ФБ - тексты раз

[Альре Сноу]

Ну, поскакали (=. Пачечка драбблов имени Сангвиния. Как-то меня... растащило.

Кавайный примарх каваен. Да, он тут маленький и относительно пушистый.
Название: Крылья
Размер: драббл, 884 слова
Пейринг/Персонажи: Сангвиний, ОЖП
Категория: джен
Жанр: флафф, slice of life
Рейтинг: G
Краткое содержание: перья и песок, или нелегко быть мутантом на Ваале
Примечание: автор знает официальные истории взросления примархов, но предпочитает более реалистический подход

Пыльная буря в пустошах Ваала Секундус — тучи ржавого песка, поднятые в воздух, небо цвета запекшейся крови, тонкий пронзительный вой ветра... В такие дни из укрытий лучше не выходить — ветер и песок обдирают незащищенную кожу до крови, а дышать почти невозможно даже в респираторе. О том, чтобы летать, нечего и думать.
Только и остается, что сидеть у выхода из пещеры, обхватив руками колени, и слушать голоса ветра. Конечно, даже во время бури в племени найдется дело каждому, но когда ты — что-то вроде талисмана и от тебя, мутанта, никто ничего не ждет... Свободного времени образуется значительно больше.
Или еще со свободным временем бывает, как сейчас у Кьеры: честно собралась приобщиться к знаниям предков — она ведь ответственная девочка, уже почти взрослая, ей целых двенадцать лет — но мудрая женщина, пересказывавшая детям племени эти самые знания, взяла и уснула прямо на полуслове. Тревожить почтенную старушку никто не решился; товарищи Кьеры разбежались по пещерам кто куда, а сама она зачем-то пошла к выходу. А тут... этот.
Кьера замерла у стены, не решаясь подойти поближе — тогда Сангвиний точно бы ее заметил. Хотя, наверное, он и так заметит, даже если она вовсе не будет шевелиться — он странный, что ни говори. Лучше пока издали посмотреть.
Он выглядел ее ровесником, хотя на самом деле с тех пор, как его нашли, прошло всего-то лет шесть или семь. И на первый взгляд — мальчишка как мальчишка: худой, нескладный, с острыми локтями и коленками, растрепанные волосы кое-как заплетены в принятые обычаем косы — хотя бусины в косах говорили о подвигах, которые не каждый взрослый мужчина осилит, но все равно — он мог бы быть почти нормальным...
Если бы только не крылья. Чудовищная конструкция из костей и перьев, невозможная — даже по меркам искореженных радиацией ваальских пустошей — мутация...
Кьера помнила, как это выглядело в самом начале, когда разведчики, отправленные к месту падения золотой звезды, принесли в племя его — ребенка, которого назвали Сангвинием, ибо он был сыном всего народа Истинной Крови. Тогда он был совсем крошечным, только смотрел не по-детски серьезными глазами (он и сейчас умел так смотреть — будто видел нечто, недоступное больше никому). Крылья, торчавшие из его спины двумя несуразными отростками, были покрыты мягким золотистым пухом — точно у неоперившихся птенцов.
Ребенок вырос. Крылья — тоже. Пух сменился длинными белыми перьями, и сейчас — подумала Кьера — он вполне мог бы завернуться в эти крылья целиком. Словно подслушав ее мысли, Сангвиний укрылся крыльями с головой, став похожим на снежный сугроб. Интересно, какие они на ощупь — но кто ж ей даст пощупать... Хотя они вроде бы и дружили — ну, насколько с таким, как он, вообще можно дружить — но все равно.
Она вздохнула. Негромко, как ей казалось.
— Кьера? — он не шелохнулся, даже крылья не вздрогнули, но все равно безошибочно узнал ее. Непонятно как. А хотя это же Сангвиний, он... вообще такой. Наверняка он услышал ее шаги еще раньше.
— Кьера, это же ты? Не убегай, — попросил он, по-прежнему не оборачиваясь.
Она неуверенно подошла поближе.
— Я просто... мимо шла...
Несмотря на собственные слова, Кьера присела на каменный пол рядом с Санвгинием. Тот отвел крыло в сторону и наконец соизволил на нее посмотреть.
— Ой, — выдохнула девочка. Все лицо было исчерчено сетью тонких царапин — такие оставляет летящий по ветру ржавый песок. — Ты что... выходил наружу?
Сангвиний пожал плечами — крыльями — и стало видно, что на руках у него такие же царапины, уже начавшие заживать, схватившиеся ломкой коричневой корочкой. Конечно, Кьера знала, что у него все заживает с невероятной скоростью — она даже выучила недавно умное слово "регенерация" — но все равно каждый раз поражалась.
— Я думал, может, получится подняться над бурей, — признался он немного смущенно. — Разглядеть, где она заканчивается, когда пройдет... Но у меня не вышло.
— Сумасшедший ты, — покачала головой Кьера. — Даже если ты считаешь, что правда можешь летать, все равно — делать это во время пыльной бури...
— Я могу летать, — Сангвиний упрямо нахмурился. — Я знаю. По-настоящему летать, а не... потрепыхаться над землей и шлепнуться обратно.
Кьера изо всех сил постаралась сдержать улыбку. До сих пор все его попытки взлететь именно так и выглядели; любому здравомыслящему человеку было ясно, что ни для каких полетов эти крылья не годятся. Но обижать Сангвиния ей все-таки не хотелось.
— Я знаю, — повторил он еще упрямее. — Я видел... мне снилось.
По спине девочки пробежал холодок. Когда он начинал разговаривать таким тоном, о своих снах-которые-не-сны, ей всегда становилось неуютно.
— На самом деле я не могу упасть, — проговорил Сангвиний едва слышно, обращаясь скорее к самому себе. — Никогда...
Кьера тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Попыталась придумать какой-нибудь подходящий вопрос, чтобы отвлечься от видений — потому что вещи, явно относящиеся к миру духов, следовало обсуждать не с ней, а с теми, кто обладает знаниями, — но ничего достойного не придумывалось, и она ляпнула первую попавшуюся на язык ерунду.
— Слушай, а вот твои крылья... они, ну... пушистые такие... — она даже протянула руку, впрочем, тут же ее отдернув.
Сангвиний улыбнулся, и лицо его из отрешенно-нездешнего снова сделалось совершенно мальчишеским.
— Ничего они не пушистые. Можешь даже потрогать, если не веришь.
Пальцы Кьеры коснулись взъерошенных белых перьев. И правда — жесткие; и не совсем белые, если приглядеться вблизи, запорошенные мелким песком и частичками ржавчины. Машинально она принялась вычищать пыль, заодно приглаживая перья.
Сангвиний чуть расправил крыло, чтобы ей было удобнее. Кажется, ему нравилось.
— Спасибо, — сказал он. — Я обычно сам справляюсь, конечно... Одна морока с этими крыльями, и никакой пользы. И зачем только я такой урод?
— И вовсе не урод, — Кьера продолжала перебирать встрепанные перья, укладывая их поровнее. Немного помолчала и добавила:
— И знаешь... однажды ты все-таки взлетишь. Выше всех. Мне почему-то так кажется.

Среди себя я этот текст называл не иначе как "печень врага". Ну что делать, действительно печень имеет место быть. Такой у нас легион... специфический.
Название: Обычаи ангелов
Размер: драббл, 525 слов
Пейринг/Персонажи: Сангвиний, рандомные Космоволки
Категория: джен
Жанр: зарисовка
Рейтинг: R
Краткое содержание: Некоторые привычки пресветлого примарха могут оказаться слегка... неожиданнными.
Предупреждения: каннибализм и кровища

Нет, ну что Кровавые Ангелы на всю голову ушибленные — это Хрольф, конечно, знал. Рассказывали старшие соратники. Что дерутся они как бешеные и порою врагов разрывают, натурально, на куски — это он тоже знал. Хотя это-то в Стае считалось доблестью, что уж там осуждать... Берсерков уважали, все-таки дух-покровитель не в каждого вселяется. То есть какие у них там духи, если они не с Фенриса — но, видать, какие-то есть...
Сегодня Хрольф получил возможность воочию убедиться в правдивости рассказов. Силы Девятого и Шестого легионов наступали с двух сторон, зажав вражескую армию в клещи; он оказался как раз на правом фланге, ближе всего к Ангелам. Особо оглядываться по сторонам было некогда: противники попались достойные, пусть и не чета астартес — обычные смертные. Даже жаль, что они так упрямо отказывались присоединиться к Империуму. Но они выбрали гибель на поле боя — и теперь получали свою гибель. Зрелищно и кроваво, в назидание прочим.
Ангелы, как и Волки, предпочитали ближний бой — мечи, ножи, топоры, а то и вовсе рукопашную, не стесняясь пускать в ход клыки. Ну, точно долбанутые. В хорошем смысле.
Чего Хрольф не ждал — это того, что у них и примарх окажется таким же.
Сангвиний вне боя производил впечатление существа возвышенного и утонченного, и представить его в подобной мясорубке, рассекающего врагов пополам, вряд ли пришло бы кому-то в голову — тем не менее, именно здесь он и был. И был он быстр и смертоносен, точно снежная буря над равнинами Асахейма... Нет, дружище, скальда из тебя не выйдет, одернул себя Хрольф. Лучше за боем следи. Но взгляд то и дело возвращался к примарху Ангелов. Уследить за его движениями едва удавалось даже сверхчеловеческим зрением — только мелькали белые перья, зло сияющее лезвие меча и брызги крови.
Улучив мгновение передышки, Сангвиний склонился над очередным трупом — или не трупом? кажется, поверженный воин еще подергивался — и без колебаний запустил руку в развороченные внутренности. Нашарил там что-то, рванул, выпрямился, сжимая кровоточащий комок — чуть заметно пульсирующий, сочащийся алым сквозь пальцы — печень, похоже. Наверняка она, до сердца так запросто не доберешься, ребра ломать пришлось бы... Ангелокрылый примарх хищно усмехнулся и впился зубами в еще теплую вражескую плоть.
Тонкие струйки крови стекали по подбородку, капая на золотую броню, и без того щедро залитую багряным. Еще бы, если кому-нибудь вот так горло вырвать, как Сангвиний делал пару минут назад, или рубануть с размаху от плеча до бедра — кровищей окатит, никуда не денешься. Золотые волосы слиплись, висели ржавыми сосульками; только перья огромных крыльев оставались первозданно-белыми — будто к ним вообще ничего не липло. На лице примарха, жадно жующего сырое неподатливое мясо, читалось выражение неприкрытого удовольствия.
С печенью он расправился быстро. Облизнулся, блеснул напоследок клыками — знатные, надо заметить, были клыки, многие из Стаи позавидовали бы, — и ринулся дальше в бой.
Раздумывать об увиденном Хрольфу было некогда: у него тоже закончилось затишье, и новая волна нападающих, подобно прибою, двинулась вперед. Но запомнил он это накрепко.

***

Как ни странно, случай вспомнить выдался сразу же после битвы. Не то чтобы он подслушивал — просто оказался рядом с примархами, неторопливо обходившими напоследок поле боя.
— Даю тебе совет на будущее, братец, — Русс говорил негромко, но четко. — Не очень-то клыками сверкай. На тебя и твоих и без того с подозрением смотрят. Не провоцируй.
— А сам-то ты? — приподнял бровь Сангвиний.
Волчий Король ухмыльнулся:
— А мне — можно.

Здесь комментировать просто нечего. Упрт Кровавых Ангелов по собственному примарху, сами знаете, глубоко и необъятно, а доблестный командир личной гвардии занимает в этой номинации почетное первое место. Ну и... нельзя было не написать.
Название: Милость Ангела
Размер: драббл, 814 слов
Пейринг/Персонажи: Сангвиний, Азкеллон
Категория: джен
Жанр: hurt/comfort
Рейтинг: G
Краткое содержание: после злополучного визита Кёрза Азкеллон страдает, что не смог выполнить свой долг перед примархом (таймлайн "Фароса")
Примечания/Предупреждения: возвышенная любовь к примарху, упоротость экзальтация

Он падал. Падал снова, в бездну отчаяния и черной тоски, и знал — на этот раз никто не спасет его, не рухнет с небес в последний момент. И конца падению не будет, ибо у пропасти, разверзшейся в его душе, нет дна.
Он не выполнил свой долг. Не оправдал доверия. Он подвел примарха, своего отца и повелителя — он, смыслом чьей жизни было защищать… Подвел своих братьев — разве не по его вине они теперь мертвы? Разве не должен он был предусмотреть, предугадать…
Азкеллон, капитан Сангвинарной стражи — о, как бы ему хотелось сказать «бывший капитан», но даже на это у него не осталось права, — глухо застонал. По счастью, рядом никого не было; ему предоставили отдельную келью в апотекарионе и даже милостиво разрешили остаться одному. Осветительные шары под потолком горели ярким, мертвенно-белым светом, но ему казалось, что вокруг царит непроглядный мрак. Отчаяние черными водами смыкалось над его головой.
За дверью послышались шаги — странные, размашистые и одновременно легкие, сопровождаемые едва различимым шорохом. Азкеллон замер. Он узнал бы из тысячи эти шаги, это присутствие…
Дверь распахнулась, и Ангел Сангвиний шагнул в комнату.
Азкеллон готов был поклясться, что от примарха исходит золотое сияние, несмотря на то, что облачен он был не в сверкающую броню, а в простые белые одежды. Небесные крылья, сложенные за его спиной, точно светились сами по себе — каждое перо в них прорисовывалось с невообразимой четкостью. Против обыкновения, украшений на крыльях почти не было — лишь несколько простых цепочек из черненого серебра; такой же обруч удерживал золотые волосы. Знак траура.
Азкеллон попытался сохранить спокойствие хотя бы внешне, пусть и понимал, что примарх без труда различит и суматошный стук обоих его сердец, и сбившееся вдруг дыхание…
Он порывисто вскочил на ноги:
— Лорд мой… — и низко склонил голову в почтительном поклоне.
Смотреть в глаза Сангвинию он не решался. Он знал, что увидит там самое страшное — прощение.
«Ибо великодушие отца нашего безгранично, и в сердце его найдется место для каждого из его сыновей — но как мне простить самого себя?.».
Резкое движение разбередило рану, и в обрубке руки пульсировала тяжелая тупая боль — в такт волнам безнадежности.
— Азкеллон, — примарх коснулся его здоровой руки, — я хотел бы… поговорить с тобой.
У Сангвиния были сухие горячие пальцы — золотое тепло, казалось, проникает прямо сквозь кожу, окутывает мерцающим коконом, и вся боль растворяется в нем.
Нет. Он недостоин. Он…
Азкеллон хотел отдернуть руку, но не было сил даже на это. Кажется, Сангвиний снова произнес его имя. И он — едва ли не помимо собственно воли — наконец поднял взгляд.
Глаза примарха, цвет которых никогда нельзя было точно определить, сейчас оказались серыми, точно затянутое облаками небо над Макрэггом, и — все равно — невероятно светлыми. Прощение было в них, но еще и сострадание — не жалость, Ангел не унизился бы до подобного, — сострадание и понимание.
— Лорд мой, — вопреки ожиданиям, он не лишился дара речи — наоборот, слова давались со странной легкостью. — У меня всего одна просьба: позвольте мне оставить должность и звание и служить простым рядовым. Это — лучшее и единственное, что я могу сделать для легиона.
— Это худшее, что ты можешь сделать для легиона! — ответ примарха хлестнул колючей плетью.
Азкеллон отшатнулся, но взгляд не отвел. Теперь это было уже невозможно — так смотрят на солнце, не в силах оторваться, до тех пор, пока огненные лучи не выжгут сетчатку твоих глаз, и даже тогда ты будешь видеть беспощадное пламя на изнанке век…
Сангвиний коротко вздохнул.
— Кел, дело даже не в легионе, — произнес он уже спокойнее. — Не только в легионе. Ты нужен мне. Именно там, где ты есть. Мне нужны те, кому я могу доверять, и первые из этих людей — ты и Ралдорон. Здесь, сейчас… — он не договорил, только едва заметно поморщился.
Вся тяжесть Второго Империума, все бремя государственных забот, свалившееся на его плечи. Разумеется, Азкеллон понимал. Он видел осунувшееся лицо примарха, его обведенные темными кругами глаза — сколько прошло с визита его проклятого брата? день, два? наверняка он даже не спал все это время…
Это было чудовищно, невыносимо неправильно — ангелы не должны спускаться так близко к земле, им надлежит оставаться совершенными и недосягаемыми небесными созданиями.
«Но ты ведь всегда знал, насколько он уязвим на самом деле, — вмешался тихий, но непреклонный внутренний голос. — Всегда знал и помнил. Именно поэтому ты стал тем, кем стал. Так не подведи его и теперь».
— Да, — он запнулся — отчего-то перехватило горло. Сглотнул и повторил тверже: — Да. Я клянусь…
— Не надо, — покачал головой Сангвиний. — Не растрачивай попусту клятв. Твоей верности достаточно.
Примарх положил руки ему на плечи; крылья качнулись, взметнув легкий порыв ветра. Азкеллон сморгнул выступившие слезы, из-за которых все расплывалось перед глазами, но сияние, окружавшее его отца и повелителя, не исчезло — оно лишь становилось ярче. Это тоже была бездна, но бездна иная, полная света, и он готов был пасть, пронзенный этими лучами, готов был сгореть до пепла…
Поцелуй в лоб — короткое, отрывистое прикосновение губ. Так ставят печать: знак принадлежности. «Кровь моя, жизнь моя, душа моя — все принадлежит ему, и иначе быть не может, никогда не могло быть...»
— Помни: твое место — за моим плечом, — голос Сангвиния пробился через оглушительное биение пульса в ушах. — Возвращайся. Я буду ждать.

Ну и перевод сюда же, раз уж в нем тоже Ангелы и кровища. Для разнообразия - без примарха, десять тысяч лет спустя. Упоротость не ослабевает.
Название: Во имя Крови
Оригинал: "For The Blood", ze-poodle; запрос на перевод отправлен
Размер: мини, 1366 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Кровавые Ангелы
Категория: джен
Жанр: экшен
Рейтинг: R
Краткое содержание: потомки Сангвиния и их наследственное безумие.
Предупреждения: кровищща

Кровь.
Алая жидкость течет и течет.
Капает, идет волнами, проливается на землю.
Кровь.
Всё сходится к этому. Всё и всегда сходится к этой эссенции жизни, к вечному топливу, что питает собой наше биологическое существование.
Без нее мы — уже не люди. Всего лишь иссушенные оболочки, тонкая кожа и пустые вены. Кровь — это жизнь.
И эта жизнь струится сейчас во мне и сквозь меня, полная своих неповторимых течений и водоворотов.
Жизнь.
Кровь.
Кровь нашего отца.
Кровь Сангвиния.

Они пришли снова — обезумевшая орда чудовищ, что были когда-то людьми. Демоны, питаемые нечестивыми жертвами своих последователей, генетически улучшенные воины в силовой броне, культисты в оборванных лохмотьях. Они пришли снова. И мы встретили их атаку, встретили нашей собственной яростью, сталкиваясь с ними на поле, политом кровью мучеников.
Во имя Крови, отец.
Ярость наполняет нас. Переливается через край. Она пронизывает саму нашу кровь, и мы позволяем ей нас наполнить. Она — часть нас, часть нашего кровного отца. То, что мы чувствуем — Его ярость.
Это вой цепного меча, грохот частых выстрелов болтера, рев огнемета, гул прыжковых ранцев и гром закованных в металл ног, ударяющихся о камень.
Это — Изъян. Засечка на нашем безупречном клинке. Трещина в нашей непробивамоей броне. Это наша величайшая слабость — и наша неодолимая сила. Это наше проклятие: Красная Жажда.
И сейчас мы приветствуем ее.
Голос капеллана перекрывает разрывы артиллерийских снарядов и шум кипящей перед нами битвы, куда уже ушла предыдущая волна атаки. Он призывает нас укрепиться в сопротивлении, противостоять Ярости. Он взывает к нашей человечности, к тому немногому, что еще осталось от нашего здравого рассудка, убеждая нас продержаться еще несколько секунд.
Тщетно. Мы потеряны. Мы ревем и скалим зубы, точно звери, жаждущие крови. Сейчас мы немногим отличаемся от них.
Во имя Крови, отец.
Наконец капеллан выкрикивает что-то — его не слышно за грохотом, но нам довольно и направления, куда указывает его меч. Сквозь окрашенную алым пелену перед глазами я выцеливаю в визорах шлема воина Хаоса, одного из многих. Возможно, мы еще сразимся.
Прыжковый ранец активирован и я взлетаю, как взлетал мой предшественник — на крыльях огня и металла. Кроваво-красное солнце отражается от красного косого креста, которым украшена моя броня. Мы — Рота Смерти. Мы — Кровавые Ангелы.
Во имя Крови, отец.
Я хочу драться. Я хочу рвать и крушить, уничтожать и пить порченую кровь моих врагов. Ракетные двигатели, закрепленные на моих плечах, толкают меня вперед и вверх со скоростью почти двести километров в час, и все-таки это слишком медленно. Я вижу перед собой вопящую орду, и на одно краткое мгновение воспоминания приходят снова.
Чужая память заполняет меня. Память о мрачном зале и о поединке двух титанов, ангела и демона. Память о потере.
Память.
Память об огне и смерти. Память о поражении. Память о черном когте, опускающемся, чтобы вцепиться в нас стальной хваткой.
Теперь мы — одно, неразделимые до нашей смерти. Я потерян. Моя воля пошатнулась всего на долю мгновения, и ярость овладела мной. И потому теперь я падаю прямо в черное сердце орды, противостоящей нам. Сангвиний и я — одно. С долей его силы я обрушиваюсь на моих врагов — потомков его врагов.
Во имя Крови, отец.
Мы падаем с небес, точно воплощенный гнев Императора, сокрушающий предателей. Мои ноги впечатываются в лицо культиста, раздавливая его тяжелыми сапогами, и единственное, на что он годится, — обеспечить мне мягкую посадку своим телом. Я поднимаюсь и стреляю вслепую, не глядя, в кого попадают выстрелы — главное, что они попадают хоть в кого-то. Один из берсерков бросается на меня, и я рефлекторно дергаю болтер вправо, всаживая три заряда ему в лицо — они пробивают лицевую пластину шлема и заставляют мозг выплеснуться через заднюю стенку черепа. Цепной меч в моей правой руке опускается, разрубая пополам троих кульстов, кровь хлещет рекой. Случайная пуля попадает в мой шлем, и в секундном просветлении я снимаю его, прежде чем короткое замыкание поджарит мне лицо.
Кровь. Она разлита в воздухе. Я чувствую ее вкус на языке, она покрывает мое теперь открытое лицо. Изысканный, запрещенный вкус, несущий с собой отголосок проклятия. Из-за него Ярость становится все сильнее. И с ней возрастает моя сила — мышцы вздуваются, вены едва ли не лопаются, пытаясь справиться с потоком чистой мощи.
Космодесантник-предатель замахивается на меня цепным топором, и я отбрасываю болтер, чтобы отбить его удар обеими руками. Он издает рев, полный нечестивой ярости.
Я кричу в ответ — еще громче, ошеломляя его.
Мы сходимся в поединке — вновь разыгрывая тот древнейший бой, последнюю битву моего примарха. Мой меч вгрызается в бок противника, выдирая из брони куски металла и разбрасывая искры. Но пробить доспех не удается, а я не могу позволить зубьям застрять.
Еще один взмах топора — и снова меч взлетает ему навстречу. Клинки сталкиваются, и звенит древний металл. Мы замираем, сцепив оружие, — каждый надеется сдвинуть противника хотя бы на дюйм назад, одержать хотя бы такую ничтожную победу. Этот поединок — состязание не только в силе; здесь главное — ярость. Наконец давление переходит критическую точку, и с визгом рвущегося металла цепной меч разлетается на части.
Берсерк с безумной улыбкой отшатывается назад, и на следующем замахе топор вонзается в мою грудь, прорубая черную броню и сервомускулы — в плоть под ними.
Боль.
Топор погружен в мою грудь до половины. Я чувствую, как отказывает основное сердце, как легкие заполняются моей собственной кровью. Взрыв боли.
Боль — как та, что испытывал Отец.
Но подобная боль несравнима с Его болью. Она ничего не значит и меркнет перед болью Черной Ярости, что сжимает меня своей железной хваткой. Жажда крови переполняет меня, и я перестаю быть собой.
Во имя Крови.
Отец.

Я поднимаю берсерка правой рукой и с силой, порожденной жаждой крови, переламываю его хребет о колено, швыряя искалеченное тело в толпу культистов. Я выкрикиваю слова своей победы в алое небо и обрушиваюсь на предателей, вооруженный одними лишь кулаками — закованные в броню руки молотят налево и направо, ломая шеи, разрывая доспехи и тела, словно тонкую бумагу. Вой сервомоторов — я раздавливаю чей-то череп в левой руке, не удосужившись даже взглянуть на его обладателя. Я вырываю горло космодесантнику-мутанту и пью кровь, хлещущую из раны. Носок сапога врезается в колено предателя с отвратительным хрустом, и за ним следует безжалостный удар кулака. Адамантиевые костяшки изо всех сил впечатываются в незащищенную челюсть, и его лицо вминается внутрь.
Я — ярость. Я — Сангвиний.
Капеллан что-то кричит мне — о том, что я должен обуздать себя, сохранить здравый рассудок. Его голос, который когда-то мог успокоить самые жестокие припадки гнева, теперь тонет в черном облаке, нависшем надо мной.
Он выкрикивает проклятья — я обречен навеки, ибо не смог сдержать свою природу.
Это не имеет значения.
Единственное, что важно — что течет кровь.
Она должна течь.
Во имя Крови.
В одиночку я бросаюсь на врагов, пока они пытаются перегруппироваться на вершине холма. Безоружный, смертельно раненный, не поддерживаемый ничем, кроме духа моего кровного отца, — я бросаюсь вперед.
Сангвиний.
Я обрушиваюсь на них шквалом сумасшедших ударов. Кровь вскипает, и безумие поглощает меня без остатка.
Сангвиний.
Во имя Крови.
Сангвиний.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, буквы руками