Совы — тоже котики. Как ни странно, еще и с точки зрения китайского языка (мало было того, что у них панда — это котик).
Смотрите сами: 猫头鹰 (māotóuyīng) — сова. Если разобрать по иероглифам: 猫 (māo) — кот, 头 (tóu) — голова, 鹰 (yīng) — орел/ястреб, то есть в целом получается «хищная птица с кошачьей головой».
Китайцы зрят в корень, я считаю (=.

@темы: хвост от ламатьявэ

---

и еще рассказик, для разнообразия - Тысячники

Строчку "персонажи" я убрал из шапки нарочно, потому что жуткий спойлер, а это тот редкий случай, когда спойлеры действительно лучше не раскрывать заранее (=

Название: Древний ждет
Оригинал: «The Ancient Awaits», Graham McNeill (сборник «Sons of the Emperor», скачать)
Размер: 6406 слов в оригинале
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Трое колдунов Тысячи Сынов отправляются на мертвый мир в поисках неясного видения — и находят того, кто послал этот зов. Находят отголосок первой из битв великой войны.
Скачать: .doc | .epub

«Древний ждет»
Грэм Макнилл

Имена обладали силой.

Любой неофит Тысячи Сынов мог бы сказать вам об этом.

Знать имя вещи значило понять ее, заглянуть в самое сердце ее сути и увидеть внутренние механизмы, движущие ее.

Чтобы подобрать ключ к душе, необходимо было знать ее имя.

Имя могло поведать обо всем. Традиции наименования рассказывали о людях, которые создали их. Этимологические корни раскрывали исторические обстоятельства происхождения, и каждая лингвистическая мутация, которой подверглось имя за время своего существования, рассказывала уникальную историю.

Имена были всем.

Потому-то Вистарио так раздражало, что он не знал имени этого мира. Навигационная карта, которую Муршид эмпатически извлек из стоячих вод обсерватории, не сохранила никакого упоминания о его названии, и отравленные ветра, дующие над выжженными равнинами планеты, лишь только шептали те же тщетные клятвы, что и привели их на этот бесплодный кусок камня.

— Я по-прежнему слышу это, — сказал Ахтар, прижав запыленную перчатку к полустертому символу Рапторов на своем шлеме.

— Мы все это слышим, — огрызнулся Муршид. Он был Атенейцем; он различал плач планеты яснее их всех.

Как-то раз он сказал, что ступать на поверхность мертвых миров было сродни тому, как если бы шагнуть в поток жидкого азота и чувствовать, как мучительный холод просачивается сквозь плоть, пока не застынет всё тело. Дары Великого Океана были многочисленны, но столь же многочисленны были их проклятия.

Вистарио принадлежал к братству Корвидов — в те дни, когда братства еще значили хоть что-то. Он изучил свое искусство под предводительством Магистуса Амона в его медной механической пирамиде, оттачивая свою способность распутывать мириады нитей потенциального будущего. Его интуиция, позволяющая угадывать истинность грядущего, была сильна — но за столетия, прошедшие после отступления с Терры, Корвиды ослабели и были теперь лишь тенью своей прежней славы.

Великий Океан — всегда непостоянный владыка — обернулся кипящим водоворотом психической ярости; последний вздох Воителя до сих пор отдавался эхом, даже столетия спустя после его падения.

Но даже в самых могучих океанах есть отливы и приливы, и порой скрывающая будущее завеса расступалась, позволяя на мгновение заглянуть в бесконечность разветвляющихся вероятностей.

Один такой взгляд остался в разуме Вистарио, точно застрявший зазубренный осколок кремня. Блестящая зеркальная поверхность клинка, в которой он видел этот мертвый безымянный мир, пустой город и скорбную весть родом из времен, уже скрытых под нагромождением мифических аллегорий, — подобно тому, как затонувший корабль исчезает под раковинами подводных обитателей.

Вистарио позабыл видении, сочтя его бессмысленным, выбросил его из своих мыслей и позволил ему свободно парить на эфирных ветрах Планеты Колдунов.

Всего лишь еще один осколок неведомого пророчества.

Никакой пользы.

Во всяком случае, так он думал до тех пор, пока Алый Король не явился в его кристалльной башне, пылающий психической мощью: ужасающее чудовище, полное эгоцентризма и ярости.

— Иди, — приказал Магнус. — Прислушайся к этому сообщению. Найди отправившего его.

***

Прислушайся к этому сообщению.

Найди отправившего его.

Два простых приказа, но выполнить повеление примарха оказалось почти невозможно. Следовать за осколком видения без контекста было всё равно что пытаться поймать мысленный шепот среди разъяренной толпы; тысячи отголосков расходились от источника, и каждый преумножался и изменялся, скрывая все следы изначального импульса.

Они трое покинули Планету Колдунов на борту «Клавис Ауреа» — на корабле, столь измененном хаотической природой этого мира, что даже его первые строители не узнали бы его.

Следуя психической карте Муршида, Ахтар направлял их через беспокойные бездны Великого Океана с помощью видящего камня, исторгнутого из руин Отражающих Пещер.

Наверху, в навигаторском отделении, Вистарио странствовал в третьем исчислении, цепляясь за паутинно-тонкую память своего отброшенного видения. Он воспроизводил его в своем разуме снова и снова, пытаясь отыскать незамеченную прежде подсказку, указывающую на его источник, некое эхо, что могло направить его к дальнейшему пониманию.

Вистарио утратил счет времени — сколько уже продолжался их поиск?

Должно быть, годы, но кто мог сказать точно в измерении, где время первым из так называемых универсальных «констант» прекращало иметь значение.

Он отчаялся хоть раз повторить это видение. Их поиск был тщетным — так можно было бы, прочитав послание в выброшенной на берег бутылке, написать ответ и бросить обратно в волны, надеясь, что он дойдет до адресата.

Но Магнус Красный отдал приказ, и не выполнить его задание — пусть даже невозможное — значило навлечь ужасную расплату.

Лучше не возвращаться, чем вернуться с пустыми руками.

А потом, когда всякая надежда была потеряна... произошло чудо. Словно бы толпа расступилась, словно шепот превратился в крик и открылся его источник. Простая фраза: полная неясных значений, но всё же пророческая.

Древний ждет.

***

Немногое осталось от возвышенного величия города, хотя Вистарио казалось, что когда-то он был прекрасен.

Те, кто разрушил его, подошли к своей работе со всем тщанием. Земля всё еще хранила шрамы орбитальной бомбардировки — столь яростной, что от немалой части поверхности остались лишь пепел и спекшийся камень. Казалось, будто они шагают по плато из вулканического стекла, очертания которого можно было различить лишь с воздуха.

Вистарио закрепил болтер в магнитных захватах на бедре и нагнулся, подбирая изящный осколок тонкого стекла в форме копейного лезвия. Он повертел осколок в руках, и линза его собственного шлема блеснула из зеркальной глубины.

За долю мгновения изображение изменилось.

Вистарио выронил осколок, и тот разбился, разлетаясь на части в неестественном узоре. Он видел значение в расположении этих частей, но ветер разметал их прежде, чем он смог понять, что именно они предвещали.

— Что ты видел? — спросил Муршид, вскидывая болтер к плечу, стоило ему заметить внезапную перемену в ауре Вистарио.

— Не знаю, — ответил тот. — Это было лишь мимолетное видение.

— Что именно? — уточнил Ахтар, обводя руины дулом болтера.

— Множество обвиняющих глаз, словно бы отраженных в разбитом зеркале.

— Видение будущего или эхо прошлого? — спросил Муршид.

— Ты и сам знаешь, что об этом бессмысленно спрашивать, — сказал Вистарио.

Они двинулись дальше, в направлении того, что было сердцем города — он знал это с уверенностью, которую не мог бы объяснить. Здесь было больше всего обломков, и они возвышались огромной грудой — возможно, это был королевский дворец или подобное грандиозное здание.

— Здесь, — сказал Муршид, останавливаясь возле рухнувших блоков из полированного розового гранита, на которых угадывалась спиральная резьба по бывшим фронтонам. — Когда-то это было частью чего-то большего.

— Разве не были мы все? — пробормотал Ахтар.

— Осторожнее, — заметил Вистарио. — Все шепоты рано или поздно возвращаются на Планету Колдунов. Или участь Ультара ничему тебя не научила?

Это заставило замолчать их всех: судьба отколовшегося от Атенейцев культа была слишком жива в памяти.

— Ты можешь восстановить это? — спросил Муршид, вновь обращая внимание на каменные блоки.

— С легкостью, — ответил Ахтар, наслаждаясь возможностью применить свои силы. Взойдя до седьмого исчисления, он поднял блоки, перемещая их с помощью грубой психической силы и поворачивая вдоль их осей, пока все камни не встали на свои места, точно части трехмерной головоломки.

В итоге они сложились в арку семь метров высотой и три шириной, с прихотливыми извивами узоров, вырезанных на каждом циклопическом камне.

Вистарио подошел к огромной арке и задержался, изучая резьбу.

— Похоже на музыкальные ноты.

— Это именно они и есть, — сказал Муршид, наклонив голову набок и прослеживая узоры пальцем в воздухе, точно дирижируя оркестром. — Каждый блок — песня в общем произведении, симфония, запечатленная в камне и исполняемая теми, кто ступал по этим дорогам.

Разрозненные образы промелькнули перед внутренним взором Вистарио при словах Муршида. Видения о поющих и о войне, об огне с небес: финальная какофония, опускающийся занавес в последнем акте драмы...

— Нет, не занавес, — прошептал он. — Первый акт...

Повинуясь некоему странному притяжению, его взгляд устремился к покрытой трещинами террасе на когда-то вымощенной плиткой улице, открывшейся после возведения арки. Плитки блестели пятнами золота в тусклом солнечном свете мертвого мира, и Вистарио опустился на колени, подбирая что-то.

— Что ты там нашел? — спросил Ахтар.

Вистарио повертел предмет в пальцах — точно фокусник в цирке, переворачивающий монету.

Когда-то это был сужающийся к концу цилиндр, но под весом камней он сплющился в диск. Теперь было видно, что это вовсе не золото, но медь; на его поверхности можно было различить полосы от жара и полустертый символ, указывающий на его происхождение.

Вистарио выпрямился, протягивая на ладони свою находку.

— Это болтерная гильза, — Муршид протянул было руку, но отдернул ее в последнюю секунду, стоило ему разглядеть отметку оружейника.

Ахтар, не испытывая подобных сомнений, выхватил гильзу с ладони Вистарио. Он повернул ее, и Вистарио прочитал смятение в его ауре, когда он тоже узнал символ.

— Пожиратели Миров, — непонимающе произнес он.

При его словах взметнулся ветер, и они снова услышали это — пронзительный, диссонирующий психический зов. Теперь он звучал сильнее, ближе. Они чувствовали его скорбь, слышали его ярость, и — более всего — они ощущали его бесконечное терпение.

Древний ждет.

***

Проследовать за психическим криком к его источнику оказалось несложным.

Сама поверхность планеты, казалось, раскрывается перед ними, и прежде перегороженные пути теперь словно пробивали разрушенный ландшафт насквозь, прямые, как великие романские дороги древности. Закономерности, незаметные раньше, стали очевидными, и исходный план города делался всё яснее с каждым шагом к его сердцу.

Ахтар шел впереди, точно нетерпеливая гончая, взявшая след добычи.

Муршид шагал рядом с Вистарио.

— Ахтар не слишком проницателен, но ты-то должен чувствовать, что мы не одни на этой планете? — спросил он.

— Я чувствовал... нечто, — согласился Вистарио. — Ты можешь определить, что это?

— Могучий разум, — сказал Муршид. — Но больше я ничего не могу сказать. Всякий раз, когда я пытаюсь сконцентрироваться на его мыслях, он ускользает от моего восприятия.

— Мы ищем нечто, чего желает Алый Король, — сказал Вистарио. — Нам следовало ожидать, что мы окажемся не единственными в этих поисках.

— Верно, но если нечто пытается препятствовать планам Магнуса Красного — этим не следует пренебрегать.

— Сделай, что можешь, — приказал Вистарио.

— Я сделаю, но меня беспокоит вовсе не то, что явилось сюда, чем бы оно ни было. Что по-настоящему меня тревожит — то, что передает это послание, знает о нашем присутствии.

— Значит, не только мне кажется, что нас ловят, точно рыбу на крючок, — сказал Вистарио.

— Да, — согласился Муршид. — Не только тебе.

Путь привел троих воинов Тысячи Сынов к глубокому провалу в земле — нечто массивное, упавшее с небес, оставило этот след. Провал вел в черную бездну, словно врата в некую мифическую преисподнюю.

— Не лучшее знамение, — сказал Муршид.

— Разве мы ожидали чего-то иного? — ответил Вистарио. — Но ловушка перестает быть ловушкой, если добыча знает об охотнике.

И снова Ахтар зашагал вперед первым.

Внутри царила абсолютная темнота, но сенсоры их брони с легкостью проницали ее. Камни этого мира были оплавленными и блестящими, искореженными невообразимым жаром. Путь уходил вниз под крутым наклоном, пока не вывел их в обширное сводчатое пространство, полное взмывающих арок, высоких стройных колонн и разрушенных залов.

— Катакомбы? — предположил Ахтар.

Вистарио проследил взглядом изгиб купола наверху до того места, где конструкция была разрушена. Пыль сыпалась сверху, и тонкие лучи света копьями вонзались в темноту.

— Нет, — сказал он. — Частично это находилось под открытым небом. Здешние строения были как над землей, так и под ней.

— Город секретов и лжи, — сказал Муршид, опускаясь на одно колено и прижимая ладонь к земле. — Одно лицо открыто, но это была лишь покорная маска. Змеиный лик скрывался под ней.

Шепоты кружили на ветру, тысячи бормочущих голосов на самом пределе слуха. Вистарио чувствовал их гнев, настороженно глядя, как пыльные смерчи закручивались на периферии зрения. Его шаги тревожили жесткий песок, и Вистарио слышал едва различимый хруст, словно он ступал по обратившимся в пепел останкам населения этого мира.

«Кто знает, — подумал он, — возможно, так и есть».

Извилистая дорога поворачивала, уходя во тьму, и Вистарио двинулся по ней, пробираясь между рухнувших камней и перекошенных балок, изогнутых от чудовищного жара и давления.

— Бомбардировка была запредельной ярости, — сказал Ахтар. — Это место уцелело едва ли не чудом.

— Никакого чуда, — Вистарио указал туда, где под каменной кладкой подземного города проступала стальная арматура. — Эта часть города была спроектирована так, чтобы выдерживать атаки.

— Город наверху был построен человеческими руками, — сказал Муршид. — Культура времен до Крестового похода, если я верно воспринял отголоски Древней Ночи. Зачем бы им строить нечто, способное противостоять ярости Легионов?

— Это поистине тайна, — сказал Вистарио. — Возможно, тот, кто призвал нас сюда, сможет ответить.

Дорога миновала серию бронированных дверей, и после этого грубый поврежденный камень города наверху сменился утилитарной постройкой промышленного здания. Стены состояли из слоев пласкрита и броневых щитов, на потолке виднелись перекрестья стальных подпорок.

Стены здесь почернели, будто по коридорам пронесся огненный шторм, и Вистарио заметил на них силуэты-негативы — там, где стоявшие у стены воины мгновенно сгорели. Их контуры расплылись от времени, но выглядели до тревожного знакомо.

— Ты тоже их видишь? — спросил Муршид дрогнувшим голосом.

Вистарио чувствовал боль, которую испытывал воин-Атенеец.

— Я тоже, — сказал он, стиснув зубы.

Они шли всё дальше вглубь планеты, по обитым металлом проходам, спускаясь по извилистым винтовым лестницам и по заброшенным лифтовым шахтам. Присутствие, которое они ощутили на поверхности, задерживалось в разуме Вистарио лишь далеким давлением. Чем бы оно ни было, оно осталось далеко за пределами их восприятия.

— Это была какая-то военная база, — сказал Ахтар. — Может, пусковая площадка.

— Нет, — возразил Вистарио. — Здесь слишком мало места, ни истребители, ни транспорт не смогли бы отсюда стартовать.

— Я знаю, — огрызнулся Ахтар. — Больше похоже на тайную, частную базу — такую мог бы построить планетарный губернатор.

— Возможно, мы следуем за потерянными словами давно мертвого имперского командующего, — сказал Вистарио. — Какая ирония — если его зов услышат воины, которых он счел бы предателями.

— Предателями? — выплюнул Ахтар. — Мы никого не предавали. Это нас предали.

Вистарио поднял руку — как для того, чтобы предотвратить безрассудную вспышку адепта Рапторов, так и для того, чтобы просигналить конец их долгого пути.

— Мы на месте, — сказал он.

***

Несмотря на то, что инфраструктура вокруг базы пережила бомбардировку, сам ангар сохранился далеко не так хорошо, как рассчитывали его строители. Маленький, но способный выйти на орбиту космический корабль покоился в дальнем конце ангара; его корпус был расколот упавшими обломками, а одно из крыльев оторвано рухнувшей балкой. Часть пещеры позади корабля блестела, точно стекло, расплавившись от выхлопов двигателя.

— Похоже, он собирался взлетать, когда обрушилась крыша, — сказал Вистарио. — Успей он на несколько секунд раньше — и мог бы избежать катастрофы.

— Кем бы он ни был, он бросал свой мир на произвол судьбы, — ответил Ахтар. — Он заслужил смерти вместе со своей планетой.

— Мы тоже бросили свой мир, — заметил Муршид.

В ауре Ахтара вспыхнул гнев.

— Нет. Нас вырвали оттуда, когда мы были там нужнее всего, — сказал он. — Алый Король лишил нас возможности сразиться с Волками и заставить их заплатить за их трусливую атаку.

— Мы бы погибли, — сказал Вистарио.

— Лучше так, чем это жалкое существование, брат, — возразил Ахтар. — Нас посылают рыскать в тенях, точно мальчишек-подручных, пока наш господин лишь предается мрачным мыслям о своих поражениях.

Вистарио поднялся в более подходящее для боя исчисление и устремил на Ахтара тяжелый взгляд того, кто заглядывал в будущее.

— Выбирай следующие слова поаккуратнее, брат, — произнес он. — Пусть братства и распались, но то, что было разбито, может быть создано вновь. Мы оба читали пророчество Телумехи.

Ахтар презрительно хмыкнул:

— Слова безумицы.

— Но разве пророки не всегда сходили с ума от того, что им довелось увидеть? — вмешался Муршид, положив закованную в перчатку руку на наплечник Вистарио. — Наш брат-Корвид был не в себе со времен отступления с Терры. Мы так долго жили в Великом Океане, что, возможно, теперь мы все немного безумны.

Напряжение между Ахтаром и Вистарио растворилось.

— Прости меня, брат, — сказал Ахтар. — Быть может, пламя великой войны и остыло, но мое по-прежнему пылает.

Вистарио кивнул:

— Великая война, возможно, закончилась — но долгая война продолжается. Все мы — часть ее, и я верю, что у Алого Короля есть план, с помощью которого ее можно выиграть.

— И ты всерьез веришь в этого? — спросил Ахтар.

— Я должен, — ответил Вистарио. — Это всё, что мне осталось.

Дальнейшая дискуссия прервалась — от останков корабля раздался стук сыплющихся камней и скрежет раздираемого металла. Все трое воинов Тысячи Сынов вскинули болтеры к плечам, поднимаясь в боевые исчисления. Вистарио раскинул вокруг свое сознание в поисках враждебных разумов.

И вскрикнул, когда сила древнего разума пронзила его мозг копьем раскаленной добела силы. Он зашатался — старая терпеливая ненависть вонзилась в него, и так велика была ее мощь и сосредоточенность, что забилось его второе сердце, потому что первое остановилось.

— Вистарио! — выкрикнул Ахтар; его грудь содрогнулась в попытке вздохнуть.

Вистарио поднял руку, переходя от боевых исчислений к защитным. Шаг за шагом он возводил свою ментальную крепость: цитадель, где его разум мог действовать, укрытый от психических атак. Ревущая какофония утихла, и он моргнул, изгоняя пятна ослепительного света под веками.

— Я в порядке, — сказал он, поднимаясь на ноги.

— Что это было? — спросил Муршид, вставая с коленей; вязкая жидкость сочилась с его нагрудника. Сила психической атаки едва не сокрушила Вистарио, но Муршиду пришлось куда хуже.

Ахтар, каким бы невосприимчивым он ни был, тоже ощутил это.

— Это не псайкер.

— Да, — согласился Вистарио. — Четвертое исчисление. Вперед.

Пыль и щебень сыпались с крыши пещеры, потревоженные силой атаки. Но атака, как понял теперь Вистарио, была не психической — звуковой. Чудовищная акустическая волна и диссонантные гармоники образовывали пронзительный воющий вопль, который уничтожил бы их слух, если бы не подавляющие системы брони.

— Осторожнее, Вистарио, — сказал Муршид. — Я чувствую здесь великую ненависть.

Вистарио кивнул, огибая завал упавших камней и стали, выцеливая болтером источник психо-акустической атаки.

Нос корабля раскололся во время неудачной попытки взлета — шестиметровая трещина рассекала его до самого пилотского отсека.

Вначале Вистарио не мог даже понять, что он видит.

Множество проводов отходило от корабля, точно спутанное змеиное гнездо. Они были подключены к странному устройству, функции которого Вистарио не пытался и угадать.

Но самым удивительным открытием было не это.

Заваленный набок, частично раздавленный огромной стальной балкой, рухнувшей сверху, разбитый — и все же очертания дредноута невозможно было спутать ни с чем. Пыль и пепел толстым слоем покрывали его адамантиевый саркофаг, скрывая цвет брони. Одну его ногу оторвало от тела, и левая сторона вмялась так глубоко, что плоть внутри наверняка уже умерла. Его руки — многоствольный пулемет модели «Керес» и силовой кулак с растопыренными когтями — были подняты вверх, словно бы этот древний герой легионов хотел обрушить свою ярость на небеса в последнем своем вздохе.

Под дредноутом лежало нечто, наполовину ушедшее в камень пола пещеры, обожженное настолько, что невозможно было опознать, что это такое. Еще больше проводов змеились от разбитого корабля, уходя как под непонятный объект, так и к боевой машине.

— Дредноут? — переспросил Ахтар, опуская оружие.

— Держи его под прицелом, — бросил Вистарио, осторожно продвигаясь вперед, чтобы лучше разглядеть странное устройство.

Оно выглядело, как чудовищный гибрид музыкального инструмента и пыточного приспособления, созданное безумцем-садистом. Его цвета давно поблекли, но когда-то оно было ярко раскрашено и покрыто причудливыми орнаментами. Оно пульсировало энергией, готовое вновь взорваться хаосом звуков, и Вистарио попытался найти способ отключить его.

Стоило ему протянуть руку, чтобы выдернуть ближайший провод, как раздалось гневное гудение — словно бы механизм был живым и осознавал его намерение.

— Не. Трогай.

Вистарио отшатнулся, услышав этот звук — хриплый, скрипучий выдох через вокс. Развернувшись, он нацелил болтер на дредноута — не такого и мертвого, как оказалось. Его палец на спусковом крючке напрягся, но тут же расслабился: на него смотрели все сразу дула многоствольного пулемета.

— Ты. Не. Он, — произнес дредноут.

Вистарио медленно опустил оружие, поднимая в сторону свободную руку.

Муршид был зажат в кулаке дредноута, тщетно пытаясь сопротивляться силе, способной вскрыть броню Лэндрейдера. Ахтар стоял в стороне, непоколебимо нацелив болтер на саркофаг дредноута.

Жест вызова, не более. Даже если заряд болтера и мог пробить слабое место на теле дредноута, Вистарио и Муршид были бы мертвы прежде, чем Ахтар успел бы сделать первый выстрел.

— Так. Долго. Я... ждал, — сказал дредноут. — Забыл. Имя. Забыл братьев. Только ненависть осталась. Только месть поддерживала меня.

Голос огромной био-машины был полон скрытой мощи. Его речь, сперва запинающаяся, становилась всё яснее, словно сам факт того, что он обращался к воинам перед ним, возвращал память о словах.

Приглушенный свет начал разгораться в растрескавшемся аугметическом шаре — всё, что осталось от сенсориума боевой машины. Мог ли дредноут видеть их, и что мог он решить, разглядев цвет их брони?..

— Из какого вы легиона?

— Пятнадцатый, — сказал Вистарио.

— Сыновья Магнуса Красного. Циклопа. Алого Короля. Верховного Чародея, владыки Просперо. Как поживает сейчас Пятнадцатый, спустя столь долгий срок? Скажи мне, что вы не попали в ту же ловушку, что мои братья. Скажи мне, что вы не сдались и по-прежнему стоите рядом с нашим отцом.

«Он не знает, — подумал Вистарио. — Заключенный здесь все эти годы — он не знает. Как это может быть?»

— Тысяча Сынов не сдались.

— Может быть, я раздавлен и едва цепляюсь за жизнь, но я способен различить уловки, когда слышу их.

Вистарио пожал плечами:

— Правда тебе не понравится.

— Понравится мне правда или нет — не имеет значения, — сказал дредноут. — Правда — всё, что у нас есть. Это наш щит против лжи. Когда факты искажаются, становясь оружием, ничто доброе не может выжить. Император научил меня этому, но слишком немногие из нас приняли этот урок к сердцу или поняли, насколько он важен.

Вистарио на мгновение задумался, не указать ли на ложь, что лежала в сердце крестового похода Императора, на разлагающее ее действие — точно ядовитая пилюля, медленно растворяющаяся под языком. Но ему не нужно было предвидение, чтобы знать — дредноут убьет его на месте за такие слова.

— Как тебя зовут? — спросил дредноут.

— Малин Вистарио, из братства Корвидов. А тебя?

— Я... тот, кто помнит, — произнес дредноут. — Или я был им. Один из древних мистиков однажды сказал, что такова судьба людей — забывать, но моя память теперь так же разрушена, как и мое тело. Моя цель... она была у меня. Знать. Помнить. Примеры из прошлого формируют настоящее. События из будущего побуждают прошлое.

Вистарио вдруг остро осознал, насколько ненадежно его положение. Дредноут был очевидно безумен, проведя долгие столетия в изоляции, без технодесантников, которые поддерживали бы сложные биомеханические циклы его существования и позволяли бы ему погружаться в сон.

— Что ты должен был знать? — спросил он.

— Что знать, спрашиваешь ты? — раздраженно проскрежетал дредноут. Громыхнули ржавые затворы, досылая пули в стволы пулемета. — Неужели в Пятнадцатом больше не осталось тех, чья задача — знать? Видеть всё! Когда-то я знал всё, что имело значение — имена, даты, места. Важные вещи. Принесенные клятвы. Нарушенные клятвы. Литании лишенных веры. Я — тот, кто помнит. Я — Древний, Хранитель ритуалов.

Внезапная вспышка провидения осенила Вистарио, и он оглядел пещеру вокруг, мысленным взором возвращаясь на поверхность планеты. Он видел искореженный войной мир наверху, когда бомбы падали с орбиты, разрушая город и уничтожая тех, кто защищал его.

— Я знаю, как называется этот мир, — выговорил он, чувствуя, как ужасное его наследие вливается в его разум.

— Да, — сказал дредноут. — Конечно, ты знаешь. Хорус врезал его имя в сердце каждого легионера, неважно, были ли они здесь или нет.

— Это — Исстван III.

— Да.

— А ты... — сказал Вистарио. — Ты...

— Я — Древний Риланор, — сказал дредноут.

***

Древний Риланор.

Вистарио знал это имя. Как мог он не знать?

Рассказы, сотканные вокруг предательства на Исстване III, заполняли целое крыло Пергамской Галереи. Здесь язва в сердце Легионов впервые раскрылась миру, здесь Легионы впервые пролили кровь братьев в открытой войне. Магнус отправлял ковен за ковеном, пытаясь выведать истину у тех, кто сражался в этой битве, желая распутать ее глубинные истоки. Эта задача казалась Вистарио бессмысленной, ведь каждый адепт Корвидов знал — ничто и никогда на самом деле не имело начала. Нельзя было определить единственное мгновение, с которого началось то или иное событие; всегда можно было проследить нити к более ранним моментам и к действиям, предшествующим им.

Попытки привязать происхождение любого события к одному-единственному моменту повергли бы разум в безумие.

Возможно, это уже случилось, подумал Вистарио, вспоминая об отчаянной жажде, которую он предпочитал не замечать во взгляде своего примарха.

Те, кто сражался в выжженном вирусом аду Исствана III, описывали, как воины-лоялисты из Пожирателей Миров, Гвардии Смерти, Сынов Хоруса и Детей Императора месяцами держались против своих братьев, превозмогая невообразимые ужасы перед неизбежным уничтожением.

Единственное упоминание о судьбе дредноута происходило от самого ненадежного из рассказчиков — Люция-мечника: он утверждал, что Саул Тарвиц говорил о подземном ангаре, где, по слухам, укрылся дредноут.

— Почему ты не покинул это место? — спросил Вистарио.

— Я собирался, но сейсмические судороги гибели Исствана оказались глубже и дольше, чем можно было предвидеть. Крыша пещеры обвалилась, и я оказался заперт здесь, как вы можете видеть.

Вистарио взглянул на странное устройство, подключенное к внутренностям разбитого корабля.

— А что это такое?

— Разновидность акустического оружия. Несколько моих бывших братьев нашли это место и пытались убить меня. Они потерпели поражение, но мощь их оружия искалечила меня и оставила в том виде, что вы видите сейчас.

— И ты переделал его — во что? Нечто вроде сигнала о помощи?

Вокс-кастер дредноута скрежетнул — Вистарио решил, что это был безрадостный смешок.

— Сигнал о помощи? — сказал Риланор. — Нет, приманка.

— Приманка для чего?

Шорох мертвой кожи, скользящей по камнях, заставил Вистарио похолодеть.

Шелковисто струящийся голос ответил на его вопрос.

— Для меня, — произнес он. — Разве не так, Риланор?

Вистарио раскрыл рот, видя, как огромный змеиный силуэт появляется из теней пещеры. Многорукий, извивающийся и прекрасный, со снежно-белыми волосами, рассыпавшимися по ослепительному пурпуру его скульптурно вылепленной брони.

— Наконец-то, — сказал Риланор. — Фулгрим.

***

Примарх был чудовищен — даже по мерках воинов, что видели собственного отца ужасающе измененным энергиями Великого Океана. Вистарио чувствовал эфирное пламя, пульсирующее в теле Фулгрима; его способность манипулировать этой силой была велика, но лишена изящества.

Мечи блестели у его пояса, и его глаза обводили пещеру, оценивая представшую перед ним картину. Сколько он уже ждал здесь, наблюдая и слушая? За столетия, прошедшие с Осады Терры, поведение Феникса отрицало всякое рациональное понимание или предсказуемость. Даже сам Магнус уже не пытался разгадать действия своего брата, и потому как мог Вистарио хотя бы начать предвидеть, что Фулгрим сделает дальше?

— Древний, — сказал Фулгрим, скользя по полу гротексными змеиными движениями. — Ты выглядишь ужасно. Позорно, я бы даже сказал.

— Что стало с тобой, мой примарх?.. — полное ужаса отвращение Риланора было различимо даже сквозь помехи вокс-кастера. — Ты — чудовище.

— И это говорит обрывок изуродованной плоти, поддерживаемый лишь отвратительными механизмами, — заметил Фулгрим, огибая их четверых по кругу.

Его бледные глаза были опалесцирующими, без зрачков, лишенными души и всего, что когда-то делало его великим. Взгляд этих глаз скользнул по воинам перед ним с мимолетным интересом.

— Зачем бы Магнусу посылать своих разбитых сыновей на Исстван III? Неужели вы ничему не научились после того, как Волки уничтожили Просперо? Моему брату-отшельнику следовало бы уже усвоить, что его докучливое любопытство приводит лишь к бедствиям.

Вистарио пытался обрести контроль над своим голосом — это всегда было нелегкой задачей лицом к лицу с примархом. Нелегкой вдвое при примархе столь сильно измененном. Но, хотя внешность Фулгрима и была ужасно искажена, ростки сопротивления шевельнулись в груди Вистарио.

— Мы слышали его сообщение, — сумел выговорить он.

— Тем хуже для вас, — усмехнулся Фулгрим, оценивая их положение. Муршид по-прежнему был зажат в кулаке Риланора, Вистарио стоял под прицелом пулемета, и только Ахтар не шевельнулся, безошибочно наведя болтер на саркофаг дредноута.

Феникс приблизился к Риланору.

— Итак, мой старый друг, — сказал Фулгрим. — Ты обратил на себя мое внимание. Что же ты хотел сказать мне? И постарайся изложить это поувлекательнее — в конце концов, у тебя были тысячи лет, чтобы как следует всё обдумать.

Риланор выронил Муршида и, опираясь на скрипящую и лязгающую конечность, выровнял свой корпус. Вистарио увидел, как дула пулемета повернулись прочь от него, следуя за движениями примарха.

Он погрузил свой разум в боевые исчисления, впуская силу Великого Океана в свою плоть.

+Будьте готовы,+ передал он братьям. Вспышка мысли, не более.

Он ощутил их понимание и напряг психические силы, готовясь задействовать свои способности. Противоречивые видения обступили его разум: летящие пули и взрывающиеся снаряды, огонь и неостановимая волна беспощадного разрушения.

Недобрые знамения.

Пыль и щебень ссыпались с брони Риланора — так сыпется песок в часах. Открылись новые части загадочного предмета под телом дредноута, и стало видно, что гудящие энергией провода идут от саркофага Риланора к открытой контрольной панели.

Вистарио ощутил, как заледенела кровь в его жилах: он понял наконец, что это такое.

— Неужели и вправду прошли тысячи лет? — спросил Риланор; его голос стал сильнее, точно исходил из далекого прошлого, и наполнен был бесконечной скорбью и терпеливым сожалением.

— Именно так, — Фулгрим придвинулся ближе. — Подумай обо всем зря потраченном времени. Обо всей славе, которую ты не стяжал, обо всех победах, которых ты лишился.

Риланор издал еще один рокочущий смешок.

— Слава? Ты полагаешь, я искал славы? До чего же мало ты понимал свой собственный легион. Да, я в самом деле отточил до совершенства то, что ты должен услышать, — сказал Риланор, когда Фулгрим протянул руку, чтобы коснуться его. — И хотя я уверен, что ты сочтешь это увлекательным, но не я скажу это.

Усмешка Фулгрима померкла, когда он тоже разглядел, что скрывало тело дредноута.

— Нет, — выдохнул он, словно бы мог остановить то, что должно было случиться, одним словом.

— Да, — сказал Риланор, отправляя активирующий импульс к заряженной боеголовке невзорвавшейся вирусной бомбы.

***

Вистарио увидел момент взрыва за долю секунды до того, как бомба в самом деле взорвалась. В одно мгновение перед ним предстало видение стремительно распространяющегося вируса Пожирателя Жизни, поглощающего их и тут же тающего, как иней под солнцем. Он видел, как их обреченные тела превращались в воспроизводящие самое себя фабрики плоти, в которых гипер-эволюционирующие вирусные штаммы мутировали и находили всё новые способы уничтожения органического материала.

Всё это он увидел за краткий миг, на вздохе между жизнью и смертью, в ускользающе-мгновенном провидении неизбежного будущего.

Но адепту Корвидов довольно было и краткого мига.

+Ахтар!+

Уже успев подняться в грубые, боевые исчисления, Ахтар высвободил свою силу в ту же секунду, когда замкнулись контакты детонатора вирусной бомбы. Оболочка боеголовки разлетелась на части, сердце бомбы взорвалось, и изолированные вирусные компоненты смешались в точно отмеренных долях, начиная неостановимую реакцию. Пламя плеснуло мучительно медленным движением, окутывая саркофаг Риланора, словно текучий прометий.

+Долго я это не удержу!+ выкрикнул Ахтар; его силы Рапторов были напряжены до предела, задерживая взрыв. Вистарио мысленно потянулся вперед, вливая в брата свою силу, и почувствовал, как Муршид делает то же самое.

Фулгрим рассмеялся, глядя, как неотвратимая смерть медленно скользит по телу дредноута.

— Вот, значит, как? — сказал он. — Ты хотел заманить меня сюда, чтобы убить?

Риланор поднял пулемет, но Фулгрим — быстрее ртути — поймал оружие и раздавил прежде, чем он успел открыть огонь.

— Нет, я так не думаю, — сказал примарх, без усилий отрывая руку от тела дредноута. Искры брызнули от искореженной конечности, и Фулгрим с презрительной гримасой отбросил ее прочь.

— Ты предал нас, — взревел Риланор. — Своих сыновей! Ты привел нас сюда на смерть. За это нет тебе прощения. Никогда! Ты должен умереть от моей руки! Правосудие Императора падет на тебя. Даже Фулгрим Просветитель не может спастись от Пожирателя Жизни.

Фулгрим наклонился ближе к Риланору и покачал головой.

— Ты хочешь убить меня? — оскорбительная жалость сочилась из каждого его слова. — Но почему? Потому что думаешь, будто я предал тебя? Или легион? Ах, Риланор, как же узко ты мыслишь. Если бы ты только мог видеть нас теперь — какими прекрасными мы стали. Мы сияем так ярко, каждый из нас — ослепительное солнце.

Фулгрим нагнулся, погружая руку в дыру на броне дредноута. Он улыбнулся, прикрыв глаза, и скользнул языком по губам, просовывая руку глубже.

— А вот и ты! — сказал Фулгрим, и вокс-кастер Риланора яростно заскрежетал. — Живой и извивающийся. Я чувствую твою панику. Какой изысканный вкус!

Риланор взмахнул силовым кулаком, окутанным пламенем. Удар пришелся Фулгриму в плечо, но психические силы Ахтара задерживали не только взрыв вируса. Фулгрим лишь засмеялся, отмахиваясь от медлительной атаки, и одной из нижних своих рук вытащил мерцающий меч явно чуждого происхождения. Клинок взлетел в жестокой и точной арке, рассекая броню и сервомышцы.

Рука Риланора беспомощно упала с ним рядом.

Вистарио смотрел, как вирусный огонь распространяется по корпусу дредноута, проскальзывая внутрь, за измятые пластины брони. Риланора не заботило, выживет он или погибнет — только то, что Фулгрим должен умереть вместе с ним.

— Не. Делай. Этого! — проскрежетал дредноут.

— Почему нет? Я твой повелитель — я могу делать всё, что захочу. Я могу раздавить тебя — или возвысить. Вернуть тебя в легион. Прими дары Темного Князя — и ты будешь шагать рядом со мной, вновь облаченный в плоть. Ты можешь стать кем угодно, мой старый друг! Я создам из тебя нечто бесконечно прекрасное, ты будешь богом для смертных!

— Никогда! Всё, что осталось между нами — это то, что мы умрем вместе! — прогрохотал дредноут; верхняя часть его корпуса пылала голубым пламенем. — Я — Риланор из Детей Императора. Древний, Хранитель ритуалов, Досточтимый Палатинского воинства, и гордый слуга Императора человечества, возлюбленного всеми. Я отвергаю тебя сейчас и навеки!

Фулгрим снова рассмеялся:

— Прости, но разве я сказал, что предлагаю тебе выбор?

Примарх вытащил руку из саркофага Риланора, сжимая склизкую массу плоти, истекающую жидкостью. Вязкие потеки капали с его пальцев; он был похож на повитуху, держащую новорожденного младенца. Из разорванных шлангов сочилась амниотическая жидкость, застоявшаяся настолько, что наверняка отравляла Риланора с каждой секундой.

— Я переделаю тебя, брат мой, — сказал Фулгрим. — Ты будешь моим величайшим достижением.

Пусть даже от тела Риланора осталось немногим больше, чем ошметки мяса, Вистарио ощутил его ужас перед этим последним осквернением. Невозможность избежать судьбы, где он превратится в то, что сильнее всего ненавидел.

+Что нам делать?+

Вопрос принадлежал Муршиду, но связь между воинами Тысячи Сынов была столь сильной, что воспринятые Атенейцем эмоции распространились на всех троих.

Вистарио чувствовал бесконечную ненависть Фулгрима, его жестокое наслаждение отчаянием Риланора и беспомощностью Тысячи Сынов. Примарх Детей Императора упивался своей высокомерной гордыней — эта черта, как Магнус не раз говорил Вистарио, была заметна в нем задолго до падения.

Но сильнее всего остального, сильнее даже злобы Фулгрима, Вистарио ощущал гордость и честь Риланора — несгибаемую сердцевину истинного величия, что заставила его пойти против своих братьев, из-за которой он погрузился в манию безумия под поверхностью мертвого мира.

Вистарио посмотрел на Фулгрима, взвешивая и оценивая — и не нашел ничего достойного в нем.

Его воины почувствовали решение в тот же миг, когда оно было принято.

+Примарх Фулгрим!+ передал Вистарио. +Риланор заслуживает лучшего, чем ты.+

Примарх поднял взгляд: его сияющие прежде глаза теперь были черны и наполнены темнейшим из ядов.

+Он заслуживает лучшего, чем все мы.+

Он вскинул болтер и выстрелил в затылок Ахтару. Голова Раптора взорвалась, и с его смертью психические силы, задерживающие взрыв бомбы, исчезли.

Вистарио увидел огонь.

И — снова — всё живое сгорело в этом огне.

***

Во время второй смерти Исствана III Пожирателю Жизни понадобилось куда меньше времени, чтобы выгореть дотла. Первая смерть этого мира забрала восемь миллиардов жизней, угасших за несколько часов, когда Хорус запустил бомбардировку с «Мстительного духа». Столь обильным было топливо смертной плоти, питавшее ярость вируса-убийцы, что психический крик — как говорили — затмил даже сам Астрономикан.

Из подземелий города восстала тень — угли и пепел, складывающиеся в змеиные очертания, удерживаемые паутиной демонической энергии. Даже токсины вируса, созданные древней наукой, не могли уничтожить то, что порождено было темнейшими силами варпа.

Тело Фулгрима уже сплетало себя вновь, но душе его был нанесен удар. Ибо никакая боль, никакие страдания и никакие муки не могли ранить подобное создание так сильно, как отрицание его величия.

И это была окончательная победа Древнего Риланора.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous

---

Как не надо делать: не заливать в интернеты аудиокнижки одним куском. Хочется, знаете, немного укусить этих людей. То есть, конечно, в первую очередь сказать им большое спасибо за то, что заливают — но и разок укусить тоже.
Нет, файл размером почти полтора гектара — это нормально, в плеер-то помещается. Но это же девять с половиной часов. А переключить никуда нельзя, это же придется записывать, докуда дослушал, и потом мучительно искать это место на мааленькой дорожке трека. (телефон-для-слушания-музыки у меня старенький и тупенький, запоминать позиции в оставленных треках не умеет, всё лапками надо делать)
В общем, книжку я слушал где-то неделю, не меньше. Она даже неплохая, но я слегка утомился.
Зато включаю теперь музыку — и хорошо-то как (=. К вопросу о положительных эмоциях (хотя, конечно, получены они методом «купи козу — продай козу», но тем не менее).

@темы: лытдыбр

---

а вот кому немного космодесанта?

Внезапно перевел рассказик. Ангелы пиздеца разрушения и их примарх во всем ужасающем сиянии своем (=.

Название: Сошествие ангелов
Оригинал: «The Passing of Angels», Jonh French (сборник «Sons of the Emperor», скачать)
Размер: 4680 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Сангвиний, Кровавые Ангелы
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Вы и человечество можете претендовать на свет, что останется после наших деяний, но я могу утверждать лишь одно: что я знаю свою природу. И даже в мифах прошлого ангелы не были созданы для милосердия».
Скачать: .doc | .epub

«Сошествие ангелов»
Джон Френч

«Если бы богов не существовало, человечество призвало бы их к бытию.
Если бы бог существовал, Он волей своей пробудил бы к жизни чудовищ и облек бы их светом небес».
— приписывается Неназываемому Королю

Я не хочу быть здесь. Я не желаю этого настоящего, и еще менее желаю будущего, что следует за ним. Но будущее — неизбежно.

Моя голова склонена, глаза закрыты, и я слушаю, как настоящее проносится мимо.

Гудение и пощелкивание сервомышц брони...

Дыхание, дрожащее под чернеными серебряными шлемами Воинства...

Ветер, скользящий по обшивке «Штормового орла», когда тот несется по рассветному небу...

Огонь, струящийся с крыльев, точно перья...

Ветер, летящий среди облаков...

И за пределом этой воздушной скорлупки — тишина...

Тишина.

Здесь, за краем неба, — единственное место, где по-настоящему тихо. Музыка сфер — это вовсе не звуки. Это тишина, застывшая между землей и луной, тишина, что отмечает путь комет и поет о рождении звезд. Это небеса — те, с которых ангелы непросвещенного прошлого созерцали тварный мир внизу.

— Мой господин.

Это Алефео. Я слышу неправильность в его голосе — старая рана в горло, до сих пор не зажившая. Я слышу контроль, и почтение, и за этим всем — боль.

— Мы достигли отметки высадки, — говорит он.

Я открываю глаза, и мир немедля устремляется через них и окружает меня — светлый, темный, всепоглощающий. Я вижу Воинство Разрушения. Я вижу шрамы и ожоги на их алой броне. Мои чувства мгновенно запечатлевают каждый угол очертаний, каждое изменчивое пятно цвета, каждую дрожь движения. Каждая наносекунда складывается в полную картину, непрестанно, и каждый взмах руки или взгляд в сторону заставляют вселенную разбиваться и вновь воссоздавать себя перед моим взором.

В каждом наимельчайшем мгновении жизни сокрыто так много — столько всего, что не могут видеть люди. Мое восприятие обрабатывает бесконечный поток деталей, разделяет их на слои. Я вижу следы патины на каплях-слезах, украшающих щеки маски Алефео. Пять капель. Вторая из них на микрон сдвинута в сторону. Мастер-художник, сделавший маску, был потревожен во время работы. Вторжение нарушило его внутреннее равновесие. Ему потребовался всего один удар сердца, чтобы вновь взяться за инструменты, но в это время ущерб его работе уже свершился. Я вижу это в ошибке, и я чувствую изъян в своем сердце.

Я спохватываюсь и возвращаю свои чувства назад, на уровень тех существ, что стоят рядом со мной — моих жестоких и прекрасных детей. Мне нужен лишь один взгляд, чтобы прочесть их намерения и их сердца. Сколько значений в том, как Алефео опускает голову, и еще больше — в том, как его рука лежит на рукояти пристегнутого к поясу болтера. Я вижу тяжесть его страхов, пусть даже эти полу-ангелы не ведают страха. Невозможно вырезать сердцевину страха из человеческой природы, можно лишь заставить их не слышать криков. И внутри эти ангелы смерти — созданные, чтобы приносить просвещение, подобное удару молнии — внутри все они кричат.

— Люки открываются, — голос пилота эхом отдается в отсеке.

Пульсируют красные лампы. Ревут сирены. Люки в боковой стене скользят в сторону, открываясь. Звук и воздух вырываются наружу, в светлеющую ночь. Я вижу «Штормовых орлов», «Грозовых воронов» и «Громовых ястребов», следующих за нами из-под купола неба — красные росчерки в глубокой синеве. Как капли крови. Как слезы.

Я шагаю к краю открытого десантного люка. Ветер бьет мне в лицо. Я смотрю вниз — туда, где вершина города-горы поднимается из запятнанных рассветом облаков. Я поворачиваюсь спиной, балансируя на краю. Шестьдесят серебряных лиц смотрят на меня из отсека.

— Не оставляйте никого в живых, — говорю я и шагаю назад в ревущий воздух.

***

Генерал Гален не поднимала взгляда от планов битвы, пока все до единого офицеры не покинули стратегиум. Яркий солнечный свет струился через купол над головой, касаясь теплыми лучами ее склоненной шеи. Она знала эти планы наизусть, но всё равно не поднимала головы.

Он по-прежнему был здесь, по другую сторону стола. Он не шевельнулся. Случалось, ей сложно было смотреть на него — даже после десяти лет войн, проведенных с ним рядом. В каком-то смысле она не знала, что именно увидит каждый раз.

— Прошу вас, генерал, задавайте свой вопрос, — произнес Ангел.

— Я... — она почти вскинула глаза, но спохватилась и принялась перебирать листы полевых донесений. Покачав головой, она вздохнула. — Я полностью осведомлена о всех элементах операции. Дальнейших разъяснений не требуется.

— Но у вас есть вопрос, Гален, — сказал он. Его голос звучал мелодией, чистой, точно единственный удар колокола. — Не все дела войны ограничиваются пулями и приказами. Спрашивайте, что хотели спросить.

Она замерла, не отрывая взгляд от пергамента под руками.

— Почему вы настояли на этом? — наконец, она решилась посмотреть на него.

Сангвиний, примарх Девятого легиона, Архангел Ваала, стоял, залитый холодным светом стратегиума. Кремово-белая туника и тога ниспадали складками поверх мышц и гладкой кожи. Золотые волосы обрамляли лицо, выражение которого говорило о мудрости и понимании. Совершенное лицо, лицо, вызывающее в памяти идеалы человечества. Она встретила его взгляд. Его сложенные за спиной крылья шевельнулись, и она вдруг поразилась, заметив, что перья были не просто белыми, но бесконечных оттенков тени. Он был прекрасен настолько, что казался нереальным, — и он был ужаснее, чем всё, что она видела за полсотни лет безжалостной войны.

— Так должно случиться, — сказал он, и она ощутила, как ужас и восхищение постепенно меркнут. — Вы участвовали в штурме города Н___. Меня не было там, но я видел это в ваших словах — и в тех словах, что вы предпочли не говорить.

Зрачки Гален дрогнули и расширились — воспоминание вернулось...

Когда Н___ взорвали первую бомбу, гравитация на пять километров вокруг перестала действовать. Даже в десяти километрах она чувствовала, как поднимается над землей. Желчь подступила к горлу. Потом она услышала крик адъютанта и посмотрела вверх.

Взрыв разворачивался в безмолвии, поднимаясь всё выше и выше к выцветшей голубизне неба. Он дрожал, точно рябь на воде. Он казался ей полупрозрачным. Тысячи крохотных точек плясали в расширяющейся колонне взрыва. Она моргнула. Кожу на лице покалывало. Затем она поняла, что точки были людьми: десятки тысяч солдат, которых она послала в город, и сотни тысяч тех, кто жил там. Свет изгибался и сворачивался внутрь. Пятна тьмы росли и лопались, как пузыри. И тишина распространялась всё дальше, точно звук уничтожен был жестокостью того, что она видела. Секунды растягивались в вечность, пока колонна изломанной реальности не коснулась купола небес.

Тогда она рухнула.

И всё внутри перестало существовать.

Воздух устремился в освободившееся место. От резкого перепада давления у Гален лопнули барабанные перепонки; взрывная волна разметала ее офицеров и их транспорт.

Там, где взорвалась бомба, не было ничего. Только черная рана, что висела над землей, точно туман, втягивая в себя свет.

Гален моргнула, и воспоминание исчезло во взгляде Сангвиния.

— Но даже так, мой господин, даже если Н___ готовы использовать такое оружие...

— Дело не только в бесчеловечности того, что они сделали. Сопротивление истине — это трагедия, но оружие, которое мы выбираем для сражения, остается в вечности. Император постановил, что нельзя допустить существование подобного оружия, и использование его навлечет Его гнев.

— Я уже сказала — я понимаю, что должно быть сделано, но, мой господин...

Он склонил голову. Она почувствовала, как дыхание замерло в ее легких.

Было нечто в его жесте — нечто столь простое, столь человеческое. Когда он поднял взгляд, от боли на его лице она едва не вскрикнула.

— Я тоже понимаю, генерал, — он протянул руку и взял ее ладонь в свои. Его взгляд был по-прежнему тверд, но ей показалось, что тень омрачает его лицо. — Вопрос, ответ на который вы хотите знать — не почему я настоял на этом, но как я могу совершить подобное.

— Оружие, которое мы выбираем для сражения, остается в вечности, — сказала она ему.

Он кивнул, услышав собственные слова, но она видела лишь, как жестче стали его глаза.

— И я — создание Императора, Гален. Хотя я — Его сын, но я был сотворен его искусством, а не рожден. Я — таков, каким он создал меня. Я был создан, чтобы исполнить свою функцию для человечества.

— Но, делая это, как можем мы утверждать, что мы лучше, чем те люди, которых мы хотим насильно привести к свету?

— Мы не можем утверждать этого, — он повернулся, глядя в сторону. Его зрачки исчезли, утонув в свете, льющемся из стеклянного купола наверху. — Вы и человечество можете претендовать на свет, что останется после наших деяний, но я могу утверждать лишь одно: что я знаю свою природу. — Он вновь обернулся к ней, и взгляд его был ясен. — И даже в мифах прошлого ангелы не были созданы для милосердия.

***

Я падаю сквозь свет новорожденного дня — один. За моей спиной Воинство Разрушения падает со мной вместе. Облака проносятся мимо. Город-гора растет под нами, туман скатывается с его склонов. Я вижу многоуровневые террасы и здания за крепостными стенами. Я вижу дороги и людей, движущихся в последних тенях ночи. Светящиеся купола силового поля мерцают, пропуская через себя туман. Орудия на высоких башнях не поворачиваются нам навстречу. Нас недостаточно много и мы слишком малы, чтобы системы их машин обратили на нас внимание. Те, кто установил их следить за небесами, совершили ту же ошибку, что допускали цари древности, прежде чем их владения горели в расплате за гордыню — они забыли старейшие из уроков.

Первый штурмовой катер появляется в поле зрения высоко над нами. Орудия на башнях видят его. Дула взмывают вверх. Энергия струится в зарядные камеры. Вычисления проносятся через кремний микросхем.

Мы падаем, и город поднимается.

Орудия стреляют. Колонны ослепительного света вздымаются в небо, выжигая низкие облака. Раздается визг рвущегося воздуха. Катер уходит в спираль, уворачиваясь от пылающей энергии.

Я вижу силовые поля под нами, их мерцающую оболочку. Фигурки на дорогах и укреплениях смотрят вверх, и одна из них поднимает руку, указывая на нас. Я расправляю крылья, и перья ловят тяжелый от росы воздух. Надо мной мои сыновья активируют прыжковые ранцы. Пламя выхлопов останавливает их падение точно в тот момент, когда мы касаемся купола силового поля и проходим сквозь него.

Над нами горит воздух; под нами просыпающийся город видит нас. Мои крылья распахнуты, и копье в моей руке воздето. Я вижу приговоренных. Я вижу их лица. Я вижу ужас на лице солдата, выходящего на свет позади своего отряда. Я вижу его глаза. Я вижу, что он не был солдатом, пока не началась война. Я вижу, что он уже убивал. Я вижу его страх смерти и его жестокость в дрожи поднимающегося оружия. Я вижу его любовь к жизни в глазах за прицелом. Я вижу всё человечество в этом взгляде. Острие моего копья ударяет его в середину лба.

Первая кровь этой жатвы оседает брызгами на моих крыльях, когда я приземляюсь.

***

Алефео, командующий Вторым Серафическим воинством Девятого легиона, задержал дыхание и начал отсчет. Чувствуя, как время просачивается в его мышцы, он поднял кисть. Ее кончик был черным, набрякшим тяжелой тушью. Он сам растер эту тушь, используя уголь, пережженный из единственного дерева, которое он срубил в лесах Макрэгга в те дни, что провел с Тринадцатым легионом. Рукоять кисти была костяной — из человеческой кости. Пустая внутри, она была легкой и идеально сбалансированной, когда на нее набирали необходимое количество туши. Кость принадлежала его брату-по-рождению, переданная Алефео, когда последний из его родичей погиб в испытаниях за право стать одним из Ангелов.

Он улыбнулся, когда печаль этого воспоминания коснулась его мыслей. Он позволил печали обрести свое место, чувствуя, как она сочетается с избранным им предметом размышлений. Свиток бумаги, висевший перед ним, мерцал белизной свежевыпавшего снега, словно бы сияя в сумрачном свете, что просачивался из высоких окон. Разрушенная крепость, которую они сделали своей базой на время приведения Н___ к Согласию, была наполнена тенями и отмечена шрамами забытых войн, но здесь, в высокой центральной башне, всё же оставалось светло.

Кончик кисти коснулся бумаги. Алефео задержался на мгновение, а затем его мысли развернулись, обретая форму через нервы и мускулы. Кисть заскользила по поверхности бумаги, оставляя черный след. Теперь, придя в движение, она не останавливалась. Плавные черты следовали ритму, заданному биением его сердец и песнью мыслей. Касания кисти, неравномерное течение туши, ее запах по мере того, как она высыхала, — всё это вплеталось в ритм творения.

Закончив, Алефео отступил на шаг и взглянул на то, что его душа вызвала к бытию.

— «И существом моим порождается разрушение», — раздался голос за его спиной. — «И от тени меча моего выпадает роса и поднимается солнце». Древние мудрецы Хараби немало подивились бы, увидев их язык и искусство воссозданными здесь.

Алефео обернулся и опустился на колени одним слитным движением, не выпуская из рук кисти; его черные одежды зашуршали.

— Мой господин, — произнес он.

— Поднимись, — сказал Сангвиний. — Нужно вымыть кисть, пока тушь не засохла.

Алефео повиновался, поочередно окуная кисть в семь каменных чаш с водой и вытирая ее сложенной тканью. Сангвиний сделал шаг вперед, не отводя взгляд от каллиграфического стиха, вьющегося спиралью на бумаге.

— Мертвые языки говорят яснее, чем голоса живых, ты не находишь?

— Мертвы ли они, если кто-то по-прежнему знает их? — спросил Алефео, промакивая кисть мягкой черной тряпицей. — Спетая песня остается песней, даже если она не звучала тысячи лет.

— Ты прав, сын мой, — кивнул Сангвиний и погрузился в молчание, пока Алефео не вернулся с чистой кистью в руках.

— Чем я могу служить, господин? — сказал он, вновь поворачиваясь к своему примарху.

— Я отдал приказ: система Н___ подлежит децимации. Население, приведенное к Согласию, будет рассеяно по Империуму. Другие придут сюда и построят новые города под этим солнцем. Но они и всё, что они создали здесь, перестанет существовать. Их имя будет забыто, их города — стерты с лица планеты.

Алефео молчал несколько мгновений, затем коротко кивнул:

— Это было предрешено, как только они использовали свое оружие.

Глаза Сангвиния скользили по черным словам, выведенным на бумаге.

— Вынесенный приговор требует большего, — сказал он.

Алефео замер без движения, а потом обернулся к чашам с водой, в которых омывал кисть. Он принялся сливать их содержимое в простой глиняный кувшин; чернильные завитки клубились в воде.

— Все мы должны нести бремя своей природы, — произнес Алефео, не поднимая взгляд, пока переливал смешанную с тушью воду из шестой чаши.

— Мы должны. Тяжкая судьба — быть несущими гнев в этот просвещенный век.

Алефео оглянулся, услышав, как негромко звякнул металл — что-то опустили на каменный пол.

У ног Сангвиния лежал шлем. Безмятежное лицо, выкованное из черненого серебра, смотрело на Алефео пустыми глазами. Капли слез отмечали его щеки, и нимб из острых лучей венчал его. Это была посмертная маска, снятая с умирающего брата по легиону в последние его часы и затем отлитая в серебре. Их носили лишь те, кто был призван отринуть свои имена и служить среди Разрушителей легиона. Скрыть лицо за такой маской значило принять на себя бремя жестокости, необходимого зла в век одновременно просвещения и войны. Это было бремя, разделенное всем легионом — быть призванными, а затем отставленными в сторону, когда дело было сделано.

— Я хочу назвать тебя Доминионом Воинства Разрушения, — сказал Сангвиний.

Алефео смотрел на шлем, но не поднимал его. Он по-прежнему держал в руках седьмую чашу с водой. Поверхность жидкости была гладкой, как зеркало.

— Разумеется, мой господин, — ответил он, отмечая, как тщательно следит за своими интонациями.

— В этом задании ты не будешь собой, сын мой. Алефео умрет на то время, когда твои руки будут совершать это деяния.

— Но ты всегда остаешься собой, мой господин. Если я должен быть частью этого, почему мне даровано искупление обезличенности, когда оно не дано тебе?

Тень боли скользнула по лицу Ангела, и он улыбнулся — черты его в равной мере выражали любовь и печаль.

— Вы все происходите от человечества, сын мой, и созданы были из людей. Я же — нет. Тьма, которую мы должны принести, — не то, что я могу отставить в сторону. Под тенью моих крыльев увядает жизнь и кровь орошает землю.

Алефео склонил голову и опустился на колени, чтобы подобрать серебряный шлем.

Затем он выпрямился, всё еще держа в другой руке чашу с чернильно-черной водой.

— Я стану смертью, сокрушителем миров, — произнес он и опрокинул седьмую чашу на каменный пол.

***

Мои сыновья опускаются рядом со мной. Гранаты сыплются из них, точно семена. Фосфекс вспыхивает белым пламенем, разгораясь и пожирая камни зданий. Радиационные гранаты падают и безмолвно лежат среди разрастающегося огня. Они не станут убивать сейчас. Они останутся ждать здесь, в тени нашего шествия.

Из башен изливаются войска. Свет дробится на гранях черного стекла их брони. Один из моих сыновей приземляется на верхушку башни. Гранатомет в его руках ревет, рад-снаряд взрывается среди группы солдат. Я чувствую уран и барий — солью в воздухе.

Гудение и лязг отдаются эхом по улицам. Я оборачиваюсь, уже зная, что увижу. Н___ сохранили многие чудеса из эпох до Древней Ночи, но также сохранили и многие из тогдашних ужасов. Создания, что шагают по дорогам из камня и стали, закованы в черные, зеркально блестящие панцири, похожие на надкрылья жуков, и ковыляют на семи ногах. Глаза в стеклянных капсулах усеивают их подбрюшья. Человеческие глаза, лишенные век, налитые кровью, глядящие во все стороны. Эти существа созданы были в наказание за преступления против монархов Н___ — инакомыслие или предательство. Каждое из них — целая семья, чья плоть была отобрана и изменена. Братья и сестры, матери и отцы: их нервы, искалеченные мозги и органы чувств сплавлены в единое киборгизированное тело. Внутри них — слепая ярость и смятение, и стремление убивать.

Я смотрю в скопления глаз ближайшего из них, надвигающегося на меня. Веер тонких и острых игл вырывается из дула его оружия. Мои крылья поднимают меня в воздух. Оно смотрит на меня, отслеживая траекторию взлета черными дулами и налитыми кровью глазами. Я бросаю копье. Оно вонзается в первое чудовище, взрывая его ударом молнии. Осколки стеклянно-черной брони, хромированной стали и плоти разлетаются в стороны. На мгновение запах электрических разрядов перебивает смрад горящего города. Я приземляюсь на спину мертвого чудовища, когда оно падает, освобождаю копье и уничтожаю второго и третьего киборга без малейшей заминки, переворачиваясь в воздухе.

Надо мной я вижу, как поддерживающие силовое поле колонны рушатся с вершины города-горы. Энергетические щиты отключаются мгновенно, с сухим раскатом грома. Штурмовые катера и бомбардировщики выныривают из облачного слоя мгновение спустя. Они сбрасывают свой груз. Инферно-бомбы, цилиндры с фосфексом и радиационные снаряды падают среди рядов уже горящих зданий. Жар опаляет края моих крыльев. Через огонь и над ним идут мои сыновья, мои ангелы разрушения — сребролицые, в темнеющей от копоти броне, стреляя во всё, что движется.

Человек встает передо мной, поднимая оружие, а затем перестает быть — один удар, и я не останавливаюсь. Я среди толпы, что заполняет улицы, выбирая людей одного за другим и повергая их в пламя, раскалывая броню, разворачиваясь, пронзая, разрубая. И я не колеблюсь. Я не замедляюсь ни на секунду, раздумывая или взвешивая. Обреченные бегут от меня, пылая, ослепнув — их глаза вскипают. Я освобождаю их от жизни, проходя через них. Я даже не чувствую, как копье входит в плоть. Выстрелы из укрытий в зданиях треплют мои крылья. Кровь отмечает мой путь, разливаясь волной. Я — не жив. Меня нельзя причислить к живым существам. Я лишь приговор, я — смерть. И сейчас я не чувствую скорби.

***

Хорус Луперкаль, примарх Шестнадцатого легиона, улыбнулся навстречу своему брату, ступившему через порог. Он был без брони — его белый с серым доспех висел на стойке в углу покоев. Вместо этого он был одет в простую черную тунику. Хотя комната была тесной и скудно обставленой, свет единственного осветительного шара не достигал ее углов. Любая из приемных «Мстительного духа», не говоря уже о командном зале, вместили бы эту комнату множество раз, но братья предпочли встретиться именно здесь, в пространстве, которое простой смертный мог бы пересечь за десяток шагов.

— Ты опоздал, — заметил Хорус, не поднимаясь.

— Да, — согласился Сангвиний, оглядывая незамысловатую обстановку: низкий стол с доской для игры и пару металлических стульев. — Но я не хотел лишать тебя возможности указать мне на это. — Он посмотрел на брата с непроницаемым лицом. — Так что я не спешил.

Хорус расхохотался. Сангвиний улыбнулся, усаживаясь напротив. Он был одет в черно-красную мантию, подвязанную на поясе золотым шнуром. Крылья были плотно сложены за спиной, а свои золотые волосы он подрезал коротко, сделавшись похожим на ожившие изображения древних героев. Взяв глиняную чашу, стоявший рядом с доской, он отпил глоток. Хорус смотрел, как его брат медленно кивнул, глядя в глубины темной жидкости в чаше.

— Не знай я тебя, я бы заподозрил, что тебе пришлось немало потрудиться, чтобы отыскать нечто столь отвратительное на вкус.

Хорус отхлебнул из собственной чаши, сделал паузу и нахмурился.

— Ты ошибаешься... — он отпил еще. — Я не слишком старался, — он поморщился и рассмеялся снова. — Но вкус и вправду ужасен. — Он указал на доску между ними. Высокие фигуры, вырезанные из кроваво-алой кости и эбонита, расставлены были на перламутровых и угольно-черных шестиугольниках. — Я отыскал кое-какое новое развлечение, это...

— Вариант игры «уллатур», распространенный среди касты мудрецов Полуденного предела. Почти повторяет по сути своих терранских предшественников, но с добавлением двух новых фигур — Посланца и Исчадия. — Сангвиний подобрал одну из кровавых костяных фигурок и повертел в пальцах, любуясь игрой света на трех ее головах, растущих из одного тела. — Эти сделала слепой мастер Гедосия после того, как утратила зрение. — Он поставил фигурку — на другое поле, не то, откуда взял. — Твой ход.

Хорус приподнял брови.

Сангвиний медленно моргнул.

— Не беспокойся, братец. В этом варианте тот, кто начинает первым, считается в невыгодной позиции. — Он отпил из чаши.

— Я знаю, — сказал Хорус, и передвинул черного ворона, снимая с доски красную старуху. Он поставил фигурку рядом со своей чашей. — Но отрадно, что ты полагаешь, будто можешь дать мне преимущество и выиграть.

— О, я прекрасно знаю, что могу выиграть — мне просто нравится смотреть, как ты думаешь, будто можешь выиграть тоже.

Хорус не ответил, и воцарившаяся в комнате тишина нарушалась далеким гулом двигателей «Мстительного духа», влекущих корабль через пустоту космоса. Стены слегка вибрировали, заставляя вино в чашах идти рябью.

— Тебя что-то беспокоит, — произнес наконец Хорус.

Сангвиний вскинул взгляд от доски. Хмурые морщины пересекли совершенство его лица.

— Как и тебя, — сказал Ангел, забирая две фигурки одну за другой; его Посланник касался доски с сухим стуком, перепрыгивая от одной жертвы к следующей.

— Верно, — кивнул Хорус, меняя местами своих светоносцев и рыцарей. — Но я спросил первым.

Сангвиний откинулся назад. Его крылья чуть дернулись.

— Старый вопрос? — сказал Хорус.

Сангвиний кивнул.

— Парадокс нашего существования, — Хорус вновь перевел взгляд на доску. — Впрочем, это на самом деле не парадокс — просто факт. Мы существуем, чтобы разрушать — и, делая это, мы созидаем.

— Но что ты думаешь о том, что мы должны уничтожить? — спросил Сангвиний.

— Трагедия, необходимость, жертва — всё, что грядет, будет больше и величественней, чем то, что потеряно.

Молчание вновь опустилось между ними, и только фигурки на доске постукивали о полированное дерево и перламутр.

— А что до тебя, брат мой? — сказал Сангвиний. — Твоя звезда светит всё ярче. Твои сыновья славят тебя, становясь лучшими среди всех. Наш отец призывает тебя к себе в войнах и в советах чаще, чем кого-либо из нас... — Хорус не отрывал взгляд от доски. Протянув руку, он коснулся кончиком пальца черного князя. — И всё же ты встревожен.

Хорус поднял взгляд — темный и тяжелый на мгновение — но тут же покачал головой.

— Меня ничто не тревожит. Вопросы — это часть понимания, часть мудрости.

— А если они остаются неотвеченными? — возразил Сангвиний. — Я же вижу, Хорус. Я чувствую. Некая мелочь грызет молчание внутри тебя.

Хорус передвинул князя, но не убирал палец с его резной головы.

— Мы создаем будущее. Мы творим его из крови и идей, из символов и слов. Кровь — наша, и мы — символы. Но идеи? Говорил ли наш отец хотя бы раз с тобой о будущем?

— Много раз, и столько же много он говорил с тобой.

— Он говорил об идеях единства и человечества, о величественных замыслах — но сказал ли он хотя бы единожды, что случится между кровавым настоящим и грядущим золоым веком?

Сангвиний вновь нахмурился, и тени легли на его лицо.

— Подобные мысли не приводят ни к чему хорошему, брат.

Хорус усмехнулся:

— Врачу, исцелися сам.

Лицо Сангвиния не изменилось.

— Настоящее далеко от завершения, Хорус, и будущее хранит еще немало скорби и немало чести. Звезды по-прежнему остаются непокоренными.

Хорус внимательно посмотрел брату в глаза, а затем пожал плечами.

— Но что случится после этого? Что случается с ангелами после того, как создано новое небо и новые земли?

Взяв черного князя, Хорус передвинул фигурку. Ангел взглянул на доску и опрокинул своего красного короля.

— Сыграем снова? — спросил Хорус.

Сангвиний улыбнулся, и хмурое выражение исчезло, точно тающие под лучами солнца облака.

— Еще бы — мне кажется, ты наконец начинаешь играть лучше.

***

Я стою на самой верхней из башен города-горы. Жар пламени дышит в мое открытое лицо. Копоть покрывает мои перья. Мои волосы обгорели, и золото моей брони почернело от огня и крови. Мое лицо покрыто волдырями, обожжено радиацией и пожарами, через которые я прошел. Всё это исцелится прежде, чем я вернусь на свой корабль на орбите этого мира, но сейчас я ничем не похож на ангела света и красоты — я ангел разрушения, от тени крыла которого спящие просыпаются в ужасе.

Алефео приземляется в развалинах подо мной. Его алые доспехи измяты и потемнели от пламени. Он поворачивает ко мне мертвое серебряное лицо, проливающее вечные слезы.

— Всё сделано, — говорит он. Я слышу тяжесть его слов. Он будет нести этот шрам в своих снах, и это просочится в те стихи, что он пишет на языках мертвых. Он поймет тогда, что мы — ангелы. Красота не принадлежит нам; она — то, что мы должны сжечь, чтобы быть тем, что мы есть.

Под нами умирает город; камни зданий начинают плавиться в море огня.

Я поднимаю взгляд. За пеленой дыма облака расходятся, приветствуя рассвет. Солнце касается моих глаз.

— Да, — говорю я. — Всё сделано.

Я расправляю крылья и взмываю в воздух, поднимаясь от пламени и жестокости к свету будущего.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous

---

blood is life

Или вот о чудесах нейминга.
Купил ароматическую свечечку сегодня (очередную, я вообще питаю нездоровую любовь к этим всем вонялкам). Ничего вроде бы примечательного, но название. Название.
SLAY ALL DAY, написано на ней. Рядом на полке стоят аналогичные свечки с надписями типа Good vibes, Light it up, Best day is today. В окружении всего этого мимими кровожадный кхорнатский призыв выглядит еще более очаровательно.
(Впрочем, какие кхорнаты, я же честный сын Сангвиния. Не то чтобы призыв к резне от этого становился менее актуальным, даже наоборот, пожалуй.)
И да, я осознаю, что slay там в глубоко переносном значении, примерно в смысле «гуляй/жги весь день». Но доставляет безмерно.

@темы: лытдыбр, смеющиеся грибы

---

дыбр

Осень еще не совсем осень — деревья стоят зеленые, разве что похолодало немного, да сезонные меню в кофейнях заполняются тыквой во всех формах.

Темнеет раньше. В сумерках активизируется местная фауна: за прошедшие пару недель трижды видел скунсов (возможно, два раза это был один и тот же, места примерно те же), а еноты вообще бегают регулярно и никого не боятся.
Вчера один енот, юный, тощий и наглый, всё ходил вокруг моей скамейки кругами и заглядывал в глаза — видимо, ждал, что дам что-нибудь пожрать. Но последняя печенька — не то, чем я готов был жертвовать, даже ради няшных енотьих глазок.

Опадающие листья (которые к тому же не опадают пока, ну или делают это очень незаметно) здесь вообще-то не жгут, не принято это. Тем не менее, вечером в воздухе ясно чувствуется запах тех самых осенних костров — слабый, но отчетливый.
Возможно, это фантомные костры, кто их знает. Как фантомная осень.

@темы: лытдыбр

---

а теперь — слайды (=

То есть немножечко рекламы во имя распространения бобра добра.

Во-первых, Толкин-команда.
50 с мааленьким хвостиком тыщ слов, АУшка, Арэдель и ее нелегкая судьба (но значительно, очень значительно лучше, чем в каноне). Ну и феаноринги в лице отдельно взятых представителей (Куруфин, как обычно, отморозок, но это комплимент).
Есть няшни нолдор, в том числе пачечка неименных, но очень даже живых персонажей, белериандская повседневность, эльфийская психотерапия, а еще типично нолдорский подход к жизни, включая научное мышление и технический прогресс.


Во-вторых, Масс Эффект.
Постканон, гетско-кварианские взаимоотношения, 23 килослов.
Очень, прямо вот невыносимо мимимишная Тали. И Легион (автор недрогнувшей рукой его воскресил — ну а что, бэкапы никто не отменял). И трогательное налаживание контакта между ними, просто вот обнять и мякать. Межкультурная коммуникация тоже имеет место быть — ну, потому что мало заключить мир, теперь еще жить как-то надо; квариане традиционно упертые, но до них постепенно доходит (=
(Кстати, у команды есть и второе макси, и оно совершенно точно не хуже — но моя любовь к железячкам перевесила).

@темы: фандомное побоище, эпический дискурс, embrace eternity

---

выкладка закончилась, обалдеть

Божечки-кошечки, хорошо-то как. Не надо никуда бежать, ничего писать, переводить, верстать, править, тушить горящий танк и закрывать амбразуры маленькой пушистой тушкой. Можно просто лечь и лежать. И дышать.
Как вы понимаете, это была выкладка макси. Два дня адского марафона и неделя чуть менее адского, недосып, дедлайн, адреналин, невыразимый букет ощущений. Но мы это сделали.
О печальном: одна из моих команд таки слилась, причем по моей вине, о чем я не перестаю сожалеть и чувствовать себя мудаком. Потому что надо рассчитывать усилия по минимальным своим возможностям, а не по максимальным — peak condition же далеко не всегда, и если может случиться факап, то он непременно случится, и когда уже я научусь об этом помнить и применять. Короче, всё было очень плохо, и мне действительно очень жаль.
О не печальном: зато все остальные успели добежать и выложиться, даже если приходилось переводить в десять рук, править опечатки сразу в выкладке, вносить иллюстрации за пять минут до полуночи и совершать прочие подвиги дедлайна. Командочки, вы няши все, просто вот сверхчеловеческие.
Есть очень клевые тексты, но о них будет отдельный пост — с рекламой (=
А я теперь, кажется, собираюсь проспать ближайшие сутки, потому что прошлой ночью спал часов пять, а позапрошлой — три. Депривация сна дает очень интересные спецэффекты, конечно, и даже никаких веществ не надо, но все-таки лучше без нее. Хотя ощущение дивной легкости, которое я поймал вчера вечером, было просто отличное. Но нет.

@темы: лытдыбр, фандомное побоище

---

Вообще, конечно, ничего не пишу в дайрик и понимаю, что глубочайше в этом неправ. Но с этой проклятой ФБ я только успеваю выдохнуть — а тут уже следующая выкладка. Какие-то они сокращенные становятся в последнее время. Или мне кажется.
В легком ахуе изумлении понял, что последняя запись тут была два с половиной месяца назад, и это непорядок.
Вокруг меня все равно происходит по большей части ничего (а еще я ничего не успеваю, и как это согласуется с «ничего не делаю» — непонятно), но тем не менее. Надо выходить из сумрака. Вдруг кто-нибудь еще меня читает (=
Кстати, если мне накидают темы для постов, могу соответственно напищать — был, помнится, когда-то такой флэшмоб...

@темы: лытдыбр

---

Мое утро начинается с неподражаемых звуков хруста черепов, крошащихся под челюстями кхорнатского демона. И так третью неделю, с перерывами на обед и выходные. У нас ремонтируют гараж.
Как вы понимаете, это придает невообразимый заряд бодрости. В комплекте с невозможностью выспаться, потому что ложусь я по дурной привычке в глухую ночь.
Я, кажется, знаю, как звучит та самая симфония боли, страданий и ненависти, про которую так любил говорить Лоргар. Бетонодробилка и отбойный молоток в восемь утра — вот это оно и есть. Закрытые окна слегка смягчают эффект, но ненамного, да и свежего воздуха иногда хочется.

Потом я поделился этим всем с соратниками, и нас, конечно, понесло.
— Представил диверсантов из Несущих Слово, которые имитируют стройку под окнами Жиллимана.
— Перекладывают асфальт на главной площади Магна Макрэгг Цивитас. Даже не имитируют, они на полном серьезе, у них даже официальное разрешение от городского муниципалитета есть. Там вечно какой-то бардак — то демоны, то Керз, то Лев — так что поводов для ремонта хватит.
— Возможно, Жиллиман даже был бы не против наведения порядка, но не в пять утра же! Он спать лег полчаса назад!
— А еще поливальная машина в шесть и газонокосилка в семь!
— «А у нас есть еще газоны?» мрачно спрашивает Жиллиман. «Уже нет, но косить все равно положено, в правилах же написано».
— А еще ремонт фонтанов! Потому что День космодесантника, когда в системе расквартировано сразу три легиона — это испытание не для слабых духом...

@темы: лытдыбр, сорок тысяч способов подохнуть, смеющиеся грибы

---

знакомство с флорой

Когда читаешь книжку, натыкаешься на название дерева, из интереса гуглишь его и обнаруживаешь, что пару дней назад его фотографировал.
Judas tree, оно же иудино дерево, оно же багрянник. Цветет у нас сейчас. Красиво цветет, надо сказать.

@темы: фотофлуд

---

что-то там цветет

Весна у нас все-таки пытается быть похожей на весну, поэтому я буду заваливать вас фоточками. Безжалостно (=.

Крокусы. Больше крокусов богу крокусов.

И не крокусы.

Казалось бы, какое отношение желейные мишки имеют к весне? Но они, ну, символизируют. И к тому же так красиво лежали на асфальте.

@темы: фотофлуд

---

радио упрт возвращается

Иногда я не забываю записывать то, до чего мы с соратниками догоняемся.

*
— Сенсация: Хорус опоздал к осаде Терры.

*
— ...у Ультрамаринов при виде Несущих Слово автоматически включается священная ненависть. Отметка Калта все еще тикает...
— То есть Жиллиман совершенно буквально поставил Лоргара на счетчик?

еще немного

*
Есть версия, что ужасной прической с кудельками Сангвиний обязан тому, что после Сигнус Прайм погиб весь смертный экипаж флагмана, включая личных слуг примарха. И заплетать его стало некому. Ну, на других кораблях остались, но они ведь неопытные... Поэтому результат был специфический.
Другой примарх за такое убил бы. Но, поскольку Сангвиний был милосерден и снисходителен к смертным, он каждый раз вздыхал, говорил «ну, похожу так, ничего страшного» и оставался с кудельками.

*
— Про основание Либрариума: Магнус взял братьев за шкирку...
— «...клыки втянуть, выйти из сумрака!» Ой, не тот канон...
— Этим тоже подходит. Одному клыки, второму перестать прикидываться валенком.

*
— А вот еще концепт: общая оргия всего Эзекариона.
— Да, Абаддона хватает на всех, он же истинный Вармастер.
— То есть Хорус, как Вармастер ложный, с оргиями не справлялся?
— Именно. Потому что был недостоин.
— Да ладно, нормально все было у Хоруса с оргиями...
— Это до падения. А потом, как пустил варп по вене — так и все.
— То есть у него упало ВСЕ?
— Да. Увы. Магнус вот знал, как справляться с негативными эффектами варпа, но Хорусу не сказал, потому что был на него обижен. А Абаддон за время паломничества постиг многие тайны, укрепил волю свою и плоть — ну и вот. Велик и могуч теперь.

*
(по какому-то поводу вспомнили анекдот про «позвольте вам впендюрить»)
— Да, вот как-то так и выглядит тактика Шестнадцатого.
— Не надо, нормальная у нас тактика!
— Ну да, ровно как в анекдоте — но в половине случаев таки впендюриваю!
«...дорогие высокоученые просперийские братья, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, не знакомьте капитана Торгаддона с собранием анекдотов про поручика Ржевского. Мы рискуем это не пережить.
Поздно. Мы уже.
Со всей ответственностью заявляю, что это была диверсия с вашей стороны. Нельзя так подрывать боеспособность братского легиона».

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, смеющиеся грибы

---

плеваццо йадом

Продираюсь через гребаный «Ruinstorm», и мне надоело делать это молча. Сегодня с вами будут вести с полей пиздеца, осторожно.

Добрых слов здесь нет, цензурных тоже не очень много, извините, если что.

Да, до сих пор продираюсь, потому что оно, ну... такое. «Если человек на 80% состоит из воды, то книги Аннандейла по этому параметру следует признать людьми», как говорит товарищ Коршун.
Ладно, вода — это полбеды. Я бы смирился с водой и мог бы мысленно ее отжать, будь в книге, например, сюжет. Или характеры. Но неет. Автор заслужил кубок чемпионата по проеболу: он слил ВСЁ. ВСЕХ. Три примарха, блин — и ни у одного нет ни характера, ни логики, ни внятных мотиваций, ничего. Особенно обидно за Жиллимана, который здесь просто тупое бревно, хотя казалось бы. У остальных дела не лучше. Очень отчетливо видно, что автор просто не справляется.
Боевка в стиле «картон трещал, деревья гнулись». Вот вроде бы Ваха — это такой сеттинг, в котором нельзя перелить пафоса, сделать его излишним и ненужным — но Аннандейлу удалось невозможное. Пафос в описаниях битв выглядит ужасно. Сангвиний, испепеляющий демонов лучами чистоты (не шучу, там реально что-то про purity, причем неоднократно) — удручающее зрелище.
Сюжетные ходы. Покроем их завесой жалости. То есть, конечно, ебанина начала твориться еще с прошлой книги (мотивацию того, что нам !внезапно срочно понадобилось на Терру, я как-то даже откомментировать не в силах до сих пор) — но она же продолжается. И крепчает.
Для начала гениальная идея использовать пленных навигаторов Несущих Слово. (Причем остатки болтающихся в варпе Несунов набежали на Ультрамаринов исключительно для того, чтобы эти пленные у них образовались. Прямо вот видно, как автор притягивал их за уши. Дети, не делайте так в развитии сюжета.) Автор пытается это как бы рационально обосновать, но получается у него только создать впечатление, что Жиллиман не просто тупой, а ОЧЕНЬ тупой. Даже когда упомянутые навигаторы радостно соглашаются сотрудничать, «ибо такова воля Богов» — стоило бы, вероятно, задуматься, что это не такая уж хорошая идея. Но увы, когда ты болванчик, задуматься ты не можешь. Бедный, бедный Робаут. (Навигаторы, кстати, закончились после ровно одного перехода. Срок годности, видимо, вышел. Но легче-то не становится.)
На этом ебанина не заканчивается, потому что дальше нас ждет СТЕНА. Демоническая. То есть, понимаете, шторм, который преграда-поперек-галактики, у нас воплотился во вполне материальную стену. Просто очень большую. ОЧЕНЬ большую, в масштабах звездных систем. Тут уже не просто фэйспалм, а дайте мне шлем с приклепанной к нему перчаткой, потому что — ну, автор, почему у тебя такая бедная фантазия? Почему ты не берешь пример с коллег, ну ведь столько же прикольных хаоситских шняжек насочиняли, ну можно же вдохновиться или хотя бы попросить кого-нибудь придумать, если сам не можешь.
Я уже был готов к тому, что примархи будут биться об стену головой на протяжении минимум трех глав, но нет — сверхчеловеческим мыслительным усилием они додумались до того, что у стены должны быть опоры, и таки реально их нашли. Есть планетка, на планетке есть некие демонические сооружения (конвертированные из имперских) — ура, можно это пящить штурмовать. Картон трещит с удвоенной силой.
И ведь это я всего-то половину прочитал. Чувствую, дальше будет не лучше.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть

---

весны не будет, расходимся

Снег продолжается, зимний пейзаж невыразимо удручает, но хотя бы лед большей частью растаял. Куски льда вчера падали с башни, пробивая купол стадиона и стекла небоскребов (пострадавших не было, но картинки из новостей выглядят внушительно). Суровые канадские сосули.

Для поднятия боевого духа — маленькие, но упорно не сдающиеся крокусы.

@темы: фотофлуд, лытдыбр, Canada notes

---

И о погоде, оно же — пятиминутка страданий.
Снег, ледяной дождь, ветер, с легкостью понижающий и так минусовую температуру градусов на пять, замерзает всё, что только може замерзнуть, пиздец и дизастер. Я сегодня даже на улицу не выходил, забаррикадировался в одеялке и пережидал осаду. Сейчас при взгляде из окна открывается типичный зимний заснеженный пейзаж.
Четырнадцатое апреля, елки-палки. Природа жестока.

@темы: лытдыбр

---

увядающее золото

...здравствуйте, я упоролся в очередной пейринг имени тлена. Спасибо товарищу дель Торо за наше счастливое всё.
То есть это я засмотрел «Хеллбоя»... а там Нуада и Нуала. И все, я пропал. Зашипперил и сгорел не сходя с места. В пепел и прах.
Поскольку сегодня я, как почетный распространитель заразы, уговорил посмотреть еще и соратников и теперь мы в тлене коллективно, устрою-ка я безыдейный пикспам. Просто так (=. Потому что слишком прекрасные эти люди, то есть ни разу не люди, конечно.

(c) cy-lindric

еще арт и пачечка скринов

(c) Maliveth

О эти трепетные братско-сестринские отношения.










Почему она такая няшечка.


А это — няшечка пиздеца. Впрочем, за то и любим, конечно.


И гифки, потому что гифки.

@темы: движущиеся картинки, картинная галерея

---

весна и не весна

Весны у нас все еще нет, то есть вообще совсем, но это ничего. Зато вот крокусы цветут, например.

пять штук

А еще вот не-весна, и она даже еще прекраснее в чем-то.

еще пять

@темы: фотофлуд

---

дыбр

Вялотекущий ремонт, очередное обострение: вчера в порыве трудового вдохновения покрасили вместе с матерью все оставшиеся потолки, стены в зале и коридор. На этом у нас кончился завод, и сегодня никто не красил вообще ничего. И ничего не делал, то есть диван, например, как стоял посреди комнаты, так и стоит. Он довольно неплохо там себя чувствует. А чтобы втащить обратно полки, нужно разобрать баррикаду на выходе из коридора — там лежат коробки с досками, то есть наш гипотетический новый пол, и оставлена не очень широкая щель для прохода. И даже не то чтобы эти доски были совсем уж неподъемные, но, опять же, нам влом, у нас после вчерашнего лапки...
(В предыдущих сериях: сначала мы покрасили в зале половину потолка и одну стену. Потом у нас закончилась краска, оставив на стене веселенькое незакрашенное пятно в форме мумрика, по утверждению соратников. Дня три прогресс дальше не шел — потому что руки не доходили купить краску — и комната стояла, похожая на поле боя. Честно говоря, поле боя она напоминает и сейчас, только с покрашенными стенами.)
Краска для стен проявила исключительное коварство — оказалась темнее, чем мы рассчитывали. А ведь была на образцах такого красивого светло-светло-серого цвета, еще и название оттенка — «Supernova». На название-то я и повелся, честно признаюсь. Впрочем, получилось все равно неплохо. На серые стены можно навесить ярких фиговинок, причем неограниченное количество. Планирую навесить красного и жить в цветах Семнадцатого легиона — а что, красивое же сочетание.
И что угодно лучше, чем бежевый, в который было покрашено всё, от потолка до дверей. К тому же за восемь лет он превратился местами в довольно грязный бежевый и порядком поднадоел.
А еще в процессе покраски мы сняли шторы и решили их обратно уже не вешать, потому что шторы все равно нужны новые. И все бы ничего, но окно у меня тут дивное, во всю стену. Днем солнце фигачит в него так, что жить невозможно. С другой стороны, зато ночью вид красивый.

@темы: лытдыбр

---

ЗФБ — коллажи

Я непостижимым образом ухитрился забыть, что за эту зиму еще и тыцал лапками в фотошоп. И даже для нескольких команд. Поэтому вот.

Идея и подбор ассоциаций этого и следующего коллажа —  Grey Kite aka R.L., и, собственно, это всё тот же его синий постканон.
Название: Спутница
Пейринг/Персонажи: м!Шепард/Лиара Т'Сони
Категория: гет
Рейтинг: G
Исходники: скриншоты из игры, фото из интернета
Примечание: иллюстрация к работе WTF Mass Effect 2018 "Зов"

Название: Follower
Пейринг/Персонажи: м!Шепард-ренегат, Эшли Уильямс
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: скриншоты из игры, фото из интернета

Название: Wings of Vengeance
Пейринг/Персонажи: Темные Ангелы
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: здесь
Размер: 800x850

бонус-версия — обои на рабочий стол (1280x800)

Опять же, за идеи коллажей и шипперские чувства спасибо товарищу Коршуну (=
Название: Three Jewels
Пейринг/Персонажи: human!Сильмарилли
Категория: джен
Рейтинг: R
Исходники: 1, 2, 3
Размер: 900x1000
Примечание: надпись тенгваром — «i Silmarilli Feanarova» («Сильмарилли Феанора»)

Название: По праву Могуществ
Пейринг: Финрод / Галадриэль
Категория: гет
Жанр: AU, романтика
Рейтинг: R
Исходники: фото из интернета
Размер: 600x800
Примечание: AU по концепту священного брака
Предупреждения: горизонтальный инцест

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, почетный рейхсфотошопер, эпический дискурс, embrace eternity