ЗФБ - переводы, часть 2

[Альре Сноу]

Для команды немецкоязычных мюзиклов. Там было аж три перевода - внезапно так (=

Название: За пять минут до полуночи
Оригинал: Theilian, Five Minutes To Midnight
Размер: мини, 1226 слов
Пейринг/Персонажи: Смерть, старшая дочь Елизаветы (Гизела), упоминается Рудольф
Категория: джен
Жанр: мистика/драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: дочери Елизаветы не спится; но не только она бродит этой ночью по коридорам дворца...

Красный ковер – цвета запекшейся крови в сумраке – заглушает ее шаги, когда она бесшумно проходит по дворцу. Она могла бы быть всего лишь игрой воображения, призраком маленькой девятилетней девочки – если бы не дрожала от холода и от страха; она боится, что ее застанут не в постели, а здесь, в запрещенном коридоре, ведущем к покоям ее матери.
Она вряд ли осмелилась бы появиться здесь так поздно, если бы вообще осмелилась прийти, но почему-то сегодня – может быть, из-за того, что в соседней комнате ее маленький брат плачет и зовет маму; он совсем один там, и ему снова снятся кошмары; а может быть, ей самой просто стало слишком одиноко – сегодня она позабыла об осторожности и крадется через бесконечный лабиринт коридоров и запертых комнат, прячась в темных углах, запыхавшаяся и напуганная, но преисполненная решимости.
Все коридоры так похожи друг на друга. Она останавливается, поворачивается и внимательно рассматривает проход позади нее; хмурится и прикусывает губу. Разворачивается снова. Делает пару неуверенных шагов, заглядывает за угол, облегченно выдыхает – все-таки она пришла, куда надо – и видит, что там стоит он. Смутная тень – черный шелк, полночная синева и золото; отблески света покрывают его позолотой, скользя по стройному силуэту.
Девочка замирает, ее сердце сжимается, словно стиснутое в кулаке, суматошно колотится в груди. Единственный звук, который удается издать перехваченным горлом – жалкий писк, теряющийся в темноте. Она отшатывается, прячась за портьеру на ближайшем окне, закутываясь в мягкие, тяжелые складки бархата, крепко зажмуривается и умоляет изо всех сил: "Не заметь меня, пожалуйста, не найди меня, не оборачивайся"...
А потом – почти против собственной воли – она открывает глаза. Вопреки всем доводам разума, ей просто хочется еще раз взглянуть на него.
Он стоит к ней спиной, прижавшись к двери в конце коридора, напряженно прислушиваясь к чему-то по ту сторону, к чему-то – "К кому-то? К моей матери?" – в комнате. Длинные светлые волосы скрывают его склоненное лицо и рассыпаются по плечам. Он поднимает руку – медленно, с нечеловеческой грацией – и осторожно, самыми кончиками пальцев, легко поглаживает темное дерево. Прикосновение влюбленного.
Кажется, ее сердце вот-вот разорвется – он так безнадежно одинок.
Может быть, она издала какой-то звук, сама того не заметив: тихонько вскрикнула от жалости или от сострадания. Она не знает. Может быть, он просто почувствовал ее пристальный взгляд. Но – неожиданно и слишком быстро, чтобы заметить движение – он отдергивает руку от двери и поворачивается.
Он прекрасен.
Прекраснее всего, что она видела в своей короткой жизни. Невероятно, запредельно, смертельно прекрасен.
У него бледное лицо и огромные, темные, широко раскрытые глаза, блестящие в сумерках, лихорадочно яркие от непонятных ей чувств. Золотые волосы падают на плечи мягкой волной – она еще не видела мужчин с такими длинными волосами. Он не похож на мужчину. Он слишком прекрасен, чтобы принадлежать к мужскому роду; слишком безусловно мужественен, чтобы быть кем-то иным.
Может, он ангел?
Они смотрят друг на друга долгое-долгое мгновение – вечность между ударами сердца; не двигаясь, не дыша, застыв в безвременье. А потом уголок его рта изгибается в подобии улыбки, и он чуть наклоняет голову набок – как хищная птица; как ястреб; любопытно и внимательно.
– Не стоит бродить здесь одной в такой поздний час, малышка, – спокойно говорит он; тихо, как шепот ночного ветра в ветвях.
Она не может ответить. Несколько раз она открывает рот в попытках что-то сказать – хоть что-нибудь – но не может произнести ни звука. Впрочем, он не выказывает нетерпения; он просто стоит, смотрит и ждет, как будто секунды застыли на месте по его молчаливому приказу. В его распоряжении – все время мира.
Но в конце концов молчание растягивается сверх меры, истончается и рвется.
– Я хотела увидеть свою мать, – выпаливает она и тихо добавляет: – Я не могу уснуть.
Пальцы его правой руки проделывают почти незаметный быстрый жест: так кошка выпускает и втягивает когти; беспокойство под самой поверхностью.
– Свою мать? – переспрашивает он, оглядываясь на дверь за своей спиной, и снова впивается взглядом в девочку – прищурившись, задумчиво и изучающе.
– Ты совсем на нее не похожа, – бездумно бросает он наконец, и она чувствует, как ее лицо заливает краской от стыда и злости; хорошо еще, что она стоит в тени и ему этого не видно.
Как бы юна она ни была, она слышала это заявление уже множество раз и успела страстно возненавидеть. Ее раздражало, что все говорили это с грустью и разочарованием, иногда качая головой и добавляя: "Как жаль", – как будто она не могла услышать. Она уже не настолько ребенок, чтобы это не причиняло ей боль.
Поспешив подойти к золотоволосому незнакомцу, она встает посередине коридора, выпрямляется изо всех сил, задирает подбородок и смотрит ему прямо в глаза.
– Я похожа на отца, – вызывающе заявляет она; однажды она слышала, как кто-то заступился за нее таким образом, и немедленно принялась использовать эту фразу в ответ на любое сравнение с матерью. – Мой отец – император, – добавляет она (на всякий случай, вдруг он не понял), уставившись на него так пристально и сердито, как только может.
Она и не подозревает, что по странному капризу судьбы эта вспышка темперамента делает ее похожей именно на мать – похожей до смешного, до боли. Миниатюрное воплощение упрямства, стоящее в холодном коридоре в ночной рубашке и со сжатыми кулаками.
Он моргает, темные брови удивленно приподнимаются. А потом он смеется – неожиданный, радостный смех звенит в темноте – и текуче опускается на корточки, больше похожий на огромного кота, чем на человека; каждое его движение отточено и продумано. Он протягивает к ней руку – изящный жест кажется одновременно просьбой и приказом.
Теперь их лица на одном уровне, и он произносит почти неслышно:
– Возможно, я ошибся...
Он наклоняется ближе, так близко, что она может различить цвет его глаз: яркий, ослепительный сапфирово-синий.
– Твои родители должны гордиться такой дочерью... – улыбается он, и она придвигается еще ближе, позволяя теплу этих слов окутать ее. Это похоже на солнце; на то, как бывает, если смотришь прямо на солнце в ясный день.
Он прожигает ее взглядом, его странные глаза широко раскрыты, глубокие и темные. Ей кажется, что она падает, теряет равновесие – хотя она по-прежнему чувствует ворс ковра под ногами. Ее сознание истаивает, размывается по краям, исчезает, как зимний холод при первом дыхании весны. Больше не существует ничего в мире; ничего, кроме него. Ей хочется взять его за руку и никогда не отпускать, уйти вместе с ним в тот мир, что обещают его глаза; в мир, где она никогда больше не будет одинокой, покинутой, ненужной...
– Кто ты? – выдыхает она.
Ее сердце снова стучит – так громко, что он наверняка слышит. Кружится голова, она боится услышать его ответ – и не знает, почему.
Что-то сдвигается в глубине его взгляда, нечто полускрытое, мрачно выжидающее у самой поверхности. Она замечает это всего на долю секунды – меньше удара сердца – но даже этого достаточно. Беспримесная страсть; вихрь горечи и ярости, кружащий в черном льду души. И неутолимый голод: так охотник не думает ни о чем, кроме своей добычи.
Гизела делает шаг назад, не помня себя от страха, спотыкаясь, спеша убраться подальше от него, прежде чем он заговорит снова, прежде чем откроет ужасный ответ на ее вопрос.
Ответ, который – понимает она – она знала с самого начала.
Он смотрит, как она убегает, мелькнув белым в темноте – как задутый огонек свечи; маленькое напуганное создание, которому каким-то чудом удалось выскользнуть из когтей ястреба.
Смерть улыбается самому себе – спокойной, прекрасной улыбкой.
И где-то далеко, в извилистых лабиринтах дворца, маленький мальчик снова плачет и зовет маму.

Прежде чем открывать, внимательно читайте шапку - я предупредил.
Название: Сны наяву
Оригинал: Fyre, Waking Dream
Размер: мини, 1400 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Смерть / кронпринц Рудольф
Категория: слэш
Жанр: ангст/pwp
Рейтинг: R – NC-21
Предупреждения: употребление наркотиков, breathplay
Краткое содержание: У всех есть свои пристрастия. У некоторых они очень необычны.

Как мимолетна, неуловима любовь. Она может владеть двумя – или объединять многих. Она может длиться вечно или умереть за несколько месяцев. Но зато вожделение может пробудиться всегда, под любой рукой.
Кронпринц Рудольф был из тех, кто наслаждается своими пороками и вожделениями – ибо любовь его далека и являлась нечасто. Отдаваться первому из этих чувств было намного проще.
Салон фрау Вольф был полон зноя, и многоцветья, и зрелой, трепещущей розовой плоти – пышные груди, колышущиеся бедра. Все это удовлетворяло низменную похоть – привычный способ, принятый всеми мужчинами, что переступали порог.
Но в ночной темноте, в зябком сумраке его комнаты без единого огонька – вот где ожидали его тайные удовольствия.
Бледный лунный луч пересекал пол, пробиваясь сквозь неплотно прикрытые шторы. Окно тоже было приотворено. Как странно, подумалось ему, эта прохлада возбуждает куда сильнее, чем пьянящее тепло в салоне Мадам.
Огонь в камине давно погас; прежде чем задуть свечу, он коснулся фитилем шарика опиума, лежащего в трубке. Такие ночи просто созданы для благоуханного облака маковых грез.
Окутанный ароматным дымом, Рудольф глубоко вздохнул. Глядя на свое отражение в высоком зеркале, он видел, как отсветы тлеющего опиума отбрасывают на его лицо призрачные тени. Он коснулся языком черенка трубки – и вздрогнул, когда чьи-то пальцы коснулись его плеч через ткань рубашки.
– Мой маленький принц, – еще не было никого, кто мог бы это произнести – только шорох ветра в портьерах. – Вставай, маленький принц.
– Ты пришел, – прошептал Рудольф, поднимаясь с кресла.
От невидимых ледяных губ, скользнувших по шее, у него перехватило дыхание.
– Ты звал меня, – голос отдавался эхом вокруг него и даже в самой сердцевине разума, не мужской и не женский, невозможно нечеловеческий. – Ты хочешь меня.
Словно не по своей воле Рудольф двинулся вперед – один шаг, другой, пока не разглядел в зеркале свой призрачный силуэт в ореоле лунного света. Холодные лучи окрашивали его кожу мерцающими голубыми отблесками, превращали его дыхание в пряди тумана.
– Да, хочу, – шепнул он, вглядываясь в тени вокруг своего отражения.
Он не видел ничего, кроме своих покоев. Тлеющие угли – алые, как цветок, породивший их – отражались в его глазах. Глаза другого сверкали рядом, и Рудольф с улыбкой повернул голову.
Он по-прежнему ничего не видел, но губы коснулись его губ, вдыхая туманные кольца дыма. Умелый язык беспощадно завладел его ртом, и руки, сильные, как вечность, заключили его в объятия. Позабытая трубка, дымясь, выпала из его руки.
Когда холодные пальцы скользнули по его горлу, Рудольф издал звук, более уместный в публичном доме. Было неудобно так изгибаться – но стоило ему повернуться, он остался бы один. Таков был установленный порядок вещей, чтобы получить все то, чего он желал. Кончики пальцев надавили сильнее, останавливая его дыхание.
Ленивые, чувственные движения языка походили на проверку – Рудольф вздрогнул, помня, на что способен этот порочный рот. От макового дыма и недостатка воздуха кружилась голова – словно он раскачивался на дивных нездешних волнах.
– На колени, – голос прозвучал в его разуме, не прерывая поцелуй.
Не задумываясь, кронпринц опустился на колени. Он оперся одной рукой на стекло зеркала, пытаясь вдохнуть. Пальцы на его горле ослабили хватку и проскользнули за ворот рубашки. Вторая рука по-прежнему лежала на его талии, и в зеркале он мог разглядеть мерцающий узор драгоценностей на полупрозрачном рукаве.
Рудольф осмелился посмотреть вниз, но – как и всегда – ничего не было видно. Он снова вздрогнул, когда длинные пальцы принялись расстегивать пуговицы его рубашки, а другая рука медленно потянула тяжелую ткань в сторону, обнажая его тело.
– Посмотри на меня, – холодные поцелуи в плечо лишь оттеняли мелькнувшее в голосе подобие нежности.
Рудольф поднял потемневший взгляд на зеркало. Вокруг его руки поверхность стекла была затянута тусклым туманом, но это не имело значения. Существовало лишь лицо напротив, полупрозрачное и мерцающее в лунном свете.
Это лицо трудно было назвать красивым – резкое, угловатое, хотя и человеческое по форме, оно не могло принадлежать человеку. Сквозь него проступала тень зловещего черепа, но тонкие изящные черты навевали сходство с птицей. Черные глаза горели светом вечности. Волосы падали на плечи, рассыпаясь в звездном свете, в который это существо было облачено, как в мантию. Он был облачен.
Оно становилось мужчиной, приходя в эти покои в такие ночи.
Рудольф выбирал женщин в зное, блеске и роскоши.
Тьма, холод и пустота принадлежали ему.
– Пожалуйста, – прошептал Рудольф, когда последняя пуговица была расстегнута.
Он почувствовал, как его мочку уха оcторожно прикусили, потом лизнули, словно это было изысканное лакомство.
– Чего ты хочешь, мой маленький принц? – прозвучало в его голове; руки стянули рубашку вниз, сковывая его движения.
– Тебя, – выдохнул Рудольф. Он прикрыл глаза, чувствуя, как пальцы с острыми ногтями шевельнулись внизу, возле живота. От этого легчайшего прикосновения его пронзила сладострастная дрожь.
Безжалостная рука вновь сомкнулась на его горле:
– Посмотри на меня.
Чуть не вскрикнув, Рудольф заставил себя разомкнуть веки. Непроницаемые черные глаза смотрели прямо ему в лицо, не отрываясь, а костлявые пальцы продолжали сжиматься. Все расплывалось, очертания теряли четкость – ему пришлось опереться о зеркало обеими руками, чтобы не упасть.
– Хорошо, – рука двинулась вверх, мягко поворачивая его голову, подставляя его губы под поцелуи этого порочного рта.
Рудольф тихо застонал, не прерывая поцелуя; стон стал глубже, когда другая рука коснулась его сокровенных мест. От столь холодного прикосновения должна была угаснуть любая страсть, но Рудольф лишь выгнулся навстречу ледяным ласкам.
Захваченный половодьем чувств, он не заметил, как его рубашка оказалась отброшена в сторону. Он дрожал всем телом от холода и желания. Кончики пальцев скользнули по стеклу зеркала, оставляя блестящие следы на затуманенной поверхности.
Узкое тело прижималось к нему, становясь ближе, чем тень, и он вскрикнул от удовольствия и боли, притиснутый к зеркальному стеклу. Дыхание оседало на стекле туманным облаком. Он снова застонал – от безжалостных, требовательных движений, проникающих все глубже и глубже.
Пальцы снова легли на его горло, то ослабляя, то усиливая хватку с каждым толчком. По-прежнему кружилась голова, перед глазами плыли черные пятна и яркие вспышки, взрываясь в сумасшедшем хороводе, когда он подавался навстречу холодному телу своего любовника. Он весь горел в ледяном огне; глаза застилали непрошенные слезы, и с каждым выдохом из груди вырывались стоны болезненного желания.
Несмотря на пронизывающий холод и гуляющие по покоям сквозняки, в нем все сильнее разгорался жар, заставляя дрожать и прижиматься к зеркалу. Обжигающая волна удовольствия накрыла его, и с приглушенным криком он рухнул на стекло, уже ничего не осознавая.
Лишенный поддержки, он соскользнул по влажной поверхности и бессильно распростерся на ковре.
Где-то совсем рядом слабо тлел огонек его трубки.
Дрожащей рукой Рудольф дотянулся до нее, поднес к саднящим губам и вдохнул последний глоток дыма от угасающего уголька.
Чья-то рука погладила его плечо, и губы коснулись его уха:
– Спокойной ночи, милый принц.
Голос был так похож на его собственный – но все же был иным.
Он уронил трубку, снова охваченный дрожью; все тело ломило, он замерз и чувствовал себя полностью опустошенным.
Ветер сдвинул портьеры, и свет луны померк. Кронпринц лежал один в темноте, и его затуманенный разум уже предавался мечтам о следующем визите его самого близкого друга.

@темы: фандомное побоище, перевожу слова через дорогу