В очередной раз спасибо за идею Grey Kite aka R.L..
Название: Отражения
Размер: драббл, 344 слова
Пейринг/Персонажи: human!Шоюэ / human!Хэньшэн, подразумевается Лань Сичэнь / Цзинь Гуанъяо
Категория: фемслэш
Жанр: зарисовка
Рейтинг: G
Примечание: хуманизация мечей
Говорят, духовное оружие — отражение сути его владельца. Связанное неразрывно, но останется ли образ прежним, отразившись в узком зеркале клинка, в изогнутом полумесяце отточенной стали?
Говорят, у оружия есть своя душа. И облик у нее — свой собственный, порой привычный, порой неожиданный.
Иногда они похожи на людей. Нужно только уметь смотреть.
А уж почему души мечей оборачиваются не просто людьми, а именно женщинами — на это, пожалуй, и самый просветленный мудрец не ответит... Может, просто потому, что это красиво.
*
...прозрачно-белая кожа, серебряные волосы, заплетенные в сложную косу, спускаются почти до земли, глаза — точно хрусталь, точно просвечивающий насквозь весенний лед. Сравнить бы ее со статуей из совершенного белого нефрита, если бы статуи умели так двигаться — грациозно, молниеносно, смертельно. Ни одного лишнего шага, да что там — ни одного лишнего поворота головы, и даже складки просторных белых одежд не шелохнутся зря. Но каждое движение исполнено силы, и каждое достигает цели.
*
...быстрая, гибкая, будто еще чуть-чуть — и узлом завяжется, перегнется сама через себя. Мелькают ладони и ступни, покрытые тонкой вязью алых узоров, струится по воздуху тьма волос, перевитых золотыми нитями. Не угадать, куда шагнет она в следующий миг, куда ударит. Улыбка на живом, подвижном лице — будто щит, выставленный вперед привычным жестом, непробиваемая броня. И только иногда, когда опускается этот щит, вспыхивают настоящим, искренним огнем янтарно-золотые глаза.
*
Они танцуют вместе — будь то война против людей или ночная охота против порождений тьмы. Они дополняют друг друга идеально, и перед сдвоенным блеском мечей не устоять никому. Они — победа и гибель.
Они танцуют вдвоем — в дружеском поединке, предугадывая движения, сплетая завораживающий узор, силясь коснуться друг друга и никогда не касаясь. Всё стремительней танец, всё звонче песня стали, но что-то по-прежнему ускользает от них — что-то, что и словами не назвать, не догнать, не поймать. В наивысший миг они замирают напротив, и дрожит незримая натянутая струна — и отворачиваются обе, резко выдохнув, и опускаются клинки.
...потом, после поединка, когда связанные-с-ними-душами люди заняты очередной своей долгой беседой, два клинка лежат рядом, убранные в ножны. И два отражения их, две небесные девы, так же долго смотрят друг другу в глаза — а потом протягивают руки и легко, невесомо, соприкасаются кончиками пальцев.
И перевод, потому что нужно больше мимими. И прекрасных дев, раз уж в каноне обошлись с ними несправедливо, хоть так исправим. Потому что Цзян Яньли беспощадная няшечка, и Вэнь Цин няшечка, и вообще.
Название: Пусть звонят колокола
Оригинал: Ring the Bells (That Still Can Ring), Shadaras; разрешение на перевод получено
Размер: миди, 7577 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Вэнь Цин, Вэнь Нин (Вэнь Цюнлинь, Призрачный генерал), Цзян Яньли, Цзян Чэн (Цзян Ваньинь, Саньду Шэншоу), Вэй Ин (Вэй Усянь, Старейшина Илина), Цзинь Гуанъяо, Цзинь Гуаншань
Категория: джен, пре-гет
Жанр: AU, fix-it
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Вэнь Цин входит в Башню Кои, зная, что Цзинь Гуаншань убьет ее. Вэнь Цин покидает Башню Кои — после того, как весь ее мир переворачивается с ног на голову. // Цзян Яньли беспощадно причиняет добро и справедливость.
Примечание: название — цитата из песни Леонарда Коэна «Anthem» читать дальше
«Ring the bells that still can ring
Forget your perfect offering
There is crack, a crack in everything
That's how the light gets in»
читать на AO3
1. Жертва
Ланьлин был прекрасен и величественен, и Вэнь Цин вполне представляла, как он мог потрясти тех, кто никогда не жил в Безночном Городе. Золотые и белые украшения зданий сияли под безоблачным синим небом, и безупречно-яркое солнце палило кожу. Но она была из клана Цишань Вэнь, и солнце, бьющее прямо в лицо, было ее наследием; она не склонится перед ним, как должны делать многие другие. Вместо этого она, не мигая, шагала вперед во главе своего клана — того, что осталось от клана, во всяком случае. Она не хотела, чтобы все они приходили сюда и, возможно, встретили ту же судьбу, к которой приготовились она и ее брат, но она не стала и останавливать их.
В конце концов, сама Вэнь Цин сделала тот же выбор.
Ворота Башни Кои были распахнуты настежь и всё еще украшены к празднику рождения сына Цзинь Цзысюаня. (Цзинь Лин, которого будут звать Жулань, когда он повзрослеет. Вэнь Цин отказывалась проливать слезы по Вэй Усяню, хотя от его опустошенного вида едва не разбилось и ее сердце. Но она запомнила имя его племянника и не думала, что Вэнь Нин сдержал бы слезы, если бы еще мог плакать). Вэнь Цин отбросила капюшон, проходя через ворота: она в точности знала, с чем встретится, когда поднимется по этим сияющим ступеням. Рядом с ней шагал ее брат, Призрачный Генерал.
Стражи клана Цзинь не разочаровали ее. Они окружили ее блестящей сталью — впрочем, большая часть клинков направлена была на Вэнь Нина, на его покрытую метками смерти кожу — и Вэнь Цин остановилась на ступенях, чтобы обернуться к своим людям.
— Мы закончим с этим, — пообещала она. Им не нужно было знать, насколько мало власти на самом деле было у нее здесь; им достаточно было видеть ее веру, то, как она стояла, словно охваченная изнутри пламенем костра, как скорбь и ярость переплавлялись в силу. — Довольно уже смертей.
Бабушка поклонилась первой, и последнее, что видела Вэнь Цин перед тем, как стражи увели их с братом прочь, — как весь ее клан, все те немногие, что остались в живых, воздают ей честь.
Вероятно, думала Вэнь Цин, Цзинь Гуаншань не ожидал, что они станут кланяться ему. Он восседал на троне — и это был поистине трон; она не была уверена, замечали ли это происходящие из других, не столь властных кланов, но Вэнь Жохань сидел на своем троне точно так же, еще прежде, чем темное железо подчинило его, — во главе зала, который слишком быстро пришлось убирать для траура в дни празднества. Вэнь Цин поклонилась, но не опустила взгляд. Она оставалась такой же, как и он: главой своего клана, пусть даже Вэни были уничтожены и гонимы.
— Вы посмели, — выплюнул Цзинь Гуаншань, поднимаясь с трона. — Вы входите под мой кров, будто имеете право быть здесь!
Вэнь Цин опустила руку на плечо брата, чувствуя, как он задрожал, успокаивая его, прежде чем любое его действие повлечет новое кровопролитие.
— Вы призвали нас, — сказала она. Ее голос был так же спокоен, как лотосовый пруд, что устроил Вэй Усянь, и скрывал столь же много. — Вы сказали, что если мы сдадимся, со всем этим будет покончено.
Она не стала говорить, как провела долгую бессонную ночь, успокаивая Вэнь Нина и тревожась за Вэй Усяня, прежде чем решила, что это — единственный возможный ответ. Такие люди, как Цзинь Гуаншань (такие, как Вэнь Жохань), не заслуживали никаких других объяснений. Вэнь Цин была уверена, что Цзинь Гуаншань не посмеет прилюдно отказаться от собственных слов, и именно это привело ее сюда; она не стала бы пробовать подобное с человеком, который не беспокоился бы о своей репутации в собственных стенах.
Вэнь Цин не смотрела на жеманного мужчину, который стоял, улыбаясь, рядом с Цзинь Гуаншанем. Она слышала о Мэн Яо, теперь — Цзинь Гуанъяо, более чем достаточно, чтобы понимать: признать его существование — опасно само по себе. Его застывшее, будто маска, лицо — даже перед теми, кого его клан объявил своими величайшими врагами, — подтверждало все горькие слова Вэй Усяня. Лицо же Цзинь Гуаншаня налилось краской от гнева, и это тоже подтверждало его наблюдения: этот человек любил властвовать, и его семья была его жизнью.
— Стража! — рявкнул Цзинь Гуаншань, обнажая меч и указывая на них. — Схватите их и приведите Генерала ко мне!
Вэнь Цин сжала плечо Вэнь Нина и прошептала в последний раз:
— Я люблю тебя.
Когда он шагнул вперед, то смотрел так же, как тогда, когда его взяли на перевале Цюнци. Он знал, что это — смертный приговор, но встречал его решительно, невзирая на страх. Глаза Вэнь Цин оставались сухими — не потому, что она не хотела плакать, но потому, что в этом зале не было ни единого человека, который заслуживал бы видеть ее слезы. Стражи — все до одного мужчины — завели ей руки за спину и подтолкнули Вэнь Нина вперед остриями мечей, словно бы боялись, что от прикосновения к нему могут заразиться чем-то ужасным.
Вэнь Нин не стал опускаться на колени перед Цзинь Гуаншанем, и кислая гримаса на лице Цзинь Гуанъяо — Цзинь Гуаншань был слишком зол, чтобы это его волновало, — кое-чего стоила для Вэнь Цин. Так же, как и то, как Вэнь Нин поднял голову, глядя куда-то вдаль, пока Цзинь Гуаншань вонзал в него свой меч снова и снова. Сколько бы ударов он ни нанес, Вэнь Нин не падал и не издал ни единого звука, кроме вынужденных выдохов, когда клинок врезался в его легкие.
Когда Цзинь Гуаншань наконец сбросил Вэнь Нина вниз со ступеней, ведущих к трону, на нем не было ни капли крови. Только тени оплели его плоть, и пустые глаза ярко блестели — Вэнь Цин была уверена, что это были непролитые слезы. Она посмотрела на брата, а затем на Цзинь Гуаншаня, который стоял на краю ступеней с дрожащим мечом в руке и, казалось, только сильнее распалил пламя своего гнева.
Вэнь Цин не сказала ни слова. Она лишь смотрела, сохраняя на лице всё спокойствие, какое могла, и позволила ему делать собственные выводы.
Цзинь Гуаншань оскалился в ответ, а Цзинь Гуанъяо сказал:
— Приведите ее.
Стражи, держащие руки Вэнь Цин, толкнули ее вперед, заставляя сделать один шаг за другим. Вэнь Цин не сопротивлялась, но они всё равно не отпускали ее, вцепившись жестокой и одновременно испуганной хваткой. Она хотела бы спросить, что, по их мнению, она может с ними сделать — одна, лишенная своих инструментов, — но не думала, что удастся добиться внятного ответа; разве что они скажут, что боятся, как бы она не сожгла их какой-нибудь ужасной техникой клана Вэнь.
(Она могла бы. Она знала эти техники. Она никогда не использовала их на людях, и не собиралась делать это сейчас).
Она была у подножия тронного возвышения, в трех позолоченных ступенях от меча Цзинь Гуаншаня — без капли крови, и это было ужасней всего, — когда новый голос нарушил гулкую тишину ее вынужденного марша.
— Довольно.
Вэнь Цин остановилась, готовясь сопротивляться стражникам. Впрочем, это не понадобилось — голос Цзян Яньли заставил их тоже остановиться и оглянуться.
Цзян Яньли была одета в траурный белый и всё еще держала на руках своего сына — щит и символ одновременно. Вэнь Цин не могла заставить себя смотреть ей в глаза; одного вида ее было достаточно, чтобы у нее самой на глазах выступили слезы, а если погрузиться в глубины взгляда этой женщины, которая когда-то принесла ей суп в холодный день в Облачных Глубинах, — это точно сломало бы ее.
— Кто ты такая, чтобы говорить в моих владениях? — выкрикнул Цзинь Гуаншань, и его голос эхом отразился от колонн и сводов. — Ты должна желать им смерти не меньше, чем я! Они убили твоего мужа!
— Довольно уже смертей. — Цзян Яньли прошла вперед размеренными, тихими шагами. Она погладила голову Цзинь Лина и добавила: — Не кричите. Он спит.
— Они — зло, — прошипел Цзинь Гуаншань. — Как ты можешь позволить им жить?
Цзян Яньли не ответила, и Вэнь Цин наконец ощутила, как прорвались на волю тщательно сдерживаемые чувства — когда сделалось ясно, что Цзян Яньли смотрит только на нее, ни на кого больше.
— Вэнь Цин. — Цзян Яньли остановилась в трех шагах от нее. — Убивала ли ты кого-то из моей семьи?
— Нет, — ответила Вэнь Цин. Она не могла отвести взгляд от макушки Цзинь Лина. Такая маленькая, мягкая, бледная; он был так уязвим, и всё же Цзян Яньли принесла его сюда.
Цзян Яньли кивнула, словно бы этого и ожидала.
— Знала ли о ты о каких-либо планах по убийству моего мужа?
— Не было никаких планов. — Вэнь Цин переступила с ноги на ногу, чувствуя рядом не-живое тело Вэнь Нина, и на мгновение прикрыла глаза. — Единственное, о чем Вэй Усянь говорил весь последний месяц, — это о том, как он готовит подарок для Цзинь Лина, и о том, как он счастлив, что снова сможет увидеть вас.
— К чему это всё? — оборвал ее Цзинь Гуанъяо. Хотя он и не говорил громко, его голос звучал неестественно в сравнении с мягким тоном Цзян Яньли. — Не тебе принимать это решение!
— Неужели? — Лицо Цзян Яньли изменилось в мгновение ока: от открытой уязвимости — к жесткости, которую Вэнь Цин хорошо знала по себе. Единственная защита от тех, кому ты вынуждена выказывать уважение, но не хочешь иметь с ними ничего общего. — Это моего мужа убил, как утверждают, мой брат. Я думаю, именно мне следует решать, какую цену требовать.
— Яньли...
Цзян Яньли коротко взмахнула рукой, и печать-талисман взвилась в воздух, обрывая слова Цзинь Гуаншаня, — стражники, державшие Вэнь Цин, отшатнулись назад.
— Вы — мой отец, и он был вашим сыном, но я объявляю свое право. Одной смерти уже довольно. Я вижу, что Вэнь Нин, прозванный Призрачным Генералом, пал от вашего клинка. — Цзян Яньли прошла вперед и взяла Вэнь Цин за запястье (Вэнь Цин вздрогнула — такими холодными были ее пальцы), яростно глядя вверх, на Цзинь Гуаншаня. — Я сказала достаточно. Она — моя, и я поступлю с ней так, как пожелаю.
Вэнь Цин чуть сдвинулась, становясь так, чтобы не позволить напасть одновременно на них обеих. Пусть Вэй Усянь рассказывал только истории про свою милую и добрую сестру, которая играла с ним, учила его плавать и пела с ним сочиненные на ходу песни, — не было сомнений, что оба они постигали силу и правила чести у одного и того же алтаря, и Вэнь Цин была благодарна за это всей душой. Равно как была благодарна и за несгибаемую стойкость Цзян Яньли, хотя и видела сейчас, стоя рядом, как нелегко дались ей прошедшие дни, — видела бледность истончившейся кожи, едва скрытые тени под глазами.
Цзинь Гуаншань ответил не менее гневным взглядом, но Вэнь Цин смотрела на Цзинь Гуанъяо. Он по-прежнему выглядел так, словно раскусил горький плод, но наконец, прищурившись, он произнес:
— Отец, позволь ей одну эту милость — ведь она скорбит не меньше.
Цзинь Гуаншань перевел взгляд с дочери на сына, и Цзян Яньли воспользовалась возможностью — она повернулась, всё еще не отпуская Вэнь Цин, и двинулась к выходу из зала, оставляя за спиной нарастающий гомон спора. Вэнь Цин оглянулась в последний раз, чтобы увидеть, как стражники, проявляя мудрость, предпочитают отступить на безопасные позиции у стен.
Затем она просто старалась не отстать от быстрого шага Цзян Яньли и, дождавшись, когда они покинут зал, сказала:
— Благодарю. Я обязана тебе... — она беспомощно покачала головой. — Обязана жизнью. Что бы ты ни попросила у меня — я сделаю всё.
Цзян Яньли коротко сжала ее запястье и отпустила, чтобы снова коснуться головы Цзинь Лина.
— Я сделала это не только ради тебя, — сказала она, взглянув в лицо Вэнь Цин. В ее глазах стояло бездонное озеро боли, и Вэнь Цин ощутила, как начинают падать стены, запирающие ее собственные слезы. — Тебя не было бы здесь, не волнуй тебя судьба Вэй Усяня.
Вэнь Цин кивнула; из перехваченного горла она не смогла бы выдавить ни слова.
— Идем, — Цзян Яньли отвернулась — прежде, чем кто-то из них смог бы заплакать. — Я думаю... Мы сможем защитить тебя, хотя бы на некоторое время.
— Мои люди... — Вэнь Цин оглянулась в сторону ворот. — Он не... Цзинь Гуаншань угрожал и им тоже.
Цзян Яньли мрачно улыбнулась — так быстро, что Вэнь Цин едва успела это заметить.
— Я отправила моего брата присмотреть за ними. Ему может не нравиться выбор, который я заставила его сделать, но он еще поймет — позже. И он не причинит вреда тем, кого я взяла под защиту.
И только потом, когда Вэнь Цин проследовала за Цзян Яньли через сады Ланьлина, она наконец позволила себе заплакать.
2. Защита
Цзян Чэн стоял перед остатками клана Вэнь и бессмысленно испепелял взглядом адептов Цзиней. Он привел немного собственных младших заклинателей, но в таких обстоятельствах все они были бесполезны. Грязные и оборванные люди, которые столпились за его спиной в тени Башни Кои, ничем не напоминали тех, кто уничтожил его клан, не считая ржаво-красных одежд и символа солнца. Вспоминать об этом по-прежнему было больно, и всё, что он мог — не двигаться с места, держать меч в ножнах и Цзыдянь спокойным. Молния, потрескивающая на его руке, питалась его собственным гневом, а с этим он мог справиться, если постарается.
Он старался не так часто, как следовало бы, это он знал. Цзян Чэн сделал глубокий вдох — долгий, успокаивающий, как учили его все, кто только мог. Он не убирал руку с оголовья Саньду, пусть даже меч и был не самым сильным из его вооружения; опыт войны дал ему понять, что последователи клана Цзинь уважали меч больше, чем любое другое оружие, каким бы смертельным ни был Цзыдянь.
— Держитесь подальше, — бросил он одному из адептов, который попытался было зайти сбоку. Цзыдянь с надеждой блеснул на его ладони, и ученик замер на месте. — Яньли обещала этим людям свою защиту, и я намерен исполнить ее обещание.
«Даже если вы не собираетесь этого делать», — повисло между ними невысказанным эхом, и ученик клана Цзинь скользнул назад. Цзян Чэн не позволил себе расслабиться. Он уже простоял здесь почти час. Здесь светило солнце, когда он спрыгнул вниз и распугал адептов Цзиней — они перестали связывать Вэней и рассыпались в стороны. Он только хлестнул Цзыдянем пару раз, намекая, что им лучше бы уйти. С тех пор Цзян Чэн стоял здесь и лишь надеялся, что его сестра сможет сделать то, что обещала.
Гребень, который Вэнь Цин вернула ему, словно бы обжигал грудь раскаленным углем. Пусть даже он был завернут в множество слоев ткани — Цзян Чэн всё равно чувствовал гладкий изгиб дерева с каждым движением. Он понимал, что только воображает это, но лучше не становилось. Гребень был символом его зарока, символом причины, по которой он так легко согласился исполнить просьбу Яньли (хотя и не думал, что она знает об этом). Если его сестра сможет спасти Вэнь Цин — они оба понимали, что едва ли ей удастся предотвратить смерть Вэнь Нина, — в таком случае Цзян Чэн не хотел бы подвести обеих женщин, которых любил, и позволить клану Вэнь тоже погибнуть.
Вэй Усянь мной бы гордился, с горечью подумал Цзян Чэн. Он повернул голову и хлестнул Цзыдянем по адепту, который решил, будто сможет провести его, спрыгнув со стены, — как сделал сам Цзян Чэн. Но Вэни оказались зоркими часовыми, а рефлексы Цзян Чэна были отточены людьми куда более умелыми и быстрыми. Обвив адепта плетью, Цзян Чэн подтащил его ближе и швырнул на землю, не обращая внимания на то, что тот рухнул лицом вперед. Хрустнул сломанный нос, и Цзян Чэн пнул адепта обратно под относительную защиту его собратьев, которые всё это время не сдвинулись ни на шаг.
Цзян Чэн скрестил руки на груди и обвел противников взглядом, пока они помогали подняться адепту с окровавленным лицом.
— Вы собираетесь и дальше продолжать в том же духе? — спросил он, наконец поддавшись любопытству. — Я знаю, что глава Цзинь обучает вас куда лучше.
По неуверенным взглядам, которыми обменялись ученики, Цзян Чэн угадал ответ. Никто из них не решался выступить против своего главы клана, к их чести, но они по-прежнему не пытались приблизиться. Он вздохнул и приготовился ждать дальше, снова в молчании. Даже Вэни не издавали ни звука; они негромко переговаривались, когда он только появился, но с тех пор лишь предупреждали его о приближающихся противниках. Было в этом что-то неестественное; он никогда не встречал обычных людей, которые вели бы себя так тихо.
С другой стороны, вынужден был признать Цзян Чэн, он никогда не встречал людей, которые так тяжело пострадали от войны; даже его собственные подданные, которые видели, как горят их дома, — за ними не охотились так, как за кланом Вэнь.
Затем Вэни разразились вдруг радостными выкриками, и Цзян Чэн перевел взгляд с учеников Цзиней на...
— Сестра! — воскликнул он, и только потом разглядел закутанную в плащ цвета ржавчины фигуру рядом с ней. Цзян Чэн открыл было рот, чтобы окликнуть и Вэнь Цин, но тут заметил, как адепты Цзиней развернулись к ней навстречу. Они всё еще не убрали мечи в ножны, хотя и опустили оружие из уважения к своей госпоже.
Цзян Яньли коротко улыбнулась ему, прежде чем обратиться к адептам — резко и властно, так, что их мать гордилась бы:
— С этим делом покончено. Возвращайтесь на свои посты. Я уверена, что глава Цзян изложил вам мое желание, и полагаю, что глава Цзинь и Цзинь Гуанъяо сейчас обсуждают, насколько обоснованы мои заявления. — Она улыбнулась, и Цзян Чэн усмехнулся тоже, ощутив некоторое сочувствие к Цзиням; его сестра усвоила материнские уроки куда лучше, чем ему казалось прежде. — Уходите. Немедленно.
Мечи с лязгом убрались в ножны, и адепты Цзиней, поклонившись, поспешно убрались прочь. Цзян Чэн всю жизнь наблюдал, как действует эта улыбка на учеников их собственного клана, но видеть то же самое выражение на лице его милой сестры... Он усмехнулся еще шире, глядя, как отступают последние из адептов Цзиней; остатки клана Вэнь побежали вперед, мимо него. Цзян Чэн небрежным шагом двинулся за ними следом, остановившись в стороне от Вэнь Цин, обнимающейся со своими людьми и отвечающей на их расспросы; он положил руку на плечо сестре.
— У тебя получилось.
Она приподняла бровь:
— А ты сомневался?
— Я... — Цзян Чэн покраснел и опустил взгляд. — Я рад, что ты смогла.
Цзян Яньли оглянулась на Вэнь Цин и тихо (Цзян Чэн надеялся, что этого не слышал никто из Вэней) добавила:
— Я не смогла спасти Вэнь Нина.
Цзян Чэн кивнул. Иного он и не ожидал. Это не огорчило его, но и не радовало.
— Вэй Усянь...
— Вэнь Цин говорит, что ожидает его появления в ближайшие дни. — Цзян Яньли вздохнула и склонилась ближе к Цзян Чэну. Он обнял ее, помогая удержаться на ногах, вдруг остро осознавая, как же много она потеряла за последнюю неделю. Но она не держала на руках Цзинь Лина — впервые за всё время с тех пор, как он приехал сюда, и это наверняка что-то да значило. — Она использовала иглоукалывание, чтобы обездвижить его на несколько дней, иначе он бы остановил ее.
— Ну еще бы, — пробормотал Цзян Чэн. Он бросил взгляд на Вэнь Цин, держащуюся по-прежнему строго и прямо, несмотря на то, что она наверняка была измучена — эмоционально и физически — не меньше, чем Цзян Яньли. Она посмотрела в ответ ему в лицо, и Цзян Чэн снова ощутил жесткий, спрятанный в складках одежд гребень. — Госпожа Вэнь, — он склонил голову, обозначая поклон, насколько это позволяла его поза. — Ваша храбрость делает вам честь. Равно как и вашему брату.
Она наклонила голову в ответ, но ее губы изогнулись в невеселой усмешке — отражая, как он подозревал, более искренние чувства.
— Благодарю вас, глава Цзян.
Цзян Чэн старательно подавил бурю сложных чувств, вызванную ее подчеркнуто формальным обращением.
— Я знаю, что вы проделали долгий путь, и... — Он поморщился, а затем договорил, поскольку его сестра и брат ни за что не оставили бы его в покое, не скажи он этого: — Я хотел бы предложить вам помощь в поисках места, где можно будет отдохнуть и утолить голод.
Сестра одобрительно стиснула его руку. Цзян Чэн видел замешательство на лицах Вэней, кроме лишь двоих: бабушка смотрела на него с таким задумчивым вниманием, какого он не испытывал с тех пор, как... с тех пор, как умерли его родители. Но Цзян Чэн помнил похожий взгляд у госпожи Цзинь, когда она обдумывала отношения между Цзян Яньли и Цзинь Цзысюанем, и чувствовать на себе такой же точно взгляд женщины из клана Вэнь...
Это ранило. И напоминало о том предложении, которое он — неявно — сделал Вэнь Цин в тот день, когда они освободили ее из темницы ее же собственного клана. Тогда она отказалась. Теперь...
Теперь Вэнь Цин смотрела на него открыто и сосредоточенно, как не бывало уже давно. Похоже, она совсем не удивилась. Она медленно кивнула.
— Мы благодарны вам. — Она нагнулась, подняла ребенка, которого Цзян Чэн не заметил раньше, и пригладила ему волосы. — Вам понадобится покинуть Башню Кои вместе с нами, чтобы выполнить это соглашение; здесь мы не найдем никакой поддержки.
Цзян Чэн поклонился со всей возможной вежливостью. Вэнь Цин была права, как бы ни было неприятно это признавать. Даже когда он и Вэй Усянь бывали недовольны кланом Ланьлин Цзинь, они всегда могли отыскать здесь укрытие и пищу. Но Вэни...
— Пожалуйста, передай моим людям, чтобы они не беспокоились, — попросил Цзян Чэн сестру, осторожно отпуская ее. — Не хочу, чтобы они суетились.
Цзян Яньли улыбнулась ему.
— Конечно. — Она повернулась к Вэнь Цин и добавила уже серьезней: — Я приложу все усилия, но...
— Цзинь Гуанъяо коварен, — негромко закончила Вэнь Цин. — Я понимаю.
— Я могу лишь постараться вернуть тот долг, которым обязана ему моя семья.
Цзян Яньли поклонилась и зашагала прочь, держась прямо и гордо. Цзян Чэн смотрел ей вслед, недоумевая, прежде чем до него дошел истинный смысл того, что его сестра пообещала Вэнь Цин.
Она собиралась вернуть тело Вэнь Нина — так же, как сделал он для их родителей. Глаза Цзян Чэна наполнились слезами, и он обернулся к Вэнь Цин с таким открытым выражением лица, какого ни за что не позволил бы себе, будь он способен это контролировать.
Вэнь Цин спокойно встретила его взгляд.
— Будут ли у нас затруднения в городе?
— По поводу... — Цзян Чэн усилием воли вернулся к насущным вопросам и встряхнул головой. — Будь вы одни — не знаю. Но со мной? Должно бы... Люди никогда не выказывали мне неуважения. Только главы кланов, которые помнят меня как маленького А-Чэна, ни во что меня не ставят — но это совсем другое дело. И я объявлю вас под своей защитой, если понадобится.
— Хорошо, — Вэнь Цин резко кивнула, словно бы всё уже было решено. Она поцеловала ребенка в лоб и спросила: — Ты слышал, А-Юань? Брат Вэй Усяня обещает накормить нас.
Ребенок просиял и тут же принялся сыпать вопросами про Вэй Усяня, а остальные беженцы клана, похоже, расслабились. Смутившись, Цзян Чэн поддался их настроению и только старался ответить А-Юаню — про корни лотоса, и про то, вправду ли можно выращивать людей на грядке, и действительно ли Вэй Усянь одолел злую черепаху, и...
Где-то по дороге в город Ланьлин Цзян Чэн совершенно запутался в вопросах и только смотрел на мягкое выражение на лице Вэнь Цин, пытаясь справиться с неуемным детским любопытством. Он не видел такой доброты на ее лице с тех пор, как... еще с Облачных Глубин, когда все они были молоды и война не опалила каждое из сердец.
Цзян Чэн сглотнул и сбился с нити рассказа (к огорчению А-Юаня) — чувства вновь нахлынули на него. Резким движением он вытащил гребень и протянул его Вэнь Цин.
— Я понимаю... Ты вовсе не обязана его брать.
Цзян Чэн услышал, как бабушка Вэнь хихикнула, и кто-то зашикал на нее. Вэнь Цин смотрела на него, а потом опустила А-Юаня на землю, чтобы взять гребень.
— Я и не думала, что ты его сберег, — тихо сказала она.
Цзян Чэн неловко переступил на месте, не зная, как ответить, когда вдруг ощутил маленькое тело, прижавшееся к его ноге. Он замер, а Вэнь Цин рассмеялась.
— Он так обнимает только тех, кто ему нравится, — пояснила она, и он улыбнулся, видя свет в ее глазах. — Особенно он любит Вэй Усяня.
— Неужели? — Цзян Чэн нагнулся, отцепляя А-Юаня от своих ног. Он неуверенно поднял мальчика на руки. — Вэй Усянь — ужасный человек, — весело сказал он. — Он всегда слишком многого хочет и совсем лишен воспитания, и ты не должен слушать ни единого его слова.
А-Юань захохотал, и Вэнь Цин продолжала улыбаться, и сердце Цзян Чэна наполнилось текучим теплом, словно солнечный свет обернулся рекой.
Вот так должно быть в настоящей семье, подумал он, приведя наконец Вэней к трактиру. Внутри витал аромат риса, мяса и пряностей, и Цзян Чэн разрешил А-Юаню сесть к себе на колени, когда слуга подошел поприветствовать их и спросить, что им угодно, косясь при этом на ребенка. Цзян Чэн опустил взгляд на А-Юаня, затем перевел его на Вэнь Цин, а затем попросил свежего риса и всего, что только было сейчас готово: так, чтобы им всем хватило.
Цзян Чэн сидел вместе с Вэнь Цин и ее семьей, которых Вэй Усянь ясно объявил своей семьей, и чувствовал...
Чувствовал, что он не одинок, и это было одновременно лучше и хуже всего, ведь это значило, что может быть, если он постарается, если сделает всё точно как нужно...
Может быть, он всё-таки сможет привести их всех домой.
Тут А-Юань сунул ему в лицо кусок жареного мяса и потребовал немедленно есть, и Цзян Чэн отбросил сложные мысли, чтобы наслаждаться приятным теплом момента.
3. Семья
— Всё хорошо, Сянь-сянь, — повторила Цзян Яньли уже в третий раз, обнимая брата за вздрагивающие плечи и недобро глядя на адептов клана Цзинь, которым явно было очень неуютно и которые изо всех сил делали вид, что они не хотели обнажать мечи. — Я им тебя не отдам.
Вэй Усянь кивнул — дерганым движением, почти неотличимым от судорожных всхлипов. Цзян Яньли прикрыла глаза, гладя его по спине. Она так устала. За всю прошлую неделю у нее не было времени отдохнуть, а последние два дня оказались еще хуже. Только заклинательские умения позволяли ей сейчас держаться и не падать, и она не была уверена, сколько еще сможет это поддерживать. «Но вскоре мне и не понадобится, — подумала она, пока Вэй Усянь медленно успокаивался. — Если А-Чэн и в самом деле готов их принять...»
Сложнее всего будет уговорить Вэй Усяня согласиться, но она подозревала, что, если он сумеет проглотить свою гордость достаточно, чтобы извиниться — не за свои действия, о которых он не сожалел (и они оба это знали), но за то, сколько боли причинил этим, — в таком случае ее братья смогут восстановить свои отношения и, может быть, даже снова поселиться вместе. И если Вэнь Цин, как она подозревала, совсем не против общества ее семьи до тех пор, пока не идет речь о ее собственной чести...
Тогда они смогут вернуться домой, а Цзян Яньли сможет навещать их, и они помогут ей растить Цзинь Лина.
Вэй Усянь поднял голову и посмотрел на нее покрасневшими от слез глазами.
— Шицзе, — сказал он, — а где все?
— Госпожа Вэнь и ее люди сейчас вместе с А-Чэном, — ответила Цзян Яньли. Она улыбнулась, видя, как Вэй Усянь распахнул глаза и раскрыл рот. — Наш брат — хороший человек, — добавила она, пока Вэй Усянь никак не мог справиться со словами. — Ты в самом деле считаешь это таким уж невероятным?
— У Вэнь Цин такой острый язык, что она всю кожу с него снимет.
— Ничего, А-Чэн в долгу не останется. — Вэй Усянь возмущенно ахнул, и Цзян Яньли пожала плечами. — Ты разве не видел, как они друг на друга смотрят?
Вэй Усянь моргнул.
— Что?
Цзян Яньли закатила глаза.
— Он остался с ними в городе, А-Сянь. Я отведу тебя туда. — Она коротко покачала головой в ответ на неодобрительные взгляды адептов Цзиней. — Вы не можете остановить меня, — заявила она им, вздернув подбородок. — Моя защита безупречна.
— Но, госпожа... — начал было один из них, с подозрением косясь на Вэй Усяня.
— Он не причинит мне вреда и не позволит, чтобы меня обидел кто-то еще, — произнесла Цзян Яньли с ледяной уверенностью и встала, потянув Вэй Усяня за собой. — И я способна защититься сама, что бы вы там ни слышали. — Она многозначительно постучала по мечу на поясе; да, она редко доставала клинок, а во время беременности немного потеряла форму — ее уверяли, что это в порядке вещей, — но даже сейчас, на последних крохах энергии, она могла бы сражаться, если потребуется.
Адепты Цзиней поклонились, хотя неодобрение и не сходило с их лиц. Цзян Яньли вздохнула; она уже предвидела бесконечные завуалированные упреки от Цзинь Гуанъяо, но это было совершенно неважно по сравнению с воссоединением ее семьи. Она ровным шагом вышла наружу, и Вэй Усянь поспешил следом, едва не спотыкаясь.
Как только они отошли достаточно далеко, чтобы их не смогли услышать, Вэй Усянь заметил:
— Ты говорила в точности как госпожа Юй.
Цзян Яньли натянуто улыбнулась. Во всяком случае, хотя бы эта боль уже утихла и ее можно было вытерпеть.
— Матушка преподала мне много уроков, отличных от того, чему учили вас с А-Чэном.
— Шицзе умеет быть страшной, когда захочет, — согласился Вэй Усянь; она обернулась и увидела широкую улыбку на его лице.
Цзян Яньли рассмеялась — облегчение от того, что она наконец-то видела брата счастливым, пробилось через все прочие сложные эмоции последних дней.
— Нам нужно еще кое-куда завернуть, прежде чем пойдем в город, — сказала она, направляясь к старому зданию склада. — Нужно... кое-кого забрать.
Вэй Усянь затих, пристально глядя на нее, и Цзян Яньли не решалась взглянуть в ответ — слишком тяжело было бы увидеть его лицо, когда он поймет, кого она имела в виду. Она услышала едва различимый вздох боли — еще одно разбитое сердце — и могла только молчать, не будучи способна вынести еще и его боль. Она уже несла слишком много, за себя саму и за своего сына, который никогда не увидит лицо отца. Цзян Яньли сморгнула слезы, повернула за последний угол и открыла дверь в пустое холодное помещение.
Вэнь Нин лежал в середине комнаты, и единственным признаком его ран были разрезы от меча на одежде. Вскрикнув, Вэй Усянь бросился к нему, поднимая ему веки и вглядываясь в глаза. Цзян Яньли не знала, что он ищет там, но путь, который он избрал, отличался от того, которому училась она, — и она ничуть не хотела знать больше, какие бы глубины ни нашел там Вэй Усянь. Она ждала у двери, опершись на каменную стену, пока Вэй Усянь осматривал тело Вэнь Нина.
Наконец он поднял взгляд. Его лицо было жестким и сосредоточенным, и Цзян Яньли узнала это выражение — так же он смотрел после того, как сожгли Лотосовую Пристань. Ничего доброго не было в этом лице, но, во всяком случае, его рассудок остался неповрежденным; по правде сказать, она беспокоилась об этом.
— Думаю, — сказал Вэй Усянь, — я смогу вернуть его, при наличии нужного места и нужных инструментов.
Цзян Яньли прикрыла глаза, держась за стену еще сильнее.
— Я как раз задумывалась над этим, — пробормотала она. — Госпожа Вэнь будет рада это услышать.
Вэй Усянь рассмеялся — хрипло, отрывисто.
— Да уж. Правда, не могу обещать, что выйдет быстро. Но, думаю, у меня получится.
— Мы всегда знали, что ты заставишь весь мир выполнять твои условия, А-Сянь, — Цзян Яньли открыла и глаза и улыбнулась, видя решительное лицо младшего брата; она помнила это выражение с тех времен, когда в детстве он осваивал новые умения. — Я рада, что ты способен использовать свое упрямство для того, чтобы приносить мир и радость в сердца людей.
— Я только этого всегда и хотел, — прошептал он, и Цзян Яньли заметила, что по лицу у него катятся слезы. — Шицзе, поверь мне, это всё, чего я хотел.
— А-Сянь, — Цзян Яньли шагнула вперед,опустившись рядом с ним на колени, взяла его лицо в ладони, чтобы вытереть слезы. — Я всегда тебе верила. У тебя такое большое сердце.
Вэй Усянь сглотнул, улыбнулся и сморгнул слезы.
— Есть здесь повозка, чтобы мы могли забрать его с собой?
Цзян Яньли кивнула, и после недолгих поисков они нашли подходящую повозку и подходящую ткань, чтобы прикрыть Вэнь Нина и не пугать случайных прохожих. Затем Цзян Яньли провела своего брата вниз по ступеням Башни Кои и в город Ланьлин.
***
Вэнь Цин сидела рядом с Цзян Чэном, ожидая, когда появится Вэй Усянь. Это было... странно. Она давно уже не бывала среди такого множества людей, пусть даже остальные посетители трактира по широкой дуге обходили стол, за которым они сидели. Цзян Чэн часто хмурился, и Вэнь Цин была уверена, что незнакомцы воспринимали это как угрозу. Что же до нее самой, то его лицо, скорее, ее успокаивало; каждый раз, когда Цзян Чэн поворачивался к ней, его черты смягчались, а если они разговаривали, на его лице проступала та особенная почти-улыбка — словно он не мог поверить, что именно такое выражение ему нужно.
Вэнь Цин и сама не вполне могла поверить, но это оказалось приятной неожиданностью. Также она с облегчением выяснила, что Цзян Чэн, в отличие от Вэй Усянь, вполне способен был продолжительное время сидеть спокойно, пока они неторопливо пили чай. Вэнь Цин замечала признаки его нетерпения — он то и дело передвигал ноги, постукивал по столу пальцами, бросал взгляды на дверь, — но сейчас она не хотела ничего, только сидеть вот так, и это было... приятно. Да, это доставляло ей удовольствие.
К тому же, думать про Цзян Чэна было куда легче, чем о всех прочих сегодняшних событиях. Вэнь Цин вздохнула и налила себе еще чая. Она подняла чашку к груди и подержала так, позволяя теплу впитаться в вечно мерзнущие пальцы. Цзян Чэн взглянул на нее и, казалось, собирался что-то сказать, но опустил глаза и поморщился. Вэнь Цин подозревала, что он укоряет сам себя, и порадовалась, что бабушка, как и остальной клан, решили не покидать комнат, за которые заплатил Цзян Чэн; она сомневалась, что Цзян Чэн сумел бы пережить бабушкины подначки, учитывая, как краснели его уши прошлым вечером.
А затем в комнате вдруг повисла полная тишина, заглохли все другие разговоры, и они оба одновременно подняли взгляд.
В дверях стояли двое: Цзян Яньли, что была так добра, и Вэй Усянь — с бледным лицом и покрасневшими глазами, но твердо держащийся на ногах. Вэнь Цин встала и успела сделать всего один шаг, прежде чем он бросился к ней и заключил в совершенно неподобающие объятия (впрочем, она не возражала).
— Шицзе спасла тебя, — растроганно прошептал он ей на ухо. — Я так рад, что она это сделала.
— А-Нин... — начала было Вэнь Цин.
Вэй Усянь покачал головой.
— Я думаю — надеюсь — если у нас будет время и инструменты...
Вэнь Цин сжала его плечи и, уткнувшись в одно из них, заплакала. Судя по тому, как Вэй Усянь замер, он не ожидал подобного, но Вэнь Цин было уже всё равно.
— Ты спас его однажды, — сказала она прерывающимся голосом. — Даже просто попытаться снова... это больше, чем я вправе просить.
Позади Вэнь Цин услышала, как Цзян Чэн пошевелился и встал на ноги. Она поняла это и по тому, как Вэй Усянь попытался одновременно держать ее и опереться на нее.
— Я хотел бы... — начал Цзян Чэн.
— Хорошо, что... — одновременно произнес Вэй Усянь.
Они оба замолчали, и в тишине Цзян Яньли сказала — тоном, очень знакомым Вэнь Цин, ведь она сама столько раз использовала его:
— Может быть, для этого разговора лучше подойдет более уединенное место?
Вэнь Цин кивнула и взяла себя в руки. Отступив от Вэй Усяня, она спросила:
— Есть ли здесь еще свободные комнаты? Думаю, что те, где расположились мои люди, будут... не лучшим выбором.
Цзян Яньли оглянулась на хозяина, который немедля низко поклонился.
— Конечно же, моя госпожа, мы найдем комнату для вас и ваших спутников, где вы сможете обсудить всё, что нужно. Прошу, следуйте за мной.
— Благодарю, — кивнула Цзян Яньли и, проходя мимо хозяина, незаметно сунула ему несколько монет — Вэнь Цин была уверена, что он этого не ожидал. Но он поклонился снова и провел их в пустую комнату. — Нам не понадобится ни еды, ни питья, — добавила Цзян Яньли, и хозяин, поклонившись еще раз, оставил их.
Вэй Усянь немедленно растянулся во весь рост возле стола, и Вэнь Цин поймала возмущенный взгляд Цзян Чэна, собираясь сделать то же самое. Она улыбнулась — ошеломленное смущение на его лице заставило ее только улыбнуться шире — и устроилась рядом с Вэй Усянем. Цзян Чэн сел рядом с ней, напротив Вэй Усяня — как она и ожидала, — а Цзян Яньли закрыла дверь и заняла место между своими братьями.
— Я уверена, вам обоим есть что сказать. — Цзян Яньли обвела взглядом юношей, которые старательно не смотрели друг на друга. — Цзян Чэн, спасибо, что ты позаботился о Вэнь Цин сегодня. Не сомневаюсь, Вэй Усянь оценил это. Вэй Усянь, спасибо, что пришел сюда; даже в таких сложных обстоятельствах я рада тебя видеть. Думаю, Цзян Чэн тоже рад.
Цзян Чэну, во всяком случае, хватило приличия кивнуть, заметила Вэнь Цин. Вэй Усянь по-прежнему разглядывал ногти, словно бы это могло позволить ему не участвовать в разговоре. Она вздохнула и едва заметно покачала головой, глядя на Цзян Яньли; но ту, казалось, забавляла ситуация. «Сколько раз ей приходилось разрешать их споры? — подумала Вэнь Цин, видя ее спокойствие. — Наверное, в детстве подобное происходило с ними постоянно?»
— Я рад видеть моего брата, — напряженно выговорил Цзян Чэн. — И также рад возможности снова видеть госпожу Вэнь.
Вэнь Цин приподняла брови, хотя и одновременно согласилась с его словами легким кивком.
— Не нужно так строго соблюдать формальности, Цзян Ваньинь — или, возможно, мне следует звать вас глава Цзян?
Цзян Чэн скривился.
— Вэнь Цин, — поправился он. — Я хотел бы, чтобы нас свели более счастливые дела, поскольку и вправду рад твоему обществу.
Вэй Усянь с неподвижным лицом поднял на них взгляд.
— Цзян Чэн, — медленно произнес он, — ты что, флиртуешь?
Цзян Чэн мучительно покраснел, а Вэнь Цин прикрыла рот ладонью, глядя на лицо Цзян Чэна и усмешку Вэй Усяня.
— Я рад тебя видеть, Цзян Чэн, — громко объявил Вэй Усянь и сел в приличную позу, чтобы поклониться, по-прежнему улыбаясь от уха до уха. — Пожалуйста, не вздумай разбивать сердце Вэнь Цин, а не то она переломает тебе все кости, насколько я ее знаю.
— Вэй Ин! — возмутился Цзян Чэн. — У меня нет никаких намерений...
— Каких именно? — уточнил Вэй Усянь, перегибаясь через стол и пользуясь тем, что Цзян Чэн запнулся и замолчал. — Ухаживать за ней? Или разбивать ее сердце?
Цзян Чэн уставился на свои стиснутые кулаки, всё еще краснея, и Вэнь Цин со вздохом сжалилась над ним.
— Цзян Ваньинь, — сказала она, — спасибо тебе за твое гостеприимство.
— Я не мог подвести моих брата и сестру, Вэнь Цин. — Он бросил взгляд на нее — короткий, смущенный, — и Вэнь Цин почувствовала, как жар заливает и ее щеки. — И еще... — Цзян Чэн оглянулся на своего брата, в этот раз куда решительней, — если Вэй Усянь позволит, я хотел бы... — Он сглотнул, выпрямился и заговорил четко и ясно: — Во владениях ордена Цзян много земли, пустующей после войны. Если клан Вэнь заинтересован в этом, мы будем счастливы подарить вам часть этой земли и обеспечить защиту, пока вы будете обустраиваться.
Вэнь Цин тоже сглотнула; сердце билось часто, в ушах шумело, но она все-таки выговорила:
— Цзян Ваньинь. Ты... ты вправду это предлагаешь?
Цзян Чэн встретился с ней взглядом и кивнул.
— То, что произошло — неправильно, — негромко сказал он. — А мы теперь восстановили силы достаточно, чтобы выдержать бурю.
— Почему сейчас? — резко спросил Вэй Усянь, и Вэнь Цин различила обиду в его голосе. Она была уверена, что его брат тоже это услышал. — Почему нельзя было предложить это вместо Илина?
— А ты бы послушал? — Цзян Чэн обвел всех вокруг стола широким жестом. — Кто угодно из вас! И я... война только закончилась, Лотосовая Пристань еще была не отстроена. Ты и сам это помнишь, Вэй Усянь. — Он снова опустил взгляд, переплетя пальцы на коленях. — Я не мог принимать решения без общего одобрения, когда это грозило уничтожать всё, что я только начал строить.
Вэй Усянь поморщился.
— А что теперь?
— Теперь люди уважают меня, пусть даже их лидеры по-прежнему этого не делают, — Цзян Чэн невесело улыбнулся. — Ты понимаешь, Вэй Усянь? Понимаешь, сколько нужно времени, чтобы люди приняли тебя, когда тебя помнят только как маленького сына Цзян Фэнмяня, а не как взрослого в своем праве?
Вэй Усянь опустил взгляд на стол, и Цзян Яньли положила руку на колено каждому из них.
— Думаю, со стороны Цзян Чэна это щедрое предложение, — сказала она, и хотя казалось, что она обращается к братьям, она не сводила взгляда с лица Вэнь Цин. — И я хотела бы увидеть мою семью вновь целой.
Вэй Усянь сглотнул и очень тихо произнес:
— Спасибо, Цзян Чэн. Я не... Никто больше не примет меня в качестве твоей правой руки.
— Мне это и не нужно, — ответил Цзян Чэн и протянул руку ладонью вверх. — Я просто хочу, чтобы ты снова был моим братом.
Вэй Усянь долго смотрел на руку, прежде чем протянуть свою собственную и пожать ее. Вэнь Цин услышала, как Цзян Яньли вздохнула с облегчением, и сама наконец обрела дар речи.
— Спасибо, — сказала Вэнь Цин и легонько коснулась плеча Цзян Чэна — ровно настолько, чтобы привлечь его внимание. — Если мои люди согласятся, то — да, Цзян Ваньинь, я не против принять твое предложение.
Он внимательно посмотрел на нее, а затем склонил голову.
— Благодарю, Вэнь Цин.
Вэй Усянь развеял напряжение, громко вздохнув, а потом заявил:
— Шицзе, я хочу есть.
Цзян Яньли рассмеялась, и даже Цзян Чэн хмыкнул.
— А-Сянь, ты всегда хочешь есть, — Цзян Яньли взъерошила его волосы. — Пойдем. Распоряжусь, чтобы тебя накормили.
— Но я хочу еду шицзе, — капризно протянул Вэй Усянь. — Не ту, что шизце купит для меня.
— Шицзе очень устала и занята, и хотела бы, чтобы А-Сянь встретился с ее сыном, так что А-Сянь пойдет есть, пока эти двое закончат разговор, и после он сможет увидеться с А-Лином. — Цзян Яньли вытащила Вэй Усяня из комнаты, снова оставив Вэнь Цин и Цзян Чэна наедине.
— Ты ведь всерьез? — тихо спросил Цзян Чэн, и Вэнь Цин вздрогнула, увидев выражение его лица: отчаянная надежда, смешанная с болью. — Когда говорила, что ты придешь.
— Я хочу дом, который я построю, — медленно произнесла Вэнь Цин, чувствуя, как внутри неспешно разливается река солнечного света. — Но еще сильнее я хочу найти место, где клан Вэнь сможет процветать. Я не хочу, чтобы мы жили в тенях, если мы можем вернуться и быть просто еще одним кланом, целителями, заклинателями, крестьянами — как все другие. Илин прекрасен, и он наш, но это суровая земля, и я не хочу умереть там, видя, как исчезает мой клан.
Вэнь Цин сделала паузу.
— Ваши речные земли совсем другие, но... — она заставила себя не отводить взгляда. — Если мы поселимся в ваших землях, и построим прекрасный дом, другие семьи не будут бояться посылать к нам своих детей. Мы сможем заключать браки, и наша семья вырастет, и будет больше детей, с которыми А-Юань сможет играть. Мы можем научиться жить по-новому. — Она рискнула прикоснуться снова, на этот раз — к его руке, и ее сердце дрогнуло, когда он повернул пальцы, легко задев ее ладонь. — Я надеюсь, что они скажут «да». И, думаю, так и будет.
Цзян Чэн медленно кивнул, неотрывно глядя ей в глаза.
— Хорошо, — сказал он, — потому что я хотел бы править кланом, который приветствует других в своих рядах. И я рад начать с вас.
Пусть Вэнь Цин и понимала, что он говорит о ее клане, а не только о ней, эти слова всё же отозвались искрами в ее душе, и ее лицо расплылось в улыбке.
— Я тоже рада, — сказала она. — Я хотела бы, чтобы ты сделал это предложение моему клану лично, Цзян Ваньинь.
— Сейчас? — переспросил он, словно удивившись.
— Да, — Вэнь Цин поднялась и протянула ему руку. — Сейчас.
Цзян Чэн принял ее руку и встал, и вместе они прошли через зал, чтобы предложить клану Вэнь новое начало.