...седьмого идиотского полку рядовой. // исчадье декабря.
Посвящается моим дивным соратникам Chiora и Narindol, которым я хотел подарить это на общее дно рожденья, но увлекся и перевел чуть раньше (=
Название: Без страха
Переводчик: Альре Сноу
Бета: myowlet
Оригинал: "Without Fear" by Aaron Dembski-Bowden (сборник "Call of Chaos", оригинал рассказа здесь)
Размер: 2289 слов в оригинале, 2009 слов в переводе
Скачать: в формате .doc
Земля к земле. Пепел к пеплу. Прах к праху.
Земля с Йакса. Пепел с Калта. Прах с Макрэгга.
Он освящает свои латные перчатки священной почвой трех миров. Завершив ритуал — перчатки отмечены смесью типов почвы — он тянется к оружию.
Первое из них старше, чем империя, которую оно защищает: полные десять тысяч лет доблестной службы стоят за ним. Его перековывали, восстанавливали и чинили — но никогда оно не было потеряно, брошено или уничтожено. Другое его вооружение — болт-пистолет в личном арсенале, цепной меч, пристегнутый магнитным креплением к бедру, — они намного новее, их история исчисляется всего десятками лет. Болтер же — величественная вещь, модель «Умбра» с широким дулом, рожденная в прошедшую светлую эпоху и сохраненная через тысячелетия войны. Всё подобное оружие издает грохот при стрельбе; но рев этого громче и свирепее, знак гордости его машинного духа.
Вдоль его корпуса сияют слова «Sempram Fiberi» — полированной бронзой по черному: «Навеки свободен», если переводить на высокий готик Терры буквально. Диалект готика, которым пользуются на Макрэгге и в окрестностях, отличается куда более агрессивным словарным запасом, и эти слова обретают в нем иное, дерзкое значение: «Никогда не покорен».
Обратная сторона оружия отмечена хромированным знаком Империалис — крылатый череп, символизирующий нерушимую верность; напоминание о тех временах, когда не было доверия между братьями, когда галактика горела в огне амбиций предателей, а затем пала под великую неизбежную тень надвигающейся тьмы.
Старые истертые талисманы свешиваются с рукояти на тонких цепочках: два из них, схожие в скромности и достоинстве, сделаны руками смертных, а не вышли из горна Мастера кузницы. Первый — простое изображение примарха, не больше пальца длиной, на котором чеканные черты Жиллимана почти стерлись за десятки лет. Это разновидность приносящих удачу символов, которые дарят в высокородных семьях — любящая мать или, возможно, сестра — когда сына забирают из академии и выбирают для Испытаний.
Второй талисман, такой же изношенный и столь же драгоценный, — черная железная печать размером с монету, на которой изображен цветущий побег вербены, обвившийся вокруг меча в ножнах. Корни этого знака уходят к Первым Семействам Йакса, во времена основания Ультрамара; он известен как герб почтенного рода Лукаллиев.
Воин исполняет необходимые ритуалы благословения в последний раз, воздавая хвалу духам своего болтера и цепного меча, прежде чем снова закрепить их на доспехе.
Он смотрит сквозь окрашенный красным от линз шлема экран на сетчатке, проводя третью и последнюю калибровку, чтобы удостовериться, что между движением его глаз и размещением перекрестья прицела нет задержки. Всё в порядке. На краю зрения мерцают жизненные показатели его товарищей по взводу — информация в колонках рунических символов; это всего лишь грубое приближение того, что может позволить полный обзор диагностического шлема апотекария, но тем не менее важная деталь. Все показатели стабильны, нет никаких признаков повышения уровня адреналина или химических изменений, вызванных запасом боевых наркотиков в искусственных венах их брони.
Он готов точно тогда, когда ожидал этого, — за секунду до того, как «Громовой ястреб» содрогается от давления и жара при входе в атмосферу.
Мигающие сигнальные лампы озаряют трясущийся отсек катера ритмичными вспышками. Загорающийся свет отражается от имени, выгравированного на его наплечнике: Эней Лукалий — вытравленное кислотой и украшенное золотом с точностью художника внутри цифр, указывающих номер взвода.
— Animarus estac honori, — говорит сержант Висаний. «Отвага и честь».
Каждый из Ультрамаринов отвечает знаком аквилы; латные перчатки с глухим стуком ударяют о нагрудники.
Висанию не нужно повторять их приказы. Каждый из воинов знает, с чем им предстоит встретиться; эйдетические воспоминания об инструктаже сохранены в памяти и просчитаны до вероятности их собственного выживания.
Сержант Висаний занимает место во главе взвода.
— Гексус-Октавус, — говорит он, называя условное обозначение братьев, отмеченное мраморно-белыми цифрами на их броне и серо-стальной окантовкой наплечников: шестой взвод, Восьмая рота. Его голос начинает потрескивать — в вокс-связь прокрадываются помехи от входа в атмосферу.
— Tusca paratim? — спрашивает он. «Вы готовы?»
— Sinah meturos, — в унисон отвечают они. «Без страха».
Катер содрогается все сильнее, устремляясь к земле; его щиты охвачены пламенем. Гидравлические замки переднего трапа лязгают — освобождаются вакуумные печати. Меньше, чем через минуту, они разомкнутся. Десять секунд спустя — откроются. Трап со скрежетом распахнется, когда «Громовой ястреб» все еще будет на высоте шести тысяч метров.
Не требуя указаний, двое воинов одновременно выступают вперед, становясь по обе стороны от сержанта. Кай и Эрастес сжимают в своих кобальтовых перчатках освященные согласно обычаю огнеметы. Честь первой атаки — oppugnarei primaris — принадлежит им вместе с Висанием. Так заведено во взводе Гексус-Октавус — с тех пор, как Висаний принял командование двадцать девять лет назад.
Мигающие сигнальные огни становятся ярче, их вспышки — всё чаще. Трап откидывается отчаянным рывком, впуская внутрь свирепый ветер. Катер уже миновал границу облаков, и внизу ожидает опустошенная земля искореженного войной мира. «Громовой ястреб» скользит над серыми костями пылающего города.
Другие голоса вплетаются в вокс-канал взвода; голоса с поверхности, каждый из них — спокойный и сосредоточенный, они коротко сообщают важную информацию и замолкают.
Висаний шагает вперед, точно его зовут голоса погруженных в битву братьев внизу.
— Ignae ferroqurum, — говорит он наконец, провозглашая боевую доктрину Гексус-Октавус. «Огнем и железом».
Сержант Висаний делает еще три быстрых шага и падает в небо. Кай и Эрастус следуют всего в нескольких метрах за ним.
Эней и Тиресий — четвертый и пятый. За ними — Йовиан и Присций, и Каэлиан — самый младший — остается последним.
Эней падает. Он устремляется вниз всем весом своей силовой брони — к городу, который поднимается ему навстречу, разворачиваясь всё шире и шире по мере того, как сменяются цифры на счетчике высоты. Он молча просит примарха узреть его деяния в этот день. Тем же вздохом он препоручает свою душу под защиту Императора. Здесь, в этот момент, его охватывает чувство странного краткого покоя. Наверху — пустота, внизу — война, но сейчас есть только открытое небо.
Счетчик высоты превращается в предупреждение. Мелькающие цифры становятся вспыхивающими рунами.
Они падают сквозь вздымающийся дым и направленные к небу вспышки противовоздушных орудий, и их высадка так же безупречна, как при любом учебном десантировании: результат тренировок, затверженных до инстинктивных реакций. Висаний первым вонзается в сердце врага, его громовой молот обрушивается на них с силой землетрясения. Кай и Эрастес приземляются по обе стороны от него, разворачиваясь стремительными плавными движениями; их огнеметы извергают потоки разъедающего химического огня кружащейся спиралью. Они поджигают ближайших противников и заставляют остальных с воплями отступить. Они выжигают саму землю, освобождая место, чтобы их братья могли приземлиться. Когда-то это место было площадью, где обменивались товаром. Теперь это — точка сбора войск вокруг наибольшего из нечистых памятников. Взвод Гексус-Октавус превратит его в поле смерти.
Эней активирует ракетные двигатели прыжкового ранца в седьмой и последний раз — точно отмеренным импульсом — и опускается на каменистую пылающую землю, уже сжимая в руках оружие.
— Haek, — говорит он в тот самый момент, когда его подошвы касаются земли. «Здесь».
Три шага спустя он останавливается на краю выжженного круга, его бронированные ботинки крушат кости тех, кому не повезло оказаться против Кая и Эрастеса. Он уже стреляет. Внутри шлема Эней видит сетку прицела — просчитанную, но запутанную паутину перекрывающих друг друга данных. Болтер «Умбра» грохочет и дергается от отдачи в его руках, стремительно выпаливая заряд за зарядом. Он настигает свои цели, повергая их наземь выстрелами в грудь, разрывая их на части изнутри.
Люди. Всего лишь люди. Всего лишь вопящие, визжащие, истекающие кровью мужчины и женщины в доспехах из кусков металлолома и колючей проволоки. Нечистые шрамы, вырезанные на их коже, сочатся свежей кровью. Многие из них в противогазах, предназначенных для работы в кузницах или шахтах. Другие — те, что когда-то были верны, — сражаются в обрывках военной формы Астра Милитарум. Брызги слюны вылетают из их ртов, когда они визжат и блеют, точно звери. Многие из них рассекли языки надвое или отрезали их совсем в качестве ритуального жеста, значение которого Эней не может представить. Как бы то ни было, он убивает их, чувствуя, как их штыки и дубинки ломаются о его броню, обрушивая на них быстрые взмахи цепного меча. Сочетание его силы и мономолекулярных лезвий зубьев меча превращает их незащищенные тела в куски мяса.
Всего лишь люди, это так. Но их так много. Они исступленно молятся разбитому идолу — искореженной бронированной скорлупе, примотанной цепями к корпусу мертвого, выжженного изнутри «Бэйнблейда».
При виде прикованного реликта Эней испытывает душевный подъем, пусть даже стыд от этого зрелища прожигает его насквозь. Распятый дредноут претерпевал здесь погодные разрушения и осквернения от рук ненавистников целых три года — с тех пор, как в этот мир последний раз приходила война. На его броне — тех немногих ее частях, что не были разбиты и не проржавели от кислотных дождей, — не осталось и следа красного цвета, который когда-то так гордо свидетельствовал о его происхождении.
Там, на полуразобранном саркофаге, выгравирована потемневшая эмблема ордена Генезис, двоюродных братьев и родичей Ультрамаринам с тех самых пор, как Легионы были разделены волей и мудростью Мстящего Сына. Имя заключенного внутри воина — иссохшего тела, отсоединенного от своих доспехов и оскверненного, обернутого колючей проволокой — можно разглядеть там же, на бронированной плите.
Бенедиктус из рода Коблиев.
До того знакомо звучит это имя — он поражен. Поистине, их ордена в родстве между собой.
— Caveantes, — предупреждает Тиресий, отслуживший тридцать лет ветеран, происходящий из рода Утиев с Макрэгга. «Берегись».
Эней уже заметил угрозу. Он поворачивается в тот момент, когда его брат передает по воксу свое предупреждение, поднимает болтер и всаживает три выстрела в кучку грязных сгорбленных оборванцев, волокущих тяжелый стаббер из канавы неподалеку, которая служила импровизированным окопом. Все трое взрываются — заряды попадают им в грудь. Эней не видит, как они падают. Он снова вступает в схватку, отбивая мечом неуклюжее копье из металлолома и убивая его владелицу ударом ботинка в голову. Она падает с разбитым черепом и сломанным позвоночником.
Другие встают на ее место, тыкая в окруженных воинов пиками, сделанными из шахтерских инструментов с закрепленной на них самопальной фицелиновой взрывчаткой. Цепные мечи режут и кромсают. Болтеры грохочут. Там, где Ультрамарины не пытаются взобраться на возвышения, образованные упавшими телами, они вскоре оказываются по щиколотку в нечистой крови. Она плещет на доспехи Энея, окрашивая алым.
Любой человек, находящийся в здравом рассудке, уже давно бежал бы с поля боя. Но эти несчастные существа, эти изможденные выходцы с того света, чья плоть украшена шрамами , нападают на Ультрамаринов с ножами, камнями и даже без всякого оружия, обламывая зубы о кобальтовый керамит.
Эней слышит, как его сержант рапортует по общей вокс-связи, докладывая о продвижении взвода согласно приказу. Гексус-Октавус — падающий клинок, вонзающийся в сердце дракона. Теперь они убивают, убивают и убивают, расчищая путь сквозь орду для своих братьев из Третьей и Первой рот. Первые уже вступили в бой где-то в городе, подавляя восстание, охватившее мятежный мир. Последние ждут на орбите: молятся в недрах левиафанов, что служат флотом ударной группы.
Взвод Гексус-Октавус продолжает драться. Несмотря на сверхчеловеческую силу, сам по себе вес плоти, обрушивающейся на них, мешает точно рассчитанной ярости убийства. Графики жизненных показателей взлетают вверх — иглы впрыскивают в вены боевые наркотики. Подавители боли заставляют онеметь отравленные царапины и порезы в тех местах, где врагам удалось пробить сочленения в броне Ультрамаринов, а очищающие вещества дезинфицируют мелкие раны, прежде чем они могут подхватить заражение.
В каждой битве есть свой ритм приливов и отливов — так же, как в морских волнах. Воин чувствует его, нащупывает момент, когда общая воля противника пошатнется, когда падет столько вражеских солдат, что даже орда обезумевших фанатиков обязана будет замереть и осознать, с чем они столкнулись.
Эней чувствует это в ту же самую секунду, когда слышит приказ.
— Promavoi! — приказывает Висаний, повышая голос в первый раз. «Вперед!»
Орден пролил первую кровь. Настало время второго удара.
Турбины с воем раскручиваются, оживая. Прыжковые ранцы выдыхают огонь. Взвод Гексус-Октавус устремляется в небо. Выстрелы из стабберов, разрозненные и неуверенные, свистят мимо Энея, когда он отталкивается от земли.
Позади них в сердце орды мигает телепортационный маяк, посылая свою песню кораблям на орбите.
Некоторые из отступников, не занятые криками ненависти вслед уходящим в небо Ультрамаринам, оборачиваются, чтобы выместить гнев на оставшейся среди их рядов машине, обрушивая свое оружие на гудящий маяк, — но они уже не успевают оборвать его трубный зов. Последние из жертв взвода Гексус-Октавус еще умирают, когда первые громовые раскаты вытесненного воздуха возвещают о прибытии воинов-гигантов Первой роты.
Эней приземляется на вершине разрушенного шпиля здания Администратума, которое было украшено распятыми костями верных жителей города. Начинается дождь, капли с шипением испаряются со все еще работающих моторов за его спиной. Его выведенный на сетчатку дисплей темнеет, компенсируя ослепительное сияние телепортационных вспышек внизу. Ветераны ордена занимают поле боя, выступая из света порталов.
Он улыбается, видя это.
— Laurelas, — передает он по воксу остальному взводу. «Победа».
Сержант Висаний кивает с коротким гудением сервомоторов брони. Новые приказы уже разворачиваются на его глазных линзах.
— Tusca paratim? — снова спрашивает он своих братьев.
— Sinah meturos, — в один голос отвечают они.
Как и должно быть среди тех, кто не ведает страха. Как будет всегда.
Название: Без страха
Переводчик: Альре Сноу
Бета: myowlet
Оригинал: "Without Fear" by Aaron Dembski-Bowden (сборник "Call of Chaos", оригинал рассказа здесь)
Размер: 2289 слов в оригинале, 2009 слов в переводе
Скачать: в формате .doc
Земля к земле. Пепел к пеплу. Прах к праху.
Земля с Йакса. Пепел с Калта. Прах с Макрэгга.
Он освящает свои латные перчатки священной почвой трех миров. Завершив ритуал — перчатки отмечены смесью типов почвы — он тянется к оружию.
Первое из них старше, чем империя, которую оно защищает: полные десять тысяч лет доблестной службы стоят за ним. Его перековывали, восстанавливали и чинили — но никогда оно не было потеряно, брошено или уничтожено. Другое его вооружение — болт-пистолет в личном арсенале, цепной меч, пристегнутый магнитным креплением к бедру, — они намного новее, их история исчисляется всего десятками лет. Болтер же — величественная вещь, модель «Умбра» с широким дулом, рожденная в прошедшую светлую эпоху и сохраненная через тысячелетия войны. Всё подобное оружие издает грохот при стрельбе; но рев этого громче и свирепее, знак гордости его машинного духа.
Вдоль его корпуса сияют слова «Sempram Fiberi» — полированной бронзой по черному: «Навеки свободен», если переводить на высокий готик Терры буквально. Диалект готика, которым пользуются на Макрэгге и в окрестностях, отличается куда более агрессивным словарным запасом, и эти слова обретают в нем иное, дерзкое значение: «Никогда не покорен».
Обратная сторона оружия отмечена хромированным знаком Империалис — крылатый череп, символизирующий нерушимую верность; напоминание о тех временах, когда не было доверия между братьями, когда галактика горела в огне амбиций предателей, а затем пала под великую неизбежную тень надвигающейся тьмы.
Старые истертые талисманы свешиваются с рукояти на тонких цепочках: два из них, схожие в скромности и достоинстве, сделаны руками смертных, а не вышли из горна Мастера кузницы. Первый — простое изображение примарха, не больше пальца длиной, на котором чеканные черты Жиллимана почти стерлись за десятки лет. Это разновидность приносящих удачу символов, которые дарят в высокородных семьях — любящая мать или, возможно, сестра — когда сына забирают из академии и выбирают для Испытаний.
Второй талисман, такой же изношенный и столь же драгоценный, — черная железная печать размером с монету, на которой изображен цветущий побег вербены, обвившийся вокруг меча в ножнах. Корни этого знака уходят к Первым Семействам Йакса, во времена основания Ультрамара; он известен как герб почтенного рода Лукаллиев.
Воин исполняет необходимые ритуалы благословения в последний раз, воздавая хвалу духам своего болтера и цепного меча, прежде чем снова закрепить их на доспехе.
Он смотрит сквозь окрашенный красным от линз шлема экран на сетчатке, проводя третью и последнюю калибровку, чтобы удостовериться, что между движением его глаз и размещением перекрестья прицела нет задержки. Всё в порядке. На краю зрения мерцают жизненные показатели его товарищей по взводу — информация в колонках рунических символов; это всего лишь грубое приближение того, что может позволить полный обзор диагностического шлема апотекария, но тем не менее важная деталь. Все показатели стабильны, нет никаких признаков повышения уровня адреналина или химических изменений, вызванных запасом боевых наркотиков в искусственных венах их брони.
Он готов точно тогда, когда ожидал этого, — за секунду до того, как «Громовой ястреб» содрогается от давления и жара при входе в атмосферу.
Мигающие сигнальные лампы озаряют трясущийся отсек катера ритмичными вспышками. Загорающийся свет отражается от имени, выгравированного на его наплечнике: Эней Лукалий — вытравленное кислотой и украшенное золотом с точностью художника внутри цифр, указывающих номер взвода.
— Animarus estac honori, — говорит сержант Висаний. «Отвага и честь».
Каждый из Ультрамаринов отвечает знаком аквилы; латные перчатки с глухим стуком ударяют о нагрудники.
Висанию не нужно повторять их приказы. Каждый из воинов знает, с чем им предстоит встретиться; эйдетические воспоминания об инструктаже сохранены в памяти и просчитаны до вероятности их собственного выживания.
Сержант Висаний занимает место во главе взвода.
— Гексус-Октавус, — говорит он, называя условное обозначение братьев, отмеченное мраморно-белыми цифрами на их броне и серо-стальной окантовкой наплечников: шестой взвод, Восьмая рота. Его голос начинает потрескивать — в вокс-связь прокрадываются помехи от входа в атмосферу.
— Tusca paratim? — спрашивает он. «Вы готовы?»
— Sinah meturos, — в унисон отвечают они. «Без страха».
Катер содрогается все сильнее, устремляясь к земле; его щиты охвачены пламенем. Гидравлические замки переднего трапа лязгают — освобождаются вакуумные печати. Меньше, чем через минуту, они разомкнутся. Десять секунд спустя — откроются. Трап со скрежетом распахнется, когда «Громовой ястреб» все еще будет на высоте шести тысяч метров.
Не требуя указаний, двое воинов одновременно выступают вперед, становясь по обе стороны от сержанта. Кай и Эрастес сжимают в своих кобальтовых перчатках освященные согласно обычаю огнеметы. Честь первой атаки — oppugnarei primaris — принадлежит им вместе с Висанием. Так заведено во взводе Гексус-Октавус — с тех пор, как Висаний принял командование двадцать девять лет назад.
Мигающие сигнальные огни становятся ярче, их вспышки — всё чаще. Трап откидывается отчаянным рывком, впуская внутрь свирепый ветер. Катер уже миновал границу облаков, и внизу ожидает опустошенная земля искореженного войной мира. «Громовой ястреб» скользит над серыми костями пылающего города.
Другие голоса вплетаются в вокс-канал взвода; голоса с поверхности, каждый из них — спокойный и сосредоточенный, они коротко сообщают важную информацию и замолкают.
Висаний шагает вперед, точно его зовут голоса погруженных в битву братьев внизу.
— Ignae ferroqurum, — говорит он наконец, провозглашая боевую доктрину Гексус-Октавус. «Огнем и железом».
Сержант Висаний делает еще три быстрых шага и падает в небо. Кай и Эрастус следуют всего в нескольких метрах за ним.
Эней и Тиресий — четвертый и пятый. За ними — Йовиан и Присций, и Каэлиан — самый младший — остается последним.
Эней падает. Он устремляется вниз всем весом своей силовой брони — к городу, который поднимается ему навстречу, разворачиваясь всё шире и шире по мере того, как сменяются цифры на счетчике высоты. Он молча просит примарха узреть его деяния в этот день. Тем же вздохом он препоручает свою душу под защиту Императора. Здесь, в этот момент, его охватывает чувство странного краткого покоя. Наверху — пустота, внизу — война, но сейчас есть только открытое небо.
Счетчик высоты превращается в предупреждение. Мелькающие цифры становятся вспыхивающими рунами.
Они падают сквозь вздымающийся дым и направленные к небу вспышки противовоздушных орудий, и их высадка так же безупречна, как при любом учебном десантировании: результат тренировок, затверженных до инстинктивных реакций. Висаний первым вонзается в сердце врага, его громовой молот обрушивается на них с силой землетрясения. Кай и Эрастес приземляются по обе стороны от него, разворачиваясь стремительными плавными движениями; их огнеметы извергают потоки разъедающего химического огня кружащейся спиралью. Они поджигают ближайших противников и заставляют остальных с воплями отступить. Они выжигают саму землю, освобождая место, чтобы их братья могли приземлиться. Когда-то это место было площадью, где обменивались товаром. Теперь это — точка сбора войск вокруг наибольшего из нечистых памятников. Взвод Гексус-Октавус превратит его в поле смерти.
Эней активирует ракетные двигатели прыжкового ранца в седьмой и последний раз — точно отмеренным импульсом — и опускается на каменистую пылающую землю, уже сжимая в руках оружие.
— Haek, — говорит он в тот самый момент, когда его подошвы касаются земли. «Здесь».
Три шага спустя он останавливается на краю выжженного круга, его бронированные ботинки крушат кости тех, кому не повезло оказаться против Кая и Эрастеса. Он уже стреляет. Внутри шлема Эней видит сетку прицела — просчитанную, но запутанную паутину перекрывающих друг друга данных. Болтер «Умбра» грохочет и дергается от отдачи в его руках, стремительно выпаливая заряд за зарядом. Он настигает свои цели, повергая их наземь выстрелами в грудь, разрывая их на части изнутри.
Люди. Всего лишь люди. Всего лишь вопящие, визжащие, истекающие кровью мужчины и женщины в доспехах из кусков металлолома и колючей проволоки. Нечистые шрамы, вырезанные на их коже, сочатся свежей кровью. Многие из них в противогазах, предназначенных для работы в кузницах или шахтах. Другие — те, что когда-то были верны, — сражаются в обрывках военной формы Астра Милитарум. Брызги слюны вылетают из их ртов, когда они визжат и блеют, точно звери. Многие из них рассекли языки надвое или отрезали их совсем в качестве ритуального жеста, значение которого Эней не может представить. Как бы то ни было, он убивает их, чувствуя, как их штыки и дубинки ломаются о его броню, обрушивая на них быстрые взмахи цепного меча. Сочетание его силы и мономолекулярных лезвий зубьев меча превращает их незащищенные тела в куски мяса.
Всего лишь люди, это так. Но их так много. Они исступленно молятся разбитому идолу — искореженной бронированной скорлупе, примотанной цепями к корпусу мертвого, выжженного изнутри «Бэйнблейда».
При виде прикованного реликта Эней испытывает душевный подъем, пусть даже стыд от этого зрелища прожигает его насквозь. Распятый дредноут претерпевал здесь погодные разрушения и осквернения от рук ненавистников целых три года — с тех пор, как в этот мир последний раз приходила война. На его броне — тех немногих ее частях, что не были разбиты и не проржавели от кислотных дождей, — не осталось и следа красного цвета, который когда-то так гордо свидетельствовал о его происхождении.
Там, на полуразобранном саркофаге, выгравирована потемневшая эмблема ордена Генезис, двоюродных братьев и родичей Ультрамаринам с тех самых пор, как Легионы были разделены волей и мудростью Мстящего Сына. Имя заключенного внутри воина — иссохшего тела, отсоединенного от своих доспехов и оскверненного, обернутого колючей проволокой — можно разглядеть там же, на бронированной плите.
Бенедиктус из рода Коблиев.
До того знакомо звучит это имя — он поражен. Поистине, их ордена в родстве между собой.
— Caveantes, — предупреждает Тиресий, отслуживший тридцать лет ветеран, происходящий из рода Утиев с Макрэгга. «Берегись».
Эней уже заметил угрозу. Он поворачивается в тот момент, когда его брат передает по воксу свое предупреждение, поднимает болтер и всаживает три выстрела в кучку грязных сгорбленных оборванцев, волокущих тяжелый стаббер из канавы неподалеку, которая служила импровизированным окопом. Все трое взрываются — заряды попадают им в грудь. Эней не видит, как они падают. Он снова вступает в схватку, отбивая мечом неуклюжее копье из металлолома и убивая его владелицу ударом ботинка в голову. Она падает с разбитым черепом и сломанным позвоночником.
Другие встают на ее место, тыкая в окруженных воинов пиками, сделанными из шахтерских инструментов с закрепленной на них самопальной фицелиновой взрывчаткой. Цепные мечи режут и кромсают. Болтеры грохочут. Там, где Ультрамарины не пытаются взобраться на возвышения, образованные упавшими телами, они вскоре оказываются по щиколотку в нечистой крови. Она плещет на доспехи Энея, окрашивая алым.
Любой человек, находящийся в здравом рассудке, уже давно бежал бы с поля боя. Но эти несчастные существа, эти изможденные выходцы с того света, чья плоть украшена шрамами , нападают на Ультрамаринов с ножами, камнями и даже без всякого оружия, обламывая зубы о кобальтовый керамит.
Эней слышит, как его сержант рапортует по общей вокс-связи, докладывая о продвижении взвода согласно приказу. Гексус-Октавус — падающий клинок, вонзающийся в сердце дракона. Теперь они убивают, убивают и убивают, расчищая путь сквозь орду для своих братьев из Третьей и Первой рот. Первые уже вступили в бой где-то в городе, подавляя восстание, охватившее мятежный мир. Последние ждут на орбите: молятся в недрах левиафанов, что служат флотом ударной группы.
Взвод Гексус-Октавус продолжает драться. Несмотря на сверхчеловеческую силу, сам по себе вес плоти, обрушивающейся на них, мешает точно рассчитанной ярости убийства. Графики жизненных показателей взлетают вверх — иглы впрыскивают в вены боевые наркотики. Подавители боли заставляют онеметь отравленные царапины и порезы в тех местах, где врагам удалось пробить сочленения в броне Ультрамаринов, а очищающие вещества дезинфицируют мелкие раны, прежде чем они могут подхватить заражение.
В каждой битве есть свой ритм приливов и отливов — так же, как в морских волнах. Воин чувствует его, нащупывает момент, когда общая воля противника пошатнется, когда падет столько вражеских солдат, что даже орда обезумевших фанатиков обязана будет замереть и осознать, с чем они столкнулись.
Эней чувствует это в ту же самую секунду, когда слышит приказ.
— Promavoi! — приказывает Висаний, повышая голос в первый раз. «Вперед!»
Орден пролил первую кровь. Настало время второго удара.
Турбины с воем раскручиваются, оживая. Прыжковые ранцы выдыхают огонь. Взвод Гексус-Октавус устремляется в небо. Выстрелы из стабберов, разрозненные и неуверенные, свистят мимо Энея, когда он отталкивается от земли.
Позади них в сердце орды мигает телепортационный маяк, посылая свою песню кораблям на орбите.
Некоторые из отступников, не занятые криками ненависти вслед уходящим в небо Ультрамаринам, оборачиваются, чтобы выместить гнев на оставшейся среди их рядов машине, обрушивая свое оружие на гудящий маяк, — но они уже не успевают оборвать его трубный зов. Последние из жертв взвода Гексус-Октавус еще умирают, когда первые громовые раскаты вытесненного воздуха возвещают о прибытии воинов-гигантов Первой роты.
Эней приземляется на вершине разрушенного шпиля здания Администратума, которое было украшено распятыми костями верных жителей города. Начинается дождь, капли с шипением испаряются со все еще работающих моторов за его спиной. Его выведенный на сетчатку дисплей темнеет, компенсируя ослепительное сияние телепортационных вспышек внизу. Ветераны ордена занимают поле боя, выступая из света порталов.
Он улыбается, видя это.
— Laurelas, — передает он по воксу остальному взводу. «Победа».
Сержант Висаний кивает с коротким гудением сервомоторов брони. Новые приказы уже разворачиваются на его глазных линзах.
— Tusca paratim? — снова спрашивает он своих братьев.
— Sinah meturos, — в один голос отвечают они.
Как и должно быть среди тех, кто не ведает страха. Как будет всегда.
@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous
-
-
28.10.2016 в 22:14Спасибо, Альр ))
УпоротыеУльтрамаринытакиеупоротые!!
-
-
28.10.2016 в 23:00