, передающих сигнал бедствия в вечную ночь. Космос молчал, как должен был молчать и мир под нами — но, как ни странно, едва различимый сигнал исходил из бывшей столицы Палиса.
Но ни в одном из зданий не сохранилось даже последних остатков энергии. Все генераторы города были разрушены, стерты в пыль.
Я следовал за Нагуалем через мертвый город, время от времени небрежными телекинетическими импульсами отбрасывая с дороги обломки зданий и разбитый транспорт. Мы раскопали несколько десятков тел моих братьев по легиону: их останки принадлежали истинной, первой смерти, а не пепельному бессмертию Рубрики Аримана.
Хотя сигнал маяка был слишком мощным и не мог исходить из доспехов одного-единственного воина, я всё же надеялся вновь запустить их внутренние системы, чтобы каким-нибудь образом проследить обратный маршрут к разбившемуся кораблю или упавшему орбитальному передатчику. Мои попытки оказались тщетны. Город был мертв. Воины были мертвы. Их броня была мертва. Сканеры «Воплощенного» не нашли ни одного подходящего источника сигнала, и мои собственные изыскания на поверхности планеты оказались столь же бесплодны.
Шагая, я позволил своему шестому чувству течь свободно, соскальзывая с грани между реальностью и нереальностью. Я видел, как бесплотные силуэты призрачных воинов сражаются друг с другом среди эфирных отражений зданий, что когда-то гордо возвышались здесь. Я видел мертвецов, проживающих свои последние мгновения, — и смотрел отрешенным взглядом того, перед кем пьеса смерти разыгрывалась бессчетное количество раз.
Нагуаль скользил вперед; он был не способен увидеть этих ложных призраков, и его не заботили их трупы.
«Здесь нет ничего, — передал он мне. — Ничего, ничего и ничего. Всё мертво, всё — прах, всё — пепел».
Он был прав, и всё же — сигнал маяка исходил из мертвого города. Он висел в воздухе, точно мельчайшая пыль, смутный шепот, касающийся моего психического восприятия, — бессловесный, но отчаянный, не передающий ничего, кроме лихорадочной усталости. Я наблюдал за отголосками воинов, пять сотен лет лежащих в могилах, сражающихся над распадающимися останками бессильных доспехов.
Засада — когда она открылась — началась вспышкой серебра среди потускневших призраков.

***

Теперь, все эти годы спустя, стать целью подобной ловушки означало бы для меня неизмеримое оскорбление. Но тогда шел всего лишь четвертый год Первого Черного Крестового похода, и мои враги в Ордо Еретикус еще не знали меня. Кем был я для них, кроме еще одного легионера-предателя с существенной, но неопределенной психической силой? Просто еще один заклинатель демонов. Просто еще один раб Пантеона.
Они сочли, что пятерых воинов их ордена будет достаточно.
Они убрали психические барьеры, не позволявшие мне увидеть и почувствовать их. Их появление провозгласило две истины одновременно: первая — маяк сигнала бедствия был произведен Империумом и, несомненно, исходил с их психически скрытого корабля; вторая — они не были сильны поодиночке, но их психическая мощь рождалась в общей, объединенной ауре.
Они окружили меня; в воздухе еще не рассеялся отвратительный запах телепортации. Молнии варпа змеились на фокусирующих стабилизаторах их силовых генераторов, рассыпаясь злыми искрами с шипением и треском. Керамит их брони блестел серебром. Их лица скрывались под стилизованными рыцарскими шлемами. Каждый из них нес оружие, бурлящее психической силой.
Как же воодушевлены они были, эти серебряные дети. Как порывисты — с едва сдерживаемой энергией их оружия, со звенящей гармонией их объединенных душ.
— Приветствую, — сказал я им. Нагуаль зарычал, обнажая клыки-сабли. Ненужный жест, но в верности ему нельзя было отказать.
— Именем Императора на Золотом Троне мы объявляем тебя diabolus traitoris, — это произнес глава ковена, в отмеченной рунами белой мантии поверх серебряной брони, с искрящимся силовым посохом в руках. Его следующие слова меня не удивили. — Приговор — смерть.
Я поднял свою бионическую руку — раскрытой ладонью вперед. Ураган разрывных пуль, который должен был уничтожить меня, разбился о телекинетический щит. Я не двигался с места и не снимал барьер, на случай, если они попробуют повторить это.
Нарочито медленно я извлек Сакраментум, позволив мечу пропеть свою шелестящую песню, освобождаясь из ножен.
— Следует полагать, что за фальшивый маяк отвечаете вы?
Они надвигались на меня, подняв оружие. Нагуаль отпрянул назад: его дымная шерсть истончалась, сила его присутствия слабела. Чем ближе они подходили, тем более бесплотным он казался с каждой секундой.
«Интересно».
— Этого хватит. Стойте, — предупредил я.
Они не прислушались, поэтому я убил одного из них. Секунду назад он приближался, сжимая в руках два клинка, — а в следующее мгновение превратился в подергивающуюся колонну из плоти и смятого керамита, истекающую кровью, пока его броня вдавливалась в тело.
Он умер быстро: керамит, защищавший его, раздавил грудную клетку, разрушая внутренние органы. Окрашенный алым узел боли вспыхнул в невидимой ауре, объединявшей отряд серебряных воинов. Без погибшего соратника их силы уменьшились; они чувствовали отголосок его страданий.
В момент смерти воина я захватил его последние мысли — беспорядочную пляску угасающих синапсов. Он оказался стойкой натурой: не паниковал, теряя жизнь, но сожалел о неоконченном долге. Идеи и образы промелькнули перед моими глазами; воспоминания, не принадлежащие мне, о моментах, которые я никогда не испытывал. Я подавил чувство дезориентации, сосредоточившись на четырех оставшихся в живых воинах.
— Серые Рыцари, — я произнес название, вырванное из разума их умирающего брата. — Что вы...
Они сбили меня с ног. Они собрали свое поврежденное единство и швырнули меня на землю телекинетической волной. Моя черная броня заскрипела о землю, разбрасывая искры — меня протащило в пыли почти тридцать метров. Не будь я укрыт щитом, этот удар разорвал бы меня на части.
Они двинулись на Нагуаля, но демон был достаточно умен, чтобы не противостоять им в одиночку. Он растворился в тенях прежде, чем их клинки смогли коснуться его. Поднимаясь на ноги, я чувствовал его рядом — он готовился вновь обрести форму и присоединиться ко мне.
«Нет, — предупредил его я. — Я справлюсь с ними».
Он остался бесплотным, но я чувствовал конфликт между осторожностью хищника перед святыми воинами и его чистой, звериной верностью мне. Я успокоил его безмолвным импульсом — он не нарушал договор со мной, оставаясь пока невидимым. Это были опасные враги, само их присутствие несло гибель демонам. Это был мой бой.
Мы сближались; я — против них четверых. Сакраментум взвился с грязной земли, куда упал, и вновь лег в мою ладонь.
— Из этого города выйдет подходящая могила, — окликнул меня их предводитель. — Разве не так, Искандар Хайон из Тысячи Сынов?
— Поднявшись из тени и стыда, — ответил я, — возродились в черном и золотом.
Их единство не было абсолютным. Один из них вырвался вперед, оставив братьев за спиной; его парные мечи звенели в пыльном воздухе.
— Я — острие Его меча, — выкрикнул воин. — Я — погибель...
Если чем он и был, то только глупцом. Я расправился с ним за три удара — четыре, если считать тот, которым я выпотрошил его, вытягивая Сакраментум из его внутренностей, и пять, если считать его снесенную голову на обратном взмахе меча.
Я отпихнул труп в сторону и встретил оставших троих — всех вместе.

***

После я сидел в пыли и пересчитывал свои раны. Аугметическая рука висела вдоль бока мертвым грузом; покрытый гравировкой металл не повиновался мне, пальцы разбитой ладони неподвижно застыли. Кхелтаранский гребень шлема, неизменный со времени Рубрики Аримана, искореженный, лежал на земле. Удар, снесший его, расколол мой шлем и прочертил варп-огнем след от лба до ключицы, стесав заодно и немалую часть моего лица. Ядовитый воздух просачивался в легкие, и висящий в воздухе песок царапал открытую кость черепа.
Нагуаль, мерцая, вновь принял плотский облик и принялся слизывать кровь с моего лица.
«От этого не легче, демон».
Пристыженный, он отошел прочь.
Один из Серых Рыцарей еще не умер. Я с трудом поднялся; мои ребра были сломаны в нескольких местах. Что-то в моей груди соскользнуло ниже, за чем последовало ощущение тошноты и головокружение. Это было нечто новенькое.
Я подошел к Серому Рыцарю — он лежал, распростершись в пыли, лишившись обеих ног, втягивая воздух тем, что осталось от его пробитых легких. Сакраментум оставил невероятный узор следов и выщербин на нагруднике воина, а мое пламя варпа вычернило его броню; то, что не превратилось в оплавленные потеки, было разбитыми, осыпающимися обломками.
Меня поразило, что он до сих пор оставался жив. Даже учитывая легендарную выносливость космодесанта — то, что лежало сейчас у моих ног, едва походило на человека вообще.
Именно он сорвал с меня шлем.
Только попытавшись заговорить, я понял, что у меня сломана челюсть. Я наклонился, позволив крови течь из приоткрытого рта, затем собрал пригоршню красной грязи там, где моя кровь смешалась с пылью. Сунув пасту в рот, я сжал зубы, давая ей застыть и запечатать челюсть закрытой, чтобы не повредить ее еще больше.
«Сколько вас здесь? — мысленно спросил я умирающего воина. — Сколько всего Серых Рыцарей в Империуме?»
«Гори. В бездне. Из которой выполз. Еретик».
Леору бы это понравилось. Леор всегда ценил врагов, обладающих талантом к достойным оскорблениям. Я же просто был впечатлен тем, что воин сохранил достаточно силы воли не только для того, чтобы оскорбить меня, но и чтобы ударить в меня слабым импульсом телекинеза. Будь он объединен со своими братьями, и не будь на самом краю смерти — я, пожалуй, не смог бы противостоять ему сейчас, со всеми моими ранами.
Я протянул свою человеческую руку — ту, что еще работала, — опуская пальцы на то, что осталось от его лица. То, что последовало за этим, было достаточно легко — я не столько похитил его мысли, сколько вытянул и поглотил их. Его орден. Его братья. Его силы. Его оружие. Названия планет, и литании, и острая, как солнечный свет, боль священных молитв — всё это погрузилось в плоть моего мозга.
Закончив с этим, я снова поднялся на ноги. Пора было возвращаться на «Воплощенный».
«Прощай», — пожелал я Серому Рыцарю; мое сознание отяжелело и замедлилось, полное его кипящих мыслей. Столь многое нужно было переварить. Я поблагодарил его за то, что он выжил так долго, позволив вытянуть его тайны и избавив от необходимости поедать его мозг.
Его ответ — предсказуемо — состоял из благородных клятв и обещаний священной мести. Я проигнорировал его, обращая свое шестое чувство к небесам, чтобы связаться с «Воплощенным» на орбите.
Я оставил его умирать, разумеется. Я взял у него всё, что было мне нужно.
И так я встретил Авеля Сартаса, что впоследствии поднимется до Грандмастера Третьего Братства Серых Рыцарей и будет преследовать меня огнем и гневом столетия спустя.
Пусть это будет уроком — о том, что следует перенять привычку стервятников убивать всех выживших на поле боя. Некоторые вещи нельзя оставлять судьбе и вере, ибо, как я уже говорил вам, Боги ненавидят нас.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous