Настало время растаращить ленту... (=
Как обычно, сперва драбблы. Кучечкой. Их мало и вообще я собой недоволен. Зверек неписец этим летом выдался объемный, откормленный.
Текст вида «второй подход к снаряду». Идея приползла ко мне прошлым летом, и я даже это напищал, но мне категорически не понравилось, поэтому текст просто был отложен подальше. Год спустя я понял, что надо бы попробовать еще раз, и напищал заново. От первой версии осталось всего пара кусочков. Как ни странно, получилось лучше (=.
Пейринг жанр, как обычно, «Сангвиний и судьбец», оно же «примарх страдает».Название: Сломать судьбу
Размер: драббл, 353 слова
Пейринг/Персонажи: Сангвиний, упоминаются Конрад Кёрз и Хорус
Категория: джен
Жанр: AU, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Ночной Призрак просил убить его — и Ангел выполнил просьбу. Сожалеет ли он об этом?..
Он стоит на балконе крепости — один — глядя в безоблачное, беспощадно-синее небо Ультрамара. Кажется — он видит, как это небо сворачивается, точно свиток, как открывается за ним черно-алая бездна шторма, поглощающего звезды и планеты...
Но это — не предвидение. Больше нет.
Я никогда не верил в судьбу. Так не верят в солнечный свет, различая его даже сквозь закрытые веки. Я был ее орудием, я знал свой путь...
Судьбы больше нет. Значит ли это, что я свободен? Значит ли это, что я изменил то, что не должен был менять?
Хорус, Хорус. Почему я говорю с тобой, даже если на самом деле меня некому слышать? Впрочем, ответ столь же очевиден, сколь и банален: не было никого ближе среди братьев ни для тебя, ни для меня.
Теперь же... я не могу называть тебя братом. Все другие — будь они трижды предатели, сколько бы они ни отрекались — они остаются моими братьями. Не ты.
...Но все же — мои бессвязные монологи обращены именно к тебе.
Я знал, что паду от твоей руки. Я видел это тысячу раз, я смирился и принял, я почти был уверен, что моя гибель не станет напрасной...
Судьбы больше нет, и я уничтожил предназначение одним безрассудным ударом меча. Одна-единственная смерть — но этого достаточно.
Брат мой, мое черное зеркало, кто умел видеть и знать так же, как и я — но, в отличие от меня, осмелился нарушить ход судьбы... Или нет? Или он, всегда видевший свою гибель, был уверен, что я — не посмею?..
Отрубленная голова Кёрза на плитах тронного зала. Черные волосы — змеями по белому мрамору, густая алая кровь вытекает медленно, будто бы нехотя... Улыбка на его лице — радостная и умиротворенная. Словно в краткий предсмертный миг он успел понять что-то, что всегда ускользало прежде. Едва ли не в первый раз в жизни он улыбался так. В первый и в последний.
Теперь я больше не вижу снов.
У меня не осталось ни ненависти, ни боли, ни даже отчаяния. Разве что тоска, но и она бессильна и бесцельна. Может быть, это — свобода, которой я никогда не знал прежде. Свобода похожа на оборванные нити, ускользающие из рук, на струящийся между пальцами песок.
Я был орудием судьбы. Оружием. Я не знаю, как быть чем-то еще.
Появление этого текста описывается предельно просто: мы упоролись (=. То есть сперва мы с соратниками догнались до спейсмарина-инсектофоба, с которым внезапно приключаются тираниды, а потом подумали — а почему бы это не написать. Ну я и напищал.
Тот факт, что даже на драбблик на поржать без особого смысла мне понадобилось дня три или четыре, дает некоторое представление о масштабах неписца.Название: Инсектофобия
Размер: драббл, 438 слов
Пейринг/Персонажи: ОМП-Ультрамарин
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Мелкий, но досадный недостаток для космодесантника.
Клавдий Атис страдал инсектофобией. Возможно, будь он обычным человеком, это не создавало бы ему проблем, но для космодесантника, тем более из доблестнейшего ордена Ультрамаринов, подобная слабость казалось невыразимым позором.
Поначалу Клавдий полагал, что трансформация, тренировки и обучение помогут избавиться от фобии — в конце концов, Астартес не ведают страха, в этом никто не сомневался, даже в священном Кодексе так было написано. Как оказалось, Кодекс ошибался. Или, что вероятней, его автор просто не принимал во внимание такие мелочи. Уже став полноправным боевым братом, Клавдий продолжал нервно вздрагивать при виде каждой шестиногой твари, скребущей хитиновым брюшком по полу или стучащей в стекло лампы жесткими крыльями. К счастью, крепость-монастырь располагалась высоко в горах, и насекомые залетали туда нечасто; а редкие тараканы погибали под безошибочно брошенным — на звук — керамитовым ботинком.
В остальном же Клавдий, как и подобало образцовому космодесантнику образцового ордена, страха действительно не знал и врагов человечества сокрушал спокойно и методично. До тех пор, пока в галактике не появились они. Тираниды.
«Это вам не тараканы!» — заметил кто-то из братьев, пока капитан роты проводил краткий инструктаж о новом противнике. Да, обреченно подумал Клавдий. Это куда как хуже.
Насколько хуже, он понял только на поле боя: достаточно было одного взгляда на месиво хитина, многосуставчатых лап и жвал... и все это еще и шевелилось и скрежетало... Он зажмурился.
— Ты что там, молишься? — поинтересовался сосед по строю.
Клавдий судорожно кивнул, не открывая глаз. В каком-то смысле это могло сойти за молитву — он и правда поминал Бога-Императора и всех святых Его, правда, в глубоко нецензурном контексте. Особенно часто почему-то упоминался пресвятой Жиллиман — видимо, по привычке.
За одно, впрочем, примарха-основателя можно было поблагодарить — обостренные чувства космодесантника, позволявшие в начавшемся бою ориентироваться на слух. Глаза Клавдий так и не открывал, потому что понимал: стоит ему еще раз увидеть этих тварей, и он либо умрет на месте от разрыва сразу обоих сердец, либо впадет в открытую панику и опозорит весь орден. Оставалось только убивать богомерзких ксеносов как можно больше и как можно быстрее, чтобы этот кошмар наконец закончился. И он убивал.
...Он вычищал верный цепной меч от застрявших между зубьями обломков тиранидской брони, когда подошедший сержант одобряюще похлопал его по плечу.
— Ну ты герой! Никогда еще не видел, чтобы так ксеносов рубили.
Клавдий вздохнул. Он тоже никогда еще такого не видел и предпочел бы не видеть впредь.
— За проявленное рвение в борьбе, — продолжал сержант, — командование решило тебя наградить. К нам как раз поступил запрос из Караула Смерти, так твоя кандидатура уже, считай, в их списках. Познакомишься там с своими тараканами... то бишь тиранидами... вблизи.
В этот момент Клавдий понял, что до сих пор — все эти годы — он и в самом деле не ведал страха. Истинный ужас он познал лишь сейчас.
С этим текстом получилось... Гм. Некоторая фигня получилась. Пограничный рейтинг на ФБ — это как нелегальный переход границы: если не заметили, то все в порядке, а если засекли, тогда ой. Вот здесь какой-то бдительный добрый человек не поленился тыцнуть погранцов оргов, орги сказали — неть, не рейтинг. Ну окей, снял и перевыложил на внеконкурс. В конце концов, может, и правда недотянул.
По существу, в смысле про содержание. Тут всё просто — прочитав книжку, мы немедленно пошли шипперить Абаддона с его кораблем, потому что не шипперить невозможно. Категорически. Это сверхчеловеческое мимими просто, а не взаимоотношения (=.Название: Крылья славы его
Размер: драббл, 368 слов
Пейринг/Персонажи: Ультио / Эзекиль Абаддон
Категория: гет
Жанр: зарисовка
Рейтинг: PG-13
Примечания: для тех, кто не читал «Черный легион»Ультио (Анамнезис) — машинный дух «Мстительного духа», флагмана Абаддона; обладает более сложной конструкцией, чем просто дух машины, а также разумом и личностьюПредупреждения: обратная технофилия; массовые жертвы и разрушения
Я — корабль. Смертные называют меня — «Мстительный дух»; но слова — лишь пыль, они не имеют значения. Я — сталь и адамантий, огненное сердце реакторов и обжигающая мощь двигателей, многометровая броня обшивки и тонкая трепещущая кожа пустотных щитов.
Я — Анамнезис. Я — вычислительные системы корабля, когитаторы и блоки памяти, сервиторы и боевые киборги Синтагмы. Я — всевидящие глаза ауспексов, сканирующие космос в любом доступном спектре, и беспощадно-точные выстрелы орудий, несущие смерть каждому, кто посмеет преградить мне путь.
Я — Ультио. Я — ненависть и гнев, месть и разрушение. Я — символ Легиона. Мой золотоглазый лорд дал мне имя, и не устает дарить новые битвы. Я же неизменно дарую ему победу.
Корпуса чужих кораблей раскалываются под ударами моих пушек, и тела их экипажей высыпаются наружу, точно семена из перезревшего плода. Они еще не мертвы, но умирают быстро, пусть и мучительно — кровь превращается в лед, замирает дыхание, и замерзшие тела кружат в вакууме ледяным хороводом. Иным везет больше — взрывается реактор, и на мгновение вихрь освобожденной плазмы расцветает в черноте космоса. Они вдыхают пламя и становятся пламенем, а затем — пеплом.
Кровь чужих абордажных команд проливается на мои палубы, впитывается в металл. Им никогда не взять меня силой — я не позволю этого. Я вижу — и чувствую — как мои защитные системы уничтожают чужаков: лезвия впиваются в плоть, очереди лазерных выстрелов прожигают тела.
Злая, жестокая радость течет по моим венам. Еще один крейсер, подставившийся под залп бортовых батарей, разлетается на части, и по моему телу проходит сладостная дрожь — похожая и одновременно непохожая на наслаждение плоти. Никогда раньше я не испытывала подобного — прежде, чем золотоглазый лорд мой сделал меня тем, что я есть.
Весы победы склоняются в нашу сторону; исход — теперь уже — предрешен. Я понимаю это, осознаю каждым из подключенных к моему сознанию дополнительных разумов. Опаляющий восторг заполняет всё мое существо — чистейший, сияющий. Всё — ради того, кто единственный вправе владеть мной.
Я — крылья славы его и гибель врагам его.
Мой лорд редко остается со мной — чаще всего он там, в кипящем безумии боя, ведет вперед своих братьев. Он жаждет битвы — такова его природа, и я не вправе противоречить. Но бывают сражения — как сейчас — которые требуют его присутствия здесь, в стратегиуме. Он смотрит на тактические экраны, отдавая отрывистые приказы, и лишь изредка бросает на меня короткий взгляд.
Он улыбается. Я знаю: он улыбается мне.
На спецквест я написал вообще случайно (=. С заданием нам повезло, пол-канона натягивалось на этот глобус легко и непринужденно, поэтому мы просто сидели и перебирали сюжеты. Ну и я как обычно, Локен и весь раскабздец его истории меня не отпускает вот уже который год.
А потом плеер подкинул мне идеальный саундтрек, и я понял, что писать точно надо. Получился не совсем сонгфик, но, кхм, местами. Одну строчку таки впящил.
Впрочем, все равно не очень доволен результатом; местами там есть очевидные (как минимум, мне) дырки, и можно было бы лучше. Надо бы взять себя в какие-нибудь лапки и допилить.
Собсно, саундтрек. Пардон за ютуб, но простоплеер опять упал.
А еще здесь есть пасхалка — одна относительно известная цитата, но в моем вольном переводе. И я до сих пор не знаю, опознаваема ли она вообще, потому как официальный перевод источника цитаты я не то что не читал, а вообще ни разу не видел. Кто найдет, тот будет мимими (=.Название: Последняя нить
Задание: "Орфей и Эвридика"Размер: драббл, 491 слово
Пейринг/Персонажи: Гарвель Локен, Тарик Торгаддон
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Даже войдя в царство теней, ты не можешь никого вывести оттуда. Можешь только отпустить.
...Каждый шаг отдается эхом.
Это не чертоги безумия — он был там, ступал по извилистым коридорам и уходящим из-под ног лестницам. Это — иное.
Молчание царит в залах мертвых, под обрушенными сводами.
Сверху падает снег, кружится медленными черными хлопьями. Нет. Пепел. И на самом деле он ничем, ничем не похож на снег, вопреки поэтическим сравнениям...
Он смахивает хлопья пепла с наплечника, оставляя размазанный черный след на белом керамите. Здесь его броня — белая: не серый металл лишенных имени и легиона, не цвета сменивших имя, обернувшееся предательством; белая, как в те дни, о которых он давно запретил себе думать.
Это — не мир живых, сомнений нет. В мире живых — война, и небо над Террой блестит смертоносной сталью чужих кораблей, и падают один за другим рубежи обороны; в мире живых — отчаяние, и пламя, и безнадежная доблесть.
Здесь — только кружащийся пепел и тени.
И тень среди теней — знакомый силуэт; слишком знакомый. Он подходит ближе, и в свете из ниоткуда может разглядеть лицо.
— Тарик?
— Кто же еще, — да, эту усмешку ни с чем не спутать.
Он реален — или кажется реальным; не призрак, не тень, появлявшаяся порой на краю сознания. Но само это место — слишком призрачно-зыбко, чтобы с уверенностью говорить о реальном.
— Я... умер? Или...
— Или. Мы оба умерли еще на Исстване, Гарви, не забывай.
— Не смешно.
— А я и не шучу. Но ты сам знаешь.
Кому и знать, как не ему. Им обоим.
— «Если встретишь меня — убей», помнишь?
Он помнит, конечно. Он помнит демона. Хуже, чем демона — тварь с голосом брата и его смехом, тварь, обещавшую ему место в рядах предателей... Тварь, которую он прикончил прежде, чем очнуться здесь. Он знает достаточно о демонах, чтобы понимать — убить их навсегда невозможно, но надеется, что это — достаточно надолго.
— Мне даже удалось.
— Почти. Остался последний шаг.
— Что?
— Убей меня. Здесь. Сейчас. Последняя нить, связывающая мою душу с этим миром... Звучит как эзотерический бред, знаю, но нам пора бы уже привыкнуть.
Он отводит глаза — невозможно смотреть в лицо тому, кого не сумел спасти однажды и должен сделать это снова. В проломе купола над головой, в черно-синем небе, что-то блестит серебром: луна на ущербе.
— Ну же, не тяни. — Тарик приставляет острие меча к своей груди. — В сердце — попадешь с первого раза, надеюсь?
— Я умею убивать астартес. Теперь уже научился.
«И знаю, что одним ударом в сердце нас не убить», — хочет добавить он, но молчит. Здесь — в этом странном месте, которое и местом можно назвать лишь условно — важно намерение, а не действие. Он до боли стискивает пальцы на рукояти.
Лезвие входит неожиданно легко, точно не встречает на своем пути ни бронированных костей, ни мышц, ничего. Даже крови почти нет.
— Спасибо, — затихающий шепот. Тарик оседает на усыпанные пеплом камни, улыбаясь светло и искренне. Освобожденно.
Он зачем-то поднимает взгляд — и натыкается на тонкий, острый серп новорожденной луны.
Вера моя потеряна, но по-прежнему нерушима.
Он уходит, оставляя за спиной исполненный долг — долг перед братом, теперь исполненный до конца. Там, в мире живых, продолжается война, а значит, он еще нужен. Быть оружием — единственное, что он умеет.
Он не оглядывается.