...седьмого идиотского полку рядовой. // исчадье декабря.
Название: Темные чары
Оригинал: Dark Charms, Nighthaunting; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 939 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Леман Русс, Император
Категория: джен
Жанр: зарисовка, AU
Рейтинг: G
Краткое содержание: AU, где примарх-колдун — Русс, а не Магнус. Он не приемлет попытки Императора связать его, равно как и узы, заставляющие его любить Императора.
На этой высоте в горах не было ничего живого, кроме Лемана. Стада санйети не забредали так высоко — густые хвойные леса сходили на нет по мере того, как склоны становились все круче, и им негде было искать укрытие или пропитание — а волки, которые охотились на них, не следовали туда, где не было добычи. Здесь, где под ногами хрустел лед, где иней намерзал на ресницах и сединой покрывал заплетенные в косы волосы, — здесь Леман почти физически ощущал, как спадают петли опутавших его нитей. Они не исчезли совсем, но здесь, в суровом безмолвии у вершин иззубренных пиков Фенриса, Леман чувствовал себя меньше — и узы слабели, точно становились слишком просторными для него. Возможно, он и правда сделался меньше, упорно, но осторожно продвигаясь к самой вершине горы.
По меркам Фенриса гора была невысокой; ей было далеко до исполинского Клыка, где сейчас работали строители и ремесленники, высекая в скале будущую крепость VI легиона. Впрочем, кое-что отличало ее от других: святилище, расположенное около вершины. На Фенрисе не было гор, которые не считались бы священными так или иначе — и многие из них были отмечены храмами, чтобы успокоить их вулканическую ярость или почтить дарованные ими леса, — но это святилище Леман построил своими руками, и приходил сюда только он один. Оно посвящено было духу самой планеты; алтарь, расположенный на огромном плоском камне, укрытый другими камнями от бушующих зимних ветров.
До святилища было три дня пути от его дворца, но Леман ничуть не устал от подъема. Здесь, вдали от внимания, обрушившегося на него с пришествием нового Империума; от воинов, которые объявили его своим повелителем, даже не видя, и теперь отказывались выпускать его из поля зрения; от траура и восторга — когда те, кто выпил из предложенной им чаши, умирали или выживали после изменений; и — возможно, это было самым важным — вдали от Императора и памяти о нем, здесь у Лемана было время обдумать всё, что произошло после прибытия Императора. В предрассветный час он наконец добрался до сложенных камней и принялся приводить святилище в порядок, убирая снег, а затем устроился на земле, тщательно укрывшись от ветра и разложив на алтаре приношения.
Леман умел погружаться в размышления, и приветствовал бесконечную тишину, царившую в этих местах; даже вой ветра звучал глухо и отдаленно. Его вирд — судьба и предназначение — явился к нему, и с ним вместе пришел Император. Мысли об Императоре заставили нити вокруг него вновь натянуться туже, стало тесно в груди, и единственное, что он мог сделать — заставить себя думать не о самом Императоре, но о той задаче, что Император возложил на него. Леман никогда не думал о себе словами, как делали другие, но на нем лежала печать слова, которое использовал Император для его создания. Колдун. Не тот, которого Император представлял себе, когда заложил возможности VI легиона и занялся их взращиванием, но тот, которого предоставила ему судьба. Леман знал, кто он такой, и знал, кем должен стать по замыслу Императора. И где-то в глубине своего разума, в той части себя, что по-прежнему принадлежала ему одному, он сомневался, что подобное преображение на самом деле возможно.
Но Император просил его научиться, и потому Леман начал. Он вспомнил каждый урок из своего человеческого детства, перебрал каждое наставление жрецов; он не смог бы сказать, постиг ли он те руны, которыми владел Император, но теперь знал суть своей собственной души и все силы, сплетенные в ней. Он также одновременно постиг узы Императора, что связывали его — и, когда бледный отблеск рассвета забрезжил сквозь облака, те нити, что привязывали его к Императору, тонкие, как шелк, и необоримые, как ледяной прилив зимой, натянулись снова. Золотое зарево, встающее над горами, было напоминанием о присутствии Императора, об изменениях, что принесло его прибытие.
Никогда еще Леман не испытывал такого сильного желания показать себя, делать то, что желал Император — бестрепетно и безропотно. Это было странным — не столько само желание, но то, как глубока была его нужда в одобрении Императора. Одного поощрительного взгляда было достаточно, чтобы полностью повергнуть его, и даже само присутствие Императора сводило на нет его попытки самоконтроля. Леман предложил приношения — кровь и вино — в святилище своего родного мира, и отдал свои слова ветру, чтобы мать-планета услышала его, и просил ее о наставлении. Чары лежали на нем — и не спадут до тех пор, пока он сможет освободиться от вирда, что Император соткал вокруг него, — но он хотел большего, чем то, что эти чары дали ему. Он хотел, чтобы Император вернул каждую каплю любви и преклонения, вызванных колдовством.
Высоко, у пиков великих гор, Леман сидел у святилища матери-Фенрис, и смотрел в ослепительный свет восходящего солнца, и видел золотое сияние человека, что был больше, чем человек, за сотни миров отсюда, и плел свои собственные чары.
Вдыхая обжигающий морозный воздух, он чувствовал, как нить его силы свивается в петлю, и вспоминал все плетения, которым научила его природа взрастившей его планеты.
Название: Урок
Оригинал: Lesson, BloodyMary; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 912 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: космодесантник Лунных Волков, инициаты легиона
Категория: джен
Жанр: юмор, зарисовка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Никогда, никогда не рисуйте неприличные картинки на стенах апотекариона. // Хтонийская гопота и воспитательный процесс в легионе.
— Что это такое? — спросил апотекарий Кай Ирас ледяным тоном. Терранин по происхождению, бледный и сероглазый, он не обладал таким сверхъестественным сходством с Хорусом, как некоторые его братья из Лунных Волков, но все же несомненно был одним из них. Даже облаченный в простое одеяние, а не в броню, он тем не менее внушал трепет. Грозное выражение его лица только подчеркивал тот факт, что левая сторона лица была исчерчена шрамами, которые, очевидно, оставило нечто, опрометчиво решившее закусить космодесантником.
Предмет его гнева являл собой грубое изображение фаллоса, нарисованное украденной краской на стене у входа в апотекарион. На случай, если он выразился неясно, Ирас постучал по стене бионической рукой; металл зазвенел гулко, как колокол.
Два других предмета недовольства Ираса — двое юношей в одежде инициатов легиона — стояли по стойке «смирно» перед разъяренным легионером. У одного из них, высокого и жилистого, вокруг левого глаза обвивалась татуировка уличных банд; второй, пониже и коренастый, щеголял высоким гребнем волос на голове. Оба выглядели изрядно не в своей тарелке, вызвав на себя ярость Лунного Волка.
Еще один гневный удар заставил юношей подпрыгнуть на месте. И, кажется, один из них решил, что нужно попробовать дать хоть какое-то объяснение.
— Это хер, сэр, — ответил тот из инициатов, что был выше ростом; его ломающийся голос заметно дрожал. Он понимал, что это не лучший ответ, но все равно отшатнулся, когда взгляд Лунного Волка обратился на него.
— Неужели? — голос Ираса истекал сарказмом; он повернулся к непотребной картинке на стене, изучая ее с притворным вниманием. — А я-то думал, это мутировавшая собака, подавившаяся протеиновым батончиком.
— Ну... — инициат пониже нервно сглотнул. Как и его приятель, он отвел глаза, стоило ему встретиться взглядом с апотекарием.
— Да, «ну», — хмыкнул Ирас. — То, что вы двое считаете это хотя бы приблизительным изображением пениса, заставляет меня усомниться в здравости суждений моих братьев-апотекариев. Это значит, что либо вы оба подвержены ужасающим мутациям, либо страдаете серьезными нарушениями зрения.
— Но ведь все так рисуют, сэр, — рискнул возразить первый инициат.
— Все? — холодно переспросил Ирас. — В таком случае, мне нужно пересмотреть свои справочные материалы. Возможно, «все» страдают злокачественными опухолями.
Юноши переминались с ноги на ногу; больше всего их пугало то, что неминуемое наказание всё еще не настало. Привыкнуть к жизни среди Астартес было нелегкой задачей для выходцев из хтонийских уличных банд. Неписаные законы, по которым они жили раньше, здесь не действовали. Если ты отмечал свою территорию, это не приводило к драке между бандами. Это приводило к тому, что разгневанный гигант-сверхчеловек насмехался над тобой, и почему-то это казалось гораздо, гораздо хуже.
— Итак, теперь, когда мы выяснили, что вы лишены художественного таланта и не способны достоверно изобразить мужские гениталии, — продолжал Ирас, — перейдем к сути. Я прекрасно понимаю, что ваши крошечные мозги еще не освоились с тем, что вы больше не состоите в своей маленькой банде. Это, — он ткнул в волчью голову, вышитую у него на груди, — единственный знак, который вам нужен. Если вы видите его — вы на своей территории. Вы больше не члены банды. Вы — Лунные Волки.
Инициаты продолжали нервно ерзать, но ни один из них не решался перебить апотекария.
— Будучи Лунными Волками, вы становитесь защитниками человечества, — прорычал Ирас. — Вы должны быть лучшим, что человечество способно предложить. Вы должны нести факел просвещения в самые темные уголки галактики. И как же, интересно, вы намерены это делать, если не можете даже изобразить то, что видите каждый день? — он угрожающе помолчал несколько секунд, а затем добавил: — Пока что.
Оба инициата предсказуемо сглотнули и инстинктивно прикрыли руками пах.
— М-мы можем научиться? — проблеял низкорослый.
— Научиться? — Ирас снисходительно приподнял брови. — Какая свежая, интригующая мысль.
Инициат повыше посмотрел на своего товарища с упреком, уже поняв, что им не стоит вмешиваться в речь и теперь у апотекария появился еще один повод для недовольства.
— А что же, скажите на милость, вы делали до сих пор? — прошипел Ирас. — Играли в регицид? Наслаждались беззаботной жизнью? — он смерил их обоих взглядом и прорычал во всю мощь своих легких: — Вы уже должны были всё знать!
Инициаты подпрыгнули. Изменение уровня громкости ошеломляло, не говоря уже о том, что вопль космодесантника на близком расстоянии мог с легкостью оглушить человека.
— Если же вы не способны... — апотекарий сделал многозначительную паузу.
— Н-нам очень жаль, сэр! — выпалил первый инициат. — Мы не подумали...
— Вот именно, не подумали, — усмехнулся Ирас. — Поскольку вам, очевидно, нечем заняться, и я сомневаюсь, что вы можете усвоить урок без дополнительного подкрепления, вы сейчас уберете со стены ваше художественное творчество. Слижете. Начисто.
Оба инициата смотрели на него широко открытыми испуганными глазами. Ни один не шевельнулся, в шоке замерев месте. Апотекарий сложил руки на широкой груди и принялся нетерпеливо притопывать ногой.
— Ну? — протянул он.
— Н-но это же краска, — выдавил, заикаясь, второй инициат.
— А для этого у вас есть преомнор, — Ирас хмыкнул. — После того, как справитесь со стеной, оба напишете доклад про территориальные символы в форме гениталий и связанные с ними обычаи банд. Три тысячи слов.
Название: Иллюстрированный календарь с примархами
Оригинал: The Collected Primarch Calendar, UnderTheFridge; запрос на перевод отправлен
Размер: мини, 2959 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Император, Малкадор, все примархи без исключения
Категория: джен, намеки набратскую любовь слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда для финансирования Великого Крестового похода приходится делать неожиданные вещи. Например, фотосессию примархов в жанре «в одном плаще, в одном вообще». Ну, во всяком случае, Император считает, что это удачная идея.
Скачать: .doc | .rtf | .txt | .fb2 | .epub
— Я тут подумал... — сказал Император.
Казалось бы, эта фраза должна была вселять надежду и пробуждать энтузиазм. Но Малкадор испытал лишь нехорошее предчувствие — как и всегда. Некоторые вещи не меняются.
— Мне стоило бы расширить проект примархов. Их нужно больше.
— Мой лорд... — Малкадор поднял взгляд от отчета по продажам. «Орбитальная бомбардировка III» и артбук «Собрание ложи неглиже» расходились отлично. — Вы про календарь?
— Я... ну, да, по правде говоря. Но послушай — я просто подумал, если бы их было двадцать четыре, получилось бы по два на месяц. Или два календаря. Восемнадцать — девятнадцать — такое неудобное число, знаешь ли.
— Может, их просто проредить? — предложил Малкадор, возвращаясь к отчету. Удивительный успех «Механикум: марсианские приключения с тентаклями»; большинство отзывов были написаны двоичным кодом. 98% респондентов маркетингового опроса утверждали, что обнаружили «скрытый» видеоролик. — Раньше это не составляло труда.
Император выглядел оскорбленным.
— Малк, ты же понимаешь, я не могу...
— Или еще проще — императорским указом объявить, что в стандартном году восемнадцать месяцев. Что? Не надо на меня так смотреть. Оба этих предложения столь же логичны, как и ваше. Вы намерены снова запустить лабораторию клонирования и рискнуть получить еще одно вторжение варпа — ради какого-то календаря с откровенными фото?
Император скрестил руки на груди. Малкадор отложил бумаги.
— Не говори мне, что ты бы это сделал. Только не говори.
— Мой лорд, вы не можете позволить себе подобное. Найдите другой способ. Я уверен, некоторые из них откажутся... Или можно сделать парные фото. Всем нравятся парочки.
— Я подумаю над этим, — наконец согласился Император, делая кое-какие мысленные заметки.
— Не заходи в комнату Магнуса, — предупредил Вулкан, останавливая брата. — Там нет гравитации. Не знаю, как он это сделал, но как-то сделал. И повсюду летают книги.
— Что? — Лоргар отступил на шаг назад, теребя воротник. — Он ведь говорил, что не станет! Так нечестно! Книги должны были быть моей фишкой...
— Ну, похоже, тебе досталась одна из этих штук. Такая, знаешь, штука, в которой жгут курения. Будет висеть у тебя на поясе, и болтаться там, где надо, — он указал на пах Лоргара. — Ну, и еще дым.
— Это называется курильница, Вулкан.
— Ага. Вот она-то все и прикроет.
Лоргар стоит в часовне, перед алтарем, воздев руки в молитвенном жесте. Луч священного света падает сверху, заставляя его татуировки сиять. Его монашеская ряса распахнута, ниспадая складками — и столь важная курильница, как и предсказывал Вулкан, закрывает всё необходимое. Тонкие струйки дыма сочатся из ее отверстий, создавая впечатление, что чресла примарха буквально охвачены пламенем.
Вулкан позирует на наковальне — сидит на ней верхом, широко расставив ноги. Пот блестит на его коже; на самом деле это вода, поспешно набрызганная взволнованным ассистентом. Горн пылает рядом, но это не тот жар, что мог бы побеспокоить примарха. На его коленях лежат щипцы и молот, скрывая «хвост дракона», как он любит в шутку говорить. Эта композиция, несомненно, притягивает взгляд.
Магнус висит в воздухе — нелегкая задача для фотографов — и книги парят вокруг него. Одна из них шелестит раскрытыми страницами и располагается прямо перед его бедрами, точно подначивая зрителя рискнуть и заглянуть дальше.
— Постойте, — говорит Магнус. — Тут кое-где довольно откровенные иллюстрации. Сейчас я их уберу из кадра.
С полок слетают новые тома; половина его библиотеки кружится по комнате, а Магнус, кажется, даже не замечает этого. Его единственный глаз исполнен света, искушая зрителей обещанием тайных знаний. (Лоргар считает, что он немного перебарщивает. Особенно с волосами.)
— А вы никак не можете добавить фон позже? — легкий ветер взъерошил перья и взметнул песок у ног примарха.
— Совершенно точно не можем, мой лорд. Император выразился очень четко.
— Хм, — Сангвиний уперся руками в бедра и оглядел пустыню, раскинувшуюся перед ним. — Во всяком случае, вид отсюда...
— Вид просто великолепен, — согласился Хорус позади него.
— Мы здесь, вообще-то, работать собирались.
— Пока «работа» включает созерцание тебя обнаженным, я ничуть не возражаю.
Ангел улыбнулся и, обернувшись, толкнул брата в плечо.
Сангвиний на вершине пустынного плато; солнечный свет выжигает все очертания до беспощадной четкости. Он опустился на одно колено, слегка выгнув спину (приняв нужную позу под руками Хоруса), чтобы наилучшим образом продемонстрировать свои мускулы.
— Особенно вот эти, — добавляет Хорус, похлопывая его пониже спины.
Крылья примарха распахнуты во всю ширь, гордо сияя под солнечными лучами, волосы блестящей волной спадают на плечи. Сангвиний хотел бы посмотреть на фото — все-таки ему не чуждо самолюбование, пусть и совсем немного, — но должен оставаться на месте, пока съемку не закончат. Взгляд исподтишка на лицо Хоруса говорит ему всё, что нужно знать.
Хорус — на своем флагмане, сидит на троне с таким видом, будто ему принадлежит всё вокруг; впрочем, так и есть. Знамена легиона на стенах; военные трофеи; оружие — новое и древнее. На нем — лишь усмешка и волчья шкура. По сравнению с примархом волк выглядит скорее средних размеров собакой. Его зубы скалятся над «маленьким Хорусом» — нет, не тем. Другим «маленьким Хорусом». Мало кто знает об этом прозвище. Тронный зал погружен в сумрак, и на фото тени кажутся еще глубже, а кожа Воителя в отблесках пламени отливает бронзой; он словно лучится изнутри силой и властью.
— Ради блага Империума.
— Вот именно, — Робаут положил руку ему на плечо. — А теперь продолжай это повторять. И передай мне эту бутылку.
— Ради блага Империума, — еще раз пробормотал Дорн и потянулся за полотенцем. Жиллиман принялся натирать себя маслом, и он решительно отвернулся. — Слушай, а для чего здесь силовой кулак?
— А ты не догадываешься? — подмигнул Робаут, но тут же заметил ужас на его лице. — Извини, Рогал. Я пошутил, — он протянул руку в латной перчатке. — Это для... необходимого прикрытия. Полагаю, чтобы люди могли вешать этот календарь на стенах, не испытывая страха нарушить приличия.
Закованные в синее с золотом пальцы небрежно отбрасывают назад волосы; второй кулак (гораздо больше размером) многозначительно расположился между ног. Лавровый венок сброшен на пол, складки мантии спадают с кушетки, на которой возлежит Жиллиман — такое впечатление, что одежда вдруг стремительно перестала функционировать и просто покинула его тело. Всё здесь — каждая, мельчайшая деталь — стратегически продумано. Даже драпировки и неоклассические скульптуры на фоне. Статуи и близко не могут с ним сравниться.
Хмурое лицо Дорна выражает в основном безысходность и отчаяние, но искусно подобранный ракурс фотографий — и пара ободряющих слов от брата-примарха — заставляют это выглядеть как сосредоточенное размышление. Перед ним, на столе — тщательно выполненный макет поля битвы; он пристально изучает позиции защитников и атакующих, наклонившись над столом, опираясь на кулаки. Миниатюрная крепость загораживает определенные части тела, и крошечные фигурки защитников на стене словно смотрят туда с восхищением.
— Я не намерен стоять там вместе с ним. Да мы же голые! Все будут нас сравнивать. Это просто нелепая затея и я не хочу иметь к этому никакого отношения.
— Но ты же построил этот макет...
— Пусть оставят себе. Пусть даже он забирает. Мне все равно.
— Хорошо же, — Робаут пожал плечами, думая о том, что предпочел бы вести этот разговор, имея на себе что-нибудь еще помимо латных перчаток. — Ты в своем праве. А я, признаться, уже устал служить посредником. Можешь уходить, а он весь этот месяц будет красоваться в одиночку на стенах имперских граждан.
Пертурабо стиснул полотенце, обмотанное вокруг пояса, и нахмурился, глядя в пол. Но он остался.
На лице Пертурабо написана безмерная решимость, и он смотрит прямо на Дорна. Его мышцы напряжены, поза выражает воинственность. В этом поединке умов он — агрессор: его войска осаждают цитадель Дорна, стремясь сокрушить защиту и повергнуть противника. Миниатюрное осадное орудие возвышается посреди поля боя, застыв в своем упрямом движении к воротам цитадели — в идеальном положении для того, чтобы позволить примарху сохранить приличие. Стоит ему сделать ход, и он с легкостью двинет орудие вперед и разрушит укрепления, открывая их обоих на всеобщее обозрение. Напряжение между братьями висит в воздухе.
— Он... достаточно большой, ты полагаешь?
— Совершенно достаточно, — твердо ответил Император. — Мне ли не знать. Я сам его создал, и это — одно из моих лучших достижений. Только посмотри на это. Великолепно. Можно вешать знамена на этом...
— Я не о том! — громко перебил Хорус, начиная нервничать. — Отец, пожалуйста. Я имею в виду топор. Пару топоров. Вовсе не его...
— А, — Император остановился на середине монолога. — Да, думаю, топоры подойдут. Если правильно их расположить.
— Кстати, ты уверен, что ему не придет вдруг в голову их использовать?
— В целом, уверен. В любом случае, это будет уже твоя проблема, — он похлопал Воителя по плечу и удалился.
Ангрон — с усмешкой, которая кажется одновременно многозначительной и дерзкой, — раскинулся на склоне покрытого кустарником холма (он сам выбирал обстановку; это помогает ему чувствовать себя свободнее), закинув руки за голову. Топоры — Отец крови и Дитя крови — упираются рукоятями в землю между его бедер, их отточенные лезвия — опасно близко к коже. Он гордится своим оружием, гордится своими шрамами, и это заметно. Никто не посмел бы назвать его уродливым, увидев его таким. И да, топоров как раз хватает — пусть и едва-едва — на то, чтобы прикрыть одну из лучших работ Императора. Интересно, думает Хорус, выпустят ли когда-нибудь версию без цензуры.
— Это опасные звери — оба.
— Они вовсе не опасны, — возразил Русс, гладя волка. — Просто нужно с ними подружиться.
— Я имел в виду вас двоих, — Малкадор смерил взглядом Волчьего короля. Тот в ответ лишь хмыкнул, усаживаясь на шкуры и позволяя питомцу лизнуть себя в лицо.
— Что, они и правда так выглядят на Терре? Ничего общего со зверями Калибана. Когти, клыки... но это и всё сходство.
— Просто расслабься, — заметил Русс; Эль'Джонсон, похоже, воспринял это как личное оскорбление. — Люди хотят видеть именно это. И потом, ты называешь себя Львом, а сам ни разу в жизни не видел льва?
Русс с одной стороны, с двумя волками, устроившимися на его коленях — он настоял на том, что оба зверя должны попасть в кадр, иначе они будут ревновать. Довольно сложно сказать, где заканчиваются волки и начинается примарх. Он лениво почесывает одного из них между ушей; все трое, кажется, вот-вот уснут в уютных шкурах, в теплом свете очага. Можно подумать, что Русс вовсе не собирается просыпаться ради каких-то там съемок — он расслаблен, веки полуприкрыты: вожак стаи в своем логове.
С другой стороны — Лев; зверь, давший ему имя, столь же смирно лежит с ним рядом. Понадобилось немало усилий, чтобы заставить их обоих сотрудничать; лев так и не пожелал возлечь на колени примарха, но соизволил опустить свою тяжелую лапу в вежливом жесте цензуры. Если Эль'Джонсон и обеспокоен острыми когтями в опасной близости от важных органов, он ничем этого не выдает. Его темно-зеленые глаза смотрят внимательно и напряженно; он опирается на локти и выглядит готовым к прыжку в любое мгновение.
— Этот сосуд — вовсе не традиционное хемосийское стекло. Кого ты вообще пытаешься обмануть?
— Тихо, Феррус. Никто не разберет. Зато это красиво. И как раз подходящей формы, чтобы всё прикрыть. И цвет идеальный.
— И почему мне досталась грязная половина декораций?
— Это называется индустриальная эстетика. Две половины контрастируют между собой. Ты ведь знаком с понятием контраста, не так ли?
— Да. Я нахожу тех, чьи взгляды контрастируют с Имперскими истинами, и разбиваю им черепа молотом.
— Ты просто чудовище, — но в голосе Фулгрима звучало скорее восхищение.
Феррус — в мрачных «индустриальных» декорациях из металла и камня, перед наковальней. Его боевой молот, Сокрушитель Наковален, стоит перед ним; руки примарха сложены на древке, локти расставлены в стороны, демонстрируя силу и уверенность — а заодно и переливающуюся серебристую кожу. Оголовье молота опирается на наковальню, притягивая взгляд и позволяя предположить, что иное «древко» продолжается вниз на такую же длину. Его глаза блестят в тусклом свете, и лицо кажется высеченным из камня. Это лицо можно было бы назвать хмурым, но правильнее будет сказать «властное».
Фулгрим расположился напротив — резкие очертания кузницы переходят в плавные линии изысканных тканей. Он лежит на боку, вытянув длинные ноги; изгибы его тела и изогнутые в улыбке губы выглядят приглашающе — тогда как Феррус побуждает держаться подальше. «Нетрадиционный» стеклянный сосуд причудливой формы выполняет ту же роль, что и молот; на его поверхности играют переливы красок. Если присмотреться поближе — утверждает Феррус, изучая фото, — можно заметить, что сосуд слишком прозрачен и не справляется как следует со своим назначением... Фулгрим в ответ лишь смеется и говорит, что Феррусу стоит проводить поменьше времени, так близко разглядывая чресла брата-примарха.
— Да они же друг друга терпеть не могут!
— Это, скорее, разница в точках зрения. Вряд ли это можно назвать личной неприязнью.
— Но ты хочешь поместить их на одну страницу и оставляешь меня договариваться?
Но Император уже снова удалился. Хорус разочарованно застонал. Птицы в клетках хлопали крыльями, лошади фыркали и топали копытами. Коракс засел в углу, нахохлившись на стуле, как мрачный попугай. Джагатай расхаживал среди лошадей, объявляя большинство из них недостойными быть запечатленными рядом с ним. Никогда не работайте с детьми и животными, подумал Хорус. Или с примархами — которые явно представляли собой смесь того и другого.
Лука седла предоставляет достаточное прикрытие для Хана, как ни удивительно — у него куда больше общего с лошадьми, чем можно было подумать. Он сжимает поводья в одной руке, уперевшись другой в бедро. Его взгляд устремлен мимо объектива, в бескрайние степи, и темные грозовые облака собираются в небе за его спиной. Он — одно целое с простором вокруг, и его собранные в высокий хвост волосы развеваются на ветру.
Коракс стоит на изогнутых ветвях дерева за ним; у него не осталось сил, чтобы спорить с художественными решениями. На нем — черный плащ, поднятый ветром так, что его очертания напоминают крылья. Голова Хана находится примерно на уровне его пояса. Ворон парит над ним, готовясь приземлиться на вытянутую руку. В облаках на фоне ударяет молния, и рядом с ее ярко-белым зигзагом надвигающаяся буря кажется еще темнее.
— Я сказал, что не буду в этом участвовать, если только ты не присоединишься.
— И Император к тебе прислушался? Вот уж неожиданность.
— Прислушался. Но я и подумать не мог, что ты согласишься. Этого в планах не было.
— Ну, что поделать, — Конрад пнул один из черепов, валяющихся у него под ногами, и с разочарованием обнаружил, что тот бутафорский. — Ты, в общем, неплохо выглядишь. И мы не можем разочаровать наших фанатов по всему Империуму.
— Больные извращенцы эти фанаты, — заявил Мортарион, забирая череп у Кёрза и взвешивая его на руке. — Одна такая прислала мне свой палец. Что, скажи на милость, я должен был с ним сделать?..
Кёрз — на крыше полуразрушенного здания, под хлещущим дождем; он скорчился, точно горгулья, и волосы падают ему на лицо. Вода стекает по его коже, образует ручейки в углублениях между ребрами и позвонками. Он выглядит худым, почти что изможденным — бледный призрак смерти; одно колено поднято ради приличия — но выражение его лица предполагает, что он может сменить позу в любой момент. Приличия его не волнуют. Вожделение, если смотреть беспристрастно, — всего лишь часть человеческой природы.
Мортарион укрылся под стеной того же здания, низко опустив свою могучую боевую косу. Он облачен в одеяние Мрачного жнеца, и хотя мантия распахнута, его бледное тело едва различимо в ее темных глубинах. Его лицо почти полностью скрыто капюшоном, и сам Мортарион считает это очень удачным. Освещенные луной потоки воды, падающие с крыши, обрамляют его текучим серебром и рассыпаются мелкими брызгами у его ног.
— Идеально, — Император перелистывал глянцевые страницы, время от времени задерживаясь, чтобы рассмотреть их повнимательнее. — Просто идеально. Скажи-ка, Малк — ты не думаешь, что этот... кальян... это немного слишком?
— Не подобает вам так отзываться о своем сыне, мой лорд.
— Но он же практически прозрачный.
— Ну, с этим он ничего не может поделать... А, вот вы о чем. Нет-нет, тут всё в порядке. Но, мне кажется, у нас есть другая проблема, — Сигиллит оперся на кучу ящиков, изучая разворот с Хорусом.
— В чем дело?
— Посмотрите, — он ткнул костлявым пальцем в страницу.
— Что? Ничего не вижу, — Император нахмурился. — Дай мне хотя бы подсказку. Или психический образ, что угодно. Что там, неудачное отражение в полированном щите, или... О. Ого.
— Да. Помните, как мы не смогли найти их, чтобы уговорить в этом участвовать?
— Да.
— Помните, как их Первый капитан — во всяком случае, тот, кто исполнял его роль на этой неделе, — дал нам очень, очень загадочный ответ?
— Я так и не понял, что они имели в виду.
— Вот именно.
Император откинулся назад и провел ладонью по лицу.
— Как им удалось... И что, они на каждом фото?
— Смотрите сами.
Теперь, когда он знал, что искать, не составило труда обнаружить их на каждой странице. Включая обложку, которая была полностью составлена цифровыми средствами.
— Должен сказать, что они хотя бы позаботились прикрыться, — заметил Малкадор, отложив календарь. — Но что мы теперь будем делать?
— Я скажу тебе, что делать, — сказал Император, задумчиво глядя на одного из близнецов — это мог быть любой из них — маячащего на заднем плане снимка с Магнусом. — Мы объявим это конкурсом. Тот, кто найдет их всех — получит вечер в джакузи вместе с примархом на свой выбор. Занявшим второе-третье места — фото без цензуры с автографами. В общем, что-то такое.
— Гениально, — Малкадор опустился в кресло, стоящее среди ящиков. — Вот поэтому-то вы и правитель человечества.
Оригинал: Dark Charms, Nighthaunting; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 939 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Леман Русс, Император
Категория: джен
Жанр: зарисовка, AU
Рейтинг: G
Краткое содержание: AU, где примарх-колдун — Русс, а не Магнус. Он не приемлет попытки Императора связать его, равно как и узы, заставляющие его любить Императора.
На этой высоте в горах не было ничего живого, кроме Лемана. Стада санйети не забредали так высоко — густые хвойные леса сходили на нет по мере того, как склоны становились все круче, и им негде было искать укрытие или пропитание — а волки, которые охотились на них, не следовали туда, где не было добычи. Здесь, где под ногами хрустел лед, где иней намерзал на ресницах и сединой покрывал заплетенные в косы волосы, — здесь Леман почти физически ощущал, как спадают петли опутавших его нитей. Они не исчезли совсем, но здесь, в суровом безмолвии у вершин иззубренных пиков Фенриса, Леман чувствовал себя меньше — и узы слабели, точно становились слишком просторными для него. Возможно, он и правда сделался меньше, упорно, но осторожно продвигаясь к самой вершине горы.
По меркам Фенриса гора была невысокой; ей было далеко до исполинского Клыка, где сейчас работали строители и ремесленники, высекая в скале будущую крепость VI легиона. Впрочем, кое-что отличало ее от других: святилище, расположенное около вершины. На Фенрисе не было гор, которые не считались бы священными так или иначе — и многие из них были отмечены храмами, чтобы успокоить их вулканическую ярость или почтить дарованные ими леса, — но это святилище Леман построил своими руками, и приходил сюда только он один. Оно посвящено было духу самой планеты; алтарь, расположенный на огромном плоском камне, укрытый другими камнями от бушующих зимних ветров.
До святилища было три дня пути от его дворца, но Леман ничуть не устал от подъема. Здесь, вдали от внимания, обрушившегося на него с пришествием нового Империума; от воинов, которые объявили его своим повелителем, даже не видя, и теперь отказывались выпускать его из поля зрения; от траура и восторга — когда те, кто выпил из предложенной им чаши, умирали или выживали после изменений; и — возможно, это было самым важным — вдали от Императора и памяти о нем, здесь у Лемана было время обдумать всё, что произошло после прибытия Императора. В предрассветный час он наконец добрался до сложенных камней и принялся приводить святилище в порядок, убирая снег, а затем устроился на земле, тщательно укрывшись от ветра и разложив на алтаре приношения.
Леман умел погружаться в размышления, и приветствовал бесконечную тишину, царившую в этих местах; даже вой ветра звучал глухо и отдаленно. Его вирд — судьба и предназначение — явился к нему, и с ним вместе пришел Император. Мысли об Императоре заставили нити вокруг него вновь натянуться туже, стало тесно в груди, и единственное, что он мог сделать — заставить себя думать не о самом Императоре, но о той задаче, что Император возложил на него. Леман никогда не думал о себе словами, как делали другие, но на нем лежала печать слова, которое использовал Император для его создания. Колдун. Не тот, которого Император представлял себе, когда заложил возможности VI легиона и занялся их взращиванием, но тот, которого предоставила ему судьба. Леман знал, кто он такой, и знал, кем должен стать по замыслу Императора. И где-то в глубине своего разума, в той части себя, что по-прежнему принадлежала ему одному, он сомневался, что подобное преображение на самом деле возможно.
Но Император просил его научиться, и потому Леман начал. Он вспомнил каждый урок из своего человеческого детства, перебрал каждое наставление жрецов; он не смог бы сказать, постиг ли он те руны, которыми владел Император, но теперь знал суть своей собственной души и все силы, сплетенные в ней. Он также одновременно постиг узы Императора, что связывали его — и, когда бледный отблеск рассвета забрезжил сквозь облака, те нити, что привязывали его к Императору, тонкие, как шелк, и необоримые, как ледяной прилив зимой, натянулись снова. Золотое зарево, встающее над горами, было напоминанием о присутствии Императора, об изменениях, что принесло его прибытие.
Никогда еще Леман не испытывал такого сильного желания показать себя, делать то, что желал Император — бестрепетно и безропотно. Это было странным — не столько само желание, но то, как глубока была его нужда в одобрении Императора. Одного поощрительного взгляда было достаточно, чтобы полностью повергнуть его, и даже само присутствие Императора сводило на нет его попытки самоконтроля. Леман предложил приношения — кровь и вино — в святилище своего родного мира, и отдал свои слова ветру, чтобы мать-планета услышала его, и просил ее о наставлении. Чары лежали на нем — и не спадут до тех пор, пока он сможет освободиться от вирда, что Император соткал вокруг него, — но он хотел большего, чем то, что эти чары дали ему. Он хотел, чтобы Император вернул каждую каплю любви и преклонения, вызванных колдовством.
Высоко, у пиков великих гор, Леман сидел у святилища матери-Фенрис, и смотрел в ослепительный свет восходящего солнца, и видел золотое сияние человека, что был больше, чем человек, за сотни миров отсюда, и плел свои собственные чары.
Вдыхая обжигающий морозный воздух, он чувствовал, как нить его силы свивается в петлю, и вспоминал все плетения, которым научила его природа взрастившей его планеты.
Название: Урок
Оригинал: Lesson, BloodyMary; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 912 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: космодесантник Лунных Волков, инициаты легиона
Категория: джен
Жанр: юмор, зарисовка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Никогда, никогда не рисуйте неприличные картинки на стенах апотекариона. // Хтонийская гопота и воспитательный процесс в легионе.
— Что это такое? — спросил апотекарий Кай Ирас ледяным тоном. Терранин по происхождению, бледный и сероглазый, он не обладал таким сверхъестественным сходством с Хорусом, как некоторые его братья из Лунных Волков, но все же несомненно был одним из них. Даже облаченный в простое одеяние, а не в броню, он тем не менее внушал трепет. Грозное выражение его лица только подчеркивал тот факт, что левая сторона лица была исчерчена шрамами, которые, очевидно, оставило нечто, опрометчиво решившее закусить космодесантником.
Предмет его гнева являл собой грубое изображение фаллоса, нарисованное украденной краской на стене у входа в апотекарион. На случай, если он выразился неясно, Ирас постучал по стене бионической рукой; металл зазвенел гулко, как колокол.
Два других предмета недовольства Ираса — двое юношей в одежде инициатов легиона — стояли по стойке «смирно» перед разъяренным легионером. У одного из них, высокого и жилистого, вокруг левого глаза обвивалась татуировка уличных банд; второй, пониже и коренастый, щеголял высоким гребнем волос на голове. Оба выглядели изрядно не в своей тарелке, вызвав на себя ярость Лунного Волка.
Еще один гневный удар заставил юношей подпрыгнуть на месте. И, кажется, один из них решил, что нужно попробовать дать хоть какое-то объяснение.
— Это хер, сэр, — ответил тот из инициатов, что был выше ростом; его ломающийся голос заметно дрожал. Он понимал, что это не лучший ответ, но все равно отшатнулся, когда взгляд Лунного Волка обратился на него.
— Неужели? — голос Ираса истекал сарказмом; он повернулся к непотребной картинке на стене, изучая ее с притворным вниманием. — А я-то думал, это мутировавшая собака, подавившаяся протеиновым батончиком.
— Ну... — инициат пониже нервно сглотнул. Как и его приятель, он отвел глаза, стоило ему встретиться взглядом с апотекарием.
— Да, «ну», — хмыкнул Ирас. — То, что вы двое считаете это хотя бы приблизительным изображением пениса, заставляет меня усомниться в здравости суждений моих братьев-апотекариев. Это значит, что либо вы оба подвержены ужасающим мутациям, либо страдаете серьезными нарушениями зрения.
— Но ведь все так рисуют, сэр, — рискнул возразить первый инициат.
— Все? — холодно переспросил Ирас. — В таком случае, мне нужно пересмотреть свои справочные материалы. Возможно, «все» страдают злокачественными опухолями.
Юноши переминались с ноги на ногу; больше всего их пугало то, что неминуемое наказание всё еще не настало. Привыкнуть к жизни среди Астартес было нелегкой задачей для выходцев из хтонийских уличных банд. Неписаные законы, по которым они жили раньше, здесь не действовали. Если ты отмечал свою территорию, это не приводило к драке между бандами. Это приводило к тому, что разгневанный гигант-сверхчеловек насмехался над тобой, и почему-то это казалось гораздо, гораздо хуже.
— Итак, теперь, когда мы выяснили, что вы лишены художественного таланта и не способны достоверно изобразить мужские гениталии, — продолжал Ирас, — перейдем к сути. Я прекрасно понимаю, что ваши крошечные мозги еще не освоились с тем, что вы больше не состоите в своей маленькой банде. Это, — он ткнул в волчью голову, вышитую у него на груди, — единственный знак, который вам нужен. Если вы видите его — вы на своей территории. Вы больше не члены банды. Вы — Лунные Волки.
Инициаты продолжали нервно ерзать, но ни один из них не решался перебить апотекария.
— Будучи Лунными Волками, вы становитесь защитниками человечества, — прорычал Ирас. — Вы должны быть лучшим, что человечество способно предложить. Вы должны нести факел просвещения в самые темные уголки галактики. И как же, интересно, вы намерены это делать, если не можете даже изобразить то, что видите каждый день? — он угрожающе помолчал несколько секунд, а затем добавил: — Пока что.
Оба инициата предсказуемо сглотнули и инстинктивно прикрыли руками пах.
— М-мы можем научиться? — проблеял низкорослый.
— Научиться? — Ирас снисходительно приподнял брови. — Какая свежая, интригующая мысль.
Инициат повыше посмотрел на своего товарища с упреком, уже поняв, что им не стоит вмешиваться в речь и теперь у апотекария появился еще один повод для недовольства.
— А что же, скажите на милость, вы делали до сих пор? — прошипел Ирас. — Играли в регицид? Наслаждались беззаботной жизнью? — он смерил их обоих взглядом и прорычал во всю мощь своих легких: — Вы уже должны были всё знать!
Инициаты подпрыгнули. Изменение уровня громкости ошеломляло, не говоря уже о том, что вопль космодесантника на близком расстоянии мог с легкостью оглушить человека.
— Если же вы не способны... — апотекарий сделал многозначительную паузу.
— Н-нам очень жаль, сэр! — выпалил первый инициат. — Мы не подумали...
— Вот именно, не подумали, — усмехнулся Ирас. — Поскольку вам, очевидно, нечем заняться, и я сомневаюсь, что вы можете усвоить урок без дополнительного подкрепления, вы сейчас уберете со стены ваше художественное творчество. Слижете. Начисто.
Оба инициата смотрели на него широко открытыми испуганными глазами. Ни один не шевельнулся, в шоке замерев месте. Апотекарий сложил руки на широкой груди и принялся нетерпеливо притопывать ногой.
— Ну? — протянул он.
— Н-но это же краска, — выдавил, заикаясь, второй инициат.
— А для этого у вас есть преомнор, — Ирас хмыкнул. — После того, как справитесь со стеной, оба напишете доклад про территориальные символы в форме гениталий и связанные с ними обычаи банд. Три тысячи слов.
Название: Иллюстрированный календарь с примархами
Оригинал: The Collected Primarch Calendar, UnderTheFridge; запрос на перевод отправлен
Размер: мини, 2959 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Император, Малкадор, все примархи без исключения
Категория: джен, намеки на
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда для финансирования Великого Крестового похода приходится делать неожиданные вещи. Например, фотосессию примархов в жанре «в одном плаще, в одном вообще». Ну, во всяком случае, Император считает, что это удачная идея.
Скачать: .doc | .rtf | .txt | .fb2 | .epub
— Я тут подумал... — сказал Император.
Казалось бы, эта фраза должна была вселять надежду и пробуждать энтузиазм. Но Малкадор испытал лишь нехорошее предчувствие — как и всегда. Некоторые вещи не меняются.
— Мне стоило бы расширить проект примархов. Их нужно больше.
— Мой лорд... — Малкадор поднял взгляд от отчета по продажам. «Орбитальная бомбардировка III» и артбук «Собрание ложи неглиже» расходились отлично. — Вы про календарь?
— Я... ну, да, по правде говоря. Но послушай — я просто подумал, если бы их было двадцать четыре, получилось бы по два на месяц. Или два календаря. Восемнадцать — девятнадцать — такое неудобное число, знаешь ли.
— Может, их просто проредить? — предложил Малкадор, возвращаясь к отчету. Удивительный успех «Механикум: марсианские приключения с тентаклями»; большинство отзывов были написаны двоичным кодом. 98% респондентов маркетингового опроса утверждали, что обнаружили «скрытый» видеоролик. — Раньше это не составляло труда.
Император выглядел оскорбленным.
— Малк, ты же понимаешь, я не могу...
— Или еще проще — императорским указом объявить, что в стандартном году восемнадцать месяцев. Что? Не надо на меня так смотреть. Оба этих предложения столь же логичны, как и ваше. Вы намерены снова запустить лабораторию клонирования и рискнуть получить еще одно вторжение варпа — ради какого-то календаря с откровенными фото?
Император скрестил руки на груди. Малкадор отложил бумаги.
— Не говори мне, что ты бы это сделал. Только не говори.
— Мой лорд, вы не можете позволить себе подобное. Найдите другой способ. Я уверен, некоторые из них откажутся... Или можно сделать парные фото. Всем нравятся парочки.
— Я подумаю над этим, — наконец согласился Император, делая кое-какие мысленные заметки.
— Не заходи в комнату Магнуса, — предупредил Вулкан, останавливая брата. — Там нет гравитации. Не знаю, как он это сделал, но как-то сделал. И повсюду летают книги.
— Что? — Лоргар отступил на шаг назад, теребя воротник. — Он ведь говорил, что не станет! Так нечестно! Книги должны были быть моей фишкой...
— Ну, похоже, тебе досталась одна из этих штук. Такая, знаешь, штука, в которой жгут курения. Будет висеть у тебя на поясе, и болтаться там, где надо, — он указал на пах Лоргара. — Ну, и еще дым.
— Это называется курильница, Вулкан.
— Ага. Вот она-то все и прикроет.
Лоргар стоит в часовне, перед алтарем, воздев руки в молитвенном жесте. Луч священного света падает сверху, заставляя его татуировки сиять. Его монашеская ряса распахнута, ниспадая складками — и столь важная курильница, как и предсказывал Вулкан, закрывает всё необходимое. Тонкие струйки дыма сочатся из ее отверстий, создавая впечатление, что чресла примарха буквально охвачены пламенем.
Вулкан позирует на наковальне — сидит на ней верхом, широко расставив ноги. Пот блестит на его коже; на самом деле это вода, поспешно набрызганная взволнованным ассистентом. Горн пылает рядом, но это не тот жар, что мог бы побеспокоить примарха. На его коленях лежат щипцы и молот, скрывая «хвост дракона», как он любит в шутку говорить. Эта композиция, несомненно, притягивает взгляд.
Магнус висит в воздухе — нелегкая задача для фотографов — и книги парят вокруг него. Одна из них шелестит раскрытыми страницами и располагается прямо перед его бедрами, точно подначивая зрителя рискнуть и заглянуть дальше.
— Постойте, — говорит Магнус. — Тут кое-где довольно откровенные иллюстрации. Сейчас я их уберу из кадра.
С полок слетают новые тома; половина его библиотеки кружится по комнате, а Магнус, кажется, даже не замечает этого. Его единственный глаз исполнен света, искушая зрителей обещанием тайных знаний. (Лоргар считает, что он немного перебарщивает. Особенно с волосами.)
— А вы никак не можете добавить фон позже? — легкий ветер взъерошил перья и взметнул песок у ног примарха.
— Совершенно точно не можем, мой лорд. Император выразился очень четко.
— Хм, — Сангвиний уперся руками в бедра и оглядел пустыню, раскинувшуюся перед ним. — Во всяком случае, вид отсюда...
— Вид просто великолепен, — согласился Хорус позади него.
— Мы здесь, вообще-то, работать собирались.
— Пока «работа» включает созерцание тебя обнаженным, я ничуть не возражаю.
Ангел улыбнулся и, обернувшись, толкнул брата в плечо.
Сангвиний на вершине пустынного плато; солнечный свет выжигает все очертания до беспощадной четкости. Он опустился на одно колено, слегка выгнув спину (приняв нужную позу под руками Хоруса), чтобы наилучшим образом продемонстрировать свои мускулы.
— Особенно вот эти, — добавляет Хорус, похлопывая его пониже спины.
Крылья примарха распахнуты во всю ширь, гордо сияя под солнечными лучами, волосы блестящей волной спадают на плечи. Сангвиний хотел бы посмотреть на фото — все-таки ему не чуждо самолюбование, пусть и совсем немного, — но должен оставаться на месте, пока съемку не закончат. Взгляд исподтишка на лицо Хоруса говорит ему всё, что нужно знать.
Хорус — на своем флагмане, сидит на троне с таким видом, будто ему принадлежит всё вокруг; впрочем, так и есть. Знамена легиона на стенах; военные трофеи; оружие — новое и древнее. На нем — лишь усмешка и волчья шкура. По сравнению с примархом волк выглядит скорее средних размеров собакой. Его зубы скалятся над «маленьким Хорусом» — нет, не тем. Другим «маленьким Хорусом». Мало кто знает об этом прозвище. Тронный зал погружен в сумрак, и на фото тени кажутся еще глубже, а кожа Воителя в отблесках пламени отливает бронзой; он словно лучится изнутри силой и властью.
— Ради блага Империума.
— Вот именно, — Робаут положил руку ему на плечо. — А теперь продолжай это повторять. И передай мне эту бутылку.
— Ради блага Империума, — еще раз пробормотал Дорн и потянулся за полотенцем. Жиллиман принялся натирать себя маслом, и он решительно отвернулся. — Слушай, а для чего здесь силовой кулак?
— А ты не догадываешься? — подмигнул Робаут, но тут же заметил ужас на его лице. — Извини, Рогал. Я пошутил, — он протянул руку в латной перчатке. — Это для... необходимого прикрытия. Полагаю, чтобы люди могли вешать этот календарь на стенах, не испытывая страха нарушить приличия.
Закованные в синее с золотом пальцы небрежно отбрасывают назад волосы; второй кулак (гораздо больше размером) многозначительно расположился между ног. Лавровый венок сброшен на пол, складки мантии спадают с кушетки, на которой возлежит Жиллиман — такое впечатление, что одежда вдруг стремительно перестала функционировать и просто покинула его тело. Всё здесь — каждая, мельчайшая деталь — стратегически продумано. Даже драпировки и неоклассические скульптуры на фоне. Статуи и близко не могут с ним сравниться.
Хмурое лицо Дорна выражает в основном безысходность и отчаяние, но искусно подобранный ракурс фотографий — и пара ободряющих слов от брата-примарха — заставляют это выглядеть как сосредоточенное размышление. Перед ним, на столе — тщательно выполненный макет поля битвы; он пристально изучает позиции защитников и атакующих, наклонившись над столом, опираясь на кулаки. Миниатюрная крепость загораживает определенные части тела, и крошечные фигурки защитников на стене словно смотрят туда с восхищением.
— Я не намерен стоять там вместе с ним. Да мы же голые! Все будут нас сравнивать. Это просто нелепая затея и я не хочу иметь к этому никакого отношения.
— Но ты же построил этот макет...
— Пусть оставят себе. Пусть даже он забирает. Мне все равно.
— Хорошо же, — Робаут пожал плечами, думая о том, что предпочел бы вести этот разговор, имея на себе что-нибудь еще помимо латных перчаток. — Ты в своем праве. А я, признаться, уже устал служить посредником. Можешь уходить, а он весь этот месяц будет красоваться в одиночку на стенах имперских граждан.
Пертурабо стиснул полотенце, обмотанное вокруг пояса, и нахмурился, глядя в пол. Но он остался.
На лице Пертурабо написана безмерная решимость, и он смотрит прямо на Дорна. Его мышцы напряжены, поза выражает воинственность. В этом поединке умов он — агрессор: его войска осаждают цитадель Дорна, стремясь сокрушить защиту и повергнуть противника. Миниатюрное осадное орудие возвышается посреди поля боя, застыв в своем упрямом движении к воротам цитадели — в идеальном положении для того, чтобы позволить примарху сохранить приличие. Стоит ему сделать ход, и он с легкостью двинет орудие вперед и разрушит укрепления, открывая их обоих на всеобщее обозрение. Напряжение между братьями висит в воздухе.
— Он... достаточно большой, ты полагаешь?
— Совершенно достаточно, — твердо ответил Император. — Мне ли не знать. Я сам его создал, и это — одно из моих лучших достижений. Только посмотри на это. Великолепно. Можно вешать знамена на этом...
— Я не о том! — громко перебил Хорус, начиная нервничать. — Отец, пожалуйста. Я имею в виду топор. Пару топоров. Вовсе не его...
— А, — Император остановился на середине монолога. — Да, думаю, топоры подойдут. Если правильно их расположить.
— Кстати, ты уверен, что ему не придет вдруг в голову их использовать?
— В целом, уверен. В любом случае, это будет уже твоя проблема, — он похлопал Воителя по плечу и удалился.
Ангрон — с усмешкой, которая кажется одновременно многозначительной и дерзкой, — раскинулся на склоне покрытого кустарником холма (он сам выбирал обстановку; это помогает ему чувствовать себя свободнее), закинув руки за голову. Топоры — Отец крови и Дитя крови — упираются рукоятями в землю между его бедер, их отточенные лезвия — опасно близко к коже. Он гордится своим оружием, гордится своими шрамами, и это заметно. Никто не посмел бы назвать его уродливым, увидев его таким. И да, топоров как раз хватает — пусть и едва-едва — на то, чтобы прикрыть одну из лучших работ Императора. Интересно, думает Хорус, выпустят ли когда-нибудь версию без цензуры.
— Это опасные звери — оба.
— Они вовсе не опасны, — возразил Русс, гладя волка. — Просто нужно с ними подружиться.
— Я имел в виду вас двоих, — Малкадор смерил взглядом Волчьего короля. Тот в ответ лишь хмыкнул, усаживаясь на шкуры и позволяя питомцу лизнуть себя в лицо.
— Что, они и правда так выглядят на Терре? Ничего общего со зверями Калибана. Когти, клыки... но это и всё сходство.
— Просто расслабься, — заметил Русс; Эль'Джонсон, похоже, воспринял это как личное оскорбление. — Люди хотят видеть именно это. И потом, ты называешь себя Львом, а сам ни разу в жизни не видел льва?
Русс с одной стороны, с двумя волками, устроившимися на его коленях — он настоял на том, что оба зверя должны попасть в кадр, иначе они будут ревновать. Довольно сложно сказать, где заканчиваются волки и начинается примарх. Он лениво почесывает одного из них между ушей; все трое, кажется, вот-вот уснут в уютных шкурах, в теплом свете очага. Можно подумать, что Русс вовсе не собирается просыпаться ради каких-то там съемок — он расслаблен, веки полуприкрыты: вожак стаи в своем логове.
С другой стороны — Лев; зверь, давший ему имя, столь же смирно лежит с ним рядом. Понадобилось немало усилий, чтобы заставить их обоих сотрудничать; лев так и не пожелал возлечь на колени примарха, но соизволил опустить свою тяжелую лапу в вежливом жесте цензуры. Если Эль'Джонсон и обеспокоен острыми когтями в опасной близости от важных органов, он ничем этого не выдает. Его темно-зеленые глаза смотрят внимательно и напряженно; он опирается на локти и выглядит готовым к прыжку в любое мгновение.
— Этот сосуд — вовсе не традиционное хемосийское стекло. Кого ты вообще пытаешься обмануть?
— Тихо, Феррус. Никто не разберет. Зато это красиво. И как раз подходящей формы, чтобы всё прикрыть. И цвет идеальный.
— И почему мне досталась грязная половина декораций?
— Это называется индустриальная эстетика. Две половины контрастируют между собой. Ты ведь знаком с понятием контраста, не так ли?
— Да. Я нахожу тех, чьи взгляды контрастируют с Имперскими истинами, и разбиваю им черепа молотом.
— Ты просто чудовище, — но в голосе Фулгрима звучало скорее восхищение.
Феррус — в мрачных «индустриальных» декорациях из металла и камня, перед наковальней. Его боевой молот, Сокрушитель Наковален, стоит перед ним; руки примарха сложены на древке, локти расставлены в стороны, демонстрируя силу и уверенность — а заодно и переливающуюся серебристую кожу. Оголовье молота опирается на наковальню, притягивая взгляд и позволяя предположить, что иное «древко» продолжается вниз на такую же длину. Его глаза блестят в тусклом свете, и лицо кажется высеченным из камня. Это лицо можно было бы назвать хмурым, но правильнее будет сказать «властное».
Фулгрим расположился напротив — резкие очертания кузницы переходят в плавные линии изысканных тканей. Он лежит на боку, вытянув длинные ноги; изгибы его тела и изогнутые в улыбке губы выглядят приглашающе — тогда как Феррус побуждает держаться подальше. «Нетрадиционный» стеклянный сосуд причудливой формы выполняет ту же роль, что и молот; на его поверхности играют переливы красок. Если присмотреться поближе — утверждает Феррус, изучая фото, — можно заметить, что сосуд слишком прозрачен и не справляется как следует со своим назначением... Фулгрим в ответ лишь смеется и говорит, что Феррусу стоит проводить поменьше времени, так близко разглядывая чресла брата-примарха.
— Да они же друг друга терпеть не могут!
— Это, скорее, разница в точках зрения. Вряд ли это можно назвать личной неприязнью.
— Но ты хочешь поместить их на одну страницу и оставляешь меня договариваться?
Но Император уже снова удалился. Хорус разочарованно застонал. Птицы в клетках хлопали крыльями, лошади фыркали и топали копытами. Коракс засел в углу, нахохлившись на стуле, как мрачный попугай. Джагатай расхаживал среди лошадей, объявляя большинство из них недостойными быть запечатленными рядом с ним. Никогда не работайте с детьми и животными, подумал Хорус. Или с примархами — которые явно представляли собой смесь того и другого.
Лука седла предоставляет достаточное прикрытие для Хана, как ни удивительно — у него куда больше общего с лошадьми, чем можно было подумать. Он сжимает поводья в одной руке, уперевшись другой в бедро. Его взгляд устремлен мимо объектива, в бескрайние степи, и темные грозовые облака собираются в небе за его спиной. Он — одно целое с простором вокруг, и его собранные в высокий хвост волосы развеваются на ветру.
Коракс стоит на изогнутых ветвях дерева за ним; у него не осталось сил, чтобы спорить с художественными решениями. На нем — черный плащ, поднятый ветром так, что его очертания напоминают крылья. Голова Хана находится примерно на уровне его пояса. Ворон парит над ним, готовясь приземлиться на вытянутую руку. В облаках на фоне ударяет молния, и рядом с ее ярко-белым зигзагом надвигающаяся буря кажется еще темнее.
— Я сказал, что не буду в этом участвовать, если только ты не присоединишься.
— И Император к тебе прислушался? Вот уж неожиданность.
— Прислушался. Но я и подумать не мог, что ты согласишься. Этого в планах не было.
— Ну, что поделать, — Конрад пнул один из черепов, валяющихся у него под ногами, и с разочарованием обнаружил, что тот бутафорский. — Ты, в общем, неплохо выглядишь. И мы не можем разочаровать наших фанатов по всему Империуму.
— Больные извращенцы эти фанаты, — заявил Мортарион, забирая череп у Кёрза и взвешивая его на руке. — Одна такая прислала мне свой палец. Что, скажи на милость, я должен был с ним сделать?..
Кёрз — на крыше полуразрушенного здания, под хлещущим дождем; он скорчился, точно горгулья, и волосы падают ему на лицо. Вода стекает по его коже, образует ручейки в углублениях между ребрами и позвонками. Он выглядит худым, почти что изможденным — бледный призрак смерти; одно колено поднято ради приличия — но выражение его лица предполагает, что он может сменить позу в любой момент. Приличия его не волнуют. Вожделение, если смотреть беспристрастно, — всего лишь часть человеческой природы.
Мортарион укрылся под стеной того же здания, низко опустив свою могучую боевую косу. Он облачен в одеяние Мрачного жнеца, и хотя мантия распахнута, его бледное тело едва различимо в ее темных глубинах. Его лицо почти полностью скрыто капюшоном, и сам Мортарион считает это очень удачным. Освещенные луной потоки воды, падающие с крыши, обрамляют его текучим серебром и рассыпаются мелкими брызгами у его ног.
— Идеально, — Император перелистывал глянцевые страницы, время от времени задерживаясь, чтобы рассмотреть их повнимательнее. — Просто идеально. Скажи-ка, Малк — ты не думаешь, что этот... кальян... это немного слишком?
— Не подобает вам так отзываться о своем сыне, мой лорд.
— Но он же практически прозрачный.
— Ну, с этим он ничего не может поделать... А, вот вы о чем. Нет-нет, тут всё в порядке. Но, мне кажется, у нас есть другая проблема, — Сигиллит оперся на кучу ящиков, изучая разворот с Хорусом.
— В чем дело?
— Посмотрите, — он ткнул костлявым пальцем в страницу.
— Что? Ничего не вижу, — Император нахмурился. — Дай мне хотя бы подсказку. Или психический образ, что угодно. Что там, неудачное отражение в полированном щите, или... О. Ого.
— Да. Помните, как мы не смогли найти их, чтобы уговорить в этом участвовать?
— Да.
— Помните, как их Первый капитан — во всяком случае, тот, кто исполнял его роль на этой неделе, — дал нам очень, очень загадочный ответ?
— Я так и не понял, что они имели в виду.
— Вот именно.
Император откинулся назад и провел ладонью по лицу.
— Как им удалось... И что, они на каждом фото?
— Смотрите сами.
Теперь, когда он знал, что искать, не составило труда обнаружить их на каждой странице. Включая обложку, которая была полностью составлена цифровыми средствами.
— Должен сказать, что они хотя бы позаботились прикрыться, — заметил Малкадор, отложив календарь. — Но что мы теперь будем делать?
— Я скажу тебе, что делать, — сказал Император, задумчиво глядя на одного из близнецов — это мог быть любой из них — маячащего на заднем плане снимка с Магнусом. — Мы объявим это конкурсом. Тот, кто найдет их всех — получит вечер в джакузи вместе с примархом на свой выбор. Занявшим второе-третье места — фото без цензуры с автографами. В общем, что-то такое.
— Гениально, — Малкадор опустился в кресло, стоящее среди ящиков. — Вот поэтому-то вы и правитель человечества.
@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу