Будни тихого шиппера: если тебе подбросили драббл с тумбочки - переведи его. Ибо (=. Больше фема для бога фема.

Название: Слова
Ссылка на оригинал: тумблр
Размер: 876 слов в оригинале
Персонажи: фем!Шепард / Эшли Уильямс
Категория: фемслэш
Рейтинг: PG-13
Примечание: цитируемые стихи — Альфред Теннисон (а найти переводы их всех я не осилил, увы)
Предупреждение: POV Эшли, изложение от второго лица

And I would that my tongue could utter
The thoughts that arise in me. *

Ее губы — сухие и растрескавшиеся, когда ты целуешь ее впервые, и это по большей части случайность, потому что, вообще-то, она — твое непосредственное командование, а ты не хочешь нарушать субординацию, ты же знаешь, что ничего хорошего из этого не выходит; но она только что вытащила твою задницу из-под обстрела, и ты не можешь не заметить, что между ней и лейтенантом что-то было — не заметить, как она произнесла его имя, тихо и жестко, когда он сказал «вытаскивай ее отсюда» («ее» — то есть тебя, тебя), и ты помогала ей подняться, корабль накренился и она наклонилась к тебе, а потом она произнесла твое имя.
В любом случае, ты знаешь, что не будешь пробовать это снова — потому что, черт, она отшатнулась и попятилась назад, глядя широко распахнутыми глазами, и ты не...
Ты же не дура. Если от тебя так отпрыгивают — значит, ты делаешь что-то не то.
Но она не говорит ни слова, и ты тоже, и ты снова занимаешь свое место за ее левым плечом — везде, куда бы она ни шла, всегда шагая след в след.
Ты служишь Альянсу.

Now slides the silent meteor on, and leaves
A shining furrow, as thy thoughts in me. *

Очередная драка, и на этот раз тебе не везет, ты лежишь на земле, истекая кровью из раны в живот, и думаешь — ну все, вот так я и умру.
Лиара взрывает черную дыру в чьих-то внутренностях, ее лицо — жесткое и беспощадное, и ты думаешь — вот, значит, как?
Шепард закачивает тебе медигель, вкалывает стимулятор, налепляет керамическую заплату на дыру в твоей броне, и ты думаешь — это же негерметично.
Но каким-то образом — непонятно как — вам, всем троим, удается добраться до корабля, и вы опираетесь друг на друга в трюме, Джокер что-то говорит по комму, но ты не слышишь, Лиара и Шепард не отвечают ему, а ты думаешь — может, я и выживу, в конце концов.
Пальцы Шепард вздрагивают, и, опустив взгляд, ты видишь, как они движутся к твоей руке, касаются ее, переплетаются с твоими пальцами — у тебя галлюцинации, ты точно знаешь, это от потери крови — но ее пальцы сжимаются, и ты все еще в сознаниии, в сознании и жива.
Она держит тебя так крепко, что даже больно, но ты только стискиваешь ее ладонь в ответ и продолжаешь так сидеть.
Она тяжело, длинно вздыхает, но все-таки улыбается.

In sleep she seem’d to walk forlorn,
Till cold winds woke the gray-eyed morn. *

Когда ты целуешь ее во второй раз, это уже не совсем случайность — просто ты предлагаешь ей выпить, убираешь назад волосы, она касается твоих губ подушечкой большого пальца, какой-то мутный бар на нижних уровнях, где Шепард проводит ладонью по твоей груди, проводит языком по твоей шее, и ты вздрагиваешь...
И целуешь ее, потому что невозможно иначе, потому что именно об этом — и Теннисон, и все стихи, ведь так, а она вздыхает в твой рот и впивается пальцами в твою задницу.
В эту ночь ты целуешь ее в третий раз, и в четвертый, и в пятый, и в шестой, и ты сбиваешься со счета где-то между баром и комнатой Шепард, где дверь вдруг захлопывается так громко и ты замираешь, по-прежнему касаясь губами ее губ, и она отодвигается, и говорит «Все нормально?» и «Мы не обязаны...» и ты целуешь ее снова. (Сто шестьдесят девятый раз. Ты не сбиваешься со счета. Никогда.)

A little spare the night I loved,
And hold it solemn to the past. *

Вдох, выдох; дышать; поверить. Она мертва.
— Мы должны найти ее, — настойчиво говорит Лиара, хватаясь за твою руку. — Она может быть...
— Ее тело могло только сгореть в атмосфере, — резко отвечаешь ты, и до чего же легко говорить о ней вот так, осторожно и отстраненно. Ее тело, углерод и вода, сгорающее, пойманное притяжением крохотной планеты справа от крохотного солнца.
В конце концов, это всё, чем она была. Всё, из чего состоит каждый из нас. Углерод и вода.
— Но есть же способы, — не сдается Лиара. — Можно сохранить ее ДНК, и через несколько лет мы... должны быть способы, чтобы...
— Она мертва, — перебиваешь ты. — Она мертва, и мы, как минимум, можем оставить ее в покое.
— Эшли, — в голосе Лиары звучит отчаяние. — Мне нужна твоя помощь.
Ты останавливаешься в неуверенности.
— Это не безумие, — говорит она. — Мы можем это сделать.
Вдох, выдох; дышать; поверить. Она мертва.
— Коммандер Шепард, — начинаешь ты, — капитан корабля «Нормандия», погибла в бою в результате столкновения с неизвестными силами противника.
— Эш, — говорит Лиара.
— Коммандер Шепард несла службу с честью и достоинством, и пожертвовала своей жизнью ради спасения своего экипажа.
— Эш, просто послушай.
— Коммандер Шепард, — ты уже кричишь, — исполнила свой долг солдата и офицера.
— Но...
— Она была всего лишь человеком, — огрызаешься ты и отбрасываешь руку Лиары. Она остается стоять неподвижно, шокированная, а ты добавляешь: — У меня есть новые приказы.
Она не отвечает, и ты уходишь прочь.

Yet hold me not for ever in thy East:
How can my nature longer mix with thine? *

@темы: перевожу слова через дорогу, embrace eternity

---

упрлс-радио на нашей волне

Мы с товарищем Коршуном опять как всегда (=

Пришли к выводу, что отношения между Жнецами и Шепардом - это тоже в каком-то смысле пейринг. Трагический юст Предвестника, которому Шепард не дает (=. Две игры подряд не дает, что ни делай.
(А еще понятие "size-kink" в таком раскладе стремительно приобретает новые грани - учитывая, что Жнецы-то пару километров в длину...)

Идиллическая картинка: синяя концовка, глубокий постканон - то есть очень глубокий, несколько столетий прошло; все уже забыли, что Жнецы воспринимались как смерть всему живому - теперь это добрые, заботливые создания... И вот счастливые дети будущего играют плюшевыми Жнечиками. Которых можно обнимать и завязывать им бантики на хвостиках.
Плюшевый Жнечик. С розовым бантиком. Еще и разговаривает, если его потискать. Концентрат умиления.

@темы: embrace eternity, смеющиеся грибы

---

немного ксенофилии в вашей ленте (=

Сегодня какой-то день разгребания черновиков и стряхивания пыли.
Я, конечно, не оригинален с ОТП, но что делать (=.
Название: Стрельба на меткость
Пейринг/Персонажи: фем!Шепард / Гаррус
Размер: 1527 слов
Категория: гет
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: серия зарисовок-oneshots по любимому пейрингу, таймлайн второй игры
Примечания: коммандер Райли Шепард выглядит вот так;

краткая справка

биография - колонист, "единственный выживший", класс - диверсант, репутация - нейтральная с легким перевесом парагонства

1.
...Как жить, если ты мертв?
Дурацкий вопрос, Шепард, говорит она самой себе. Так и жить. Примерно как раньше. Дышать, ходить и разговаривать можешь — ну и хорошо. Еще и драться можешь? Вообще отлично. «Заткнись и греби», как говорили в свое время в учебке.
Вот только... а была она вообще, эта учебка? И вся прочая жизнь заодно? Конечно, разумом Райли Шепард понимает, что — была. И бескрайние поля Миндуара, и огонь, пожирающий эти поля, и Пятый флот Альянса, и Цитадель, и первая — настоящая – «Нормандия»... Только кажется — иногда — будто все это происходило не с ней. Будто ей не тридцать лет, а три сотни.
Она с отчаянием утопающего цепляется за ниточки, связывающие ее с прошлой жизнью. Всего три человека на весь экипаж, трое по-настоящему своих. Никто не удивляется тому, что коммандер то и дело зависает то в рубке, то в медотсеке, хотя никаких дел там вроде бы и нет. Впрочем, чаще всего она оказывается на орудийной палубе. Даром что там-то уж точно дел быть не должно.
Это уже и не ниточка, думает она. Это какой-то канат. Стальной трос.
А ведь он даже не человек — турианин, чужая раса, все такое... Ерунда. Они такие же, как мы — неважно, сколько у них глаз, какого цвета кровь и покрыты ли они чешуей. Кто-кто, а Шепард это точно знает.
И поэтому совершенно неважно, к какому биологическому виду принадлежит единственный... ну, пусть будет «человек» за неимением лучшего слова... которому она может по-настоящему доверять здесь. Просто потому, что никто больше не стоял к ней спина к спине на линии огня. Пролитая кровь — она сближает. Своя или чужая — это уже как повезет.

— Шепард? — Гаррус отрывается от своей бесконечной калибровки. — О чем ты так задумалась?
Моргнув, Райли понимает, что датапад, с которого она вроде бы читала сведения о следующей миссии, лежит у нее на коленях, а сама она, похоже, последние пару минут просидела, уставившись в стенку.
— Ты так хорошо разбираешься в человеческой мимике? — со смешком интересуется она вместо ответа.
— Твою мимику я наблюдаю достаточно долго, чтобы разбираться, — турианин по-прежнему невозмутим. — Так о чем?
— А, ерунда, — махнув рукой, Шепард утыкается в свой датапад. — Будет важное — расскажу тебе.
Гаррус пожимает плечами — кажется, этот жест у обеих рас аналогичен — и отворачивается обратно к контрольной панели.
«Вот за что я тебя ценю, Вакариан, так это за понимание».

Они почти не разговаривают, даром что Шепард приходит сюда едва ли не каждый раз, когда у нее выдается свободное время. Не о чем разговаривать, да и незачем. Можно просто сидеть и думать о том, что вот оно, живое доказательство того, что ты — настоящая. Что ты была. Что ты есть.

2.
...— Слушай, Гаррус, такая фигня выходит... — Шепард старательно отводит глаза, сплетает пальцы в замок и расцепляет их снова. — Я, кажется, слишком сильно к тебе привязалась... То есть никаких последствий я не предполагаю, конечно, но как командующий офицер считаю своим долгом тебе сообщить... — она понимает, что ее уже несет, и заставляет себя остановиться.
— Шепард, — выражение лица Гарруса вынуждает Райли усомниться, что она хоть что-то понимает в турианской мимике — расшифровать эти эмоции не получается. — Как это у вас говорят... В общем, аналогичная фигня.
Тут ее разбирает нервный смех. Турианин терпеливо ждет, не говоря ни слова. Кажется, прикидывает — не нуждается ли непосредственное командование в медицинской помощи?
— Ну и влипли мы с тобой, — отсмеявшись, Шепард качает головой. — Ладно, как-нибудь разгребемся. Я умею решать проблемы, помнишь?
— В первую очередь ты умеешь в них влипать, — как бы невзначай замечает Гаррус.
— Кто бы говорил! — фыркает она. — Ну... ладно, да. Но выгребать я все равно умею.
— О да, мне ли не знать... — его мандибулы чуть приподнимаются — у туриан это означает улыбку, вспоминает Шепард.
— Вот видишь. Все. Отставить переживания.
— Есть отставить, коммандер, — хмыкает Гаррус.

Самое странное, что дальше ничего не меняется. Ну, почти. Те же посиделки на орудийной палубе, те же разговоры, щедро пересыпанные молчанием — того сорта молчанием, что дороже любых слов. Иногда — кажется им — проскакивают какие-то искры между, но они предпочитают не замечать. В конце концов, все ведь в порядке.
Все остается в порядке. Пока они не начинают охоту на Сидониса.

*
...Что-то сдвинулось. Как будто, разрешив ему осуществить эту месть, она сломала некий барьер между ними. (Очередной барьер — наверное, так было точнее?)
Право принимать решения, вот что. Признание за ним этого права.

— Так что ты, помнится, говорил про способы снятия стресса? — Шепард вошла на орудийную палубу, с непривычной тщательностью заперев за собой дверь.
— Эмм... Шепард, ты серьезно? — не то чтобы Гаррус совсем не ожидал ничего подобного, но ей удалось застать его врасплох.
— Абсолютно, — выражение ее лица ясно давало понять, что путей к отступлению здесь нет ни у кого. Он знал этот взгляд — так, чуть прищурившись, она смотрела в прицел винтовки. — И не вздумай прикрываться субординацией, — добавила Шепард, заметив его колебания.
— Вообще-то я хотел напомнить про биологическую несовместимость...
— Фигня, — отрезала Шепард. — Я консультировалась у Мордина. Готова поспорить, ты тоже.
Гаррус с легким смешком отвел взгляд.
— Ага! — торжествующе заявила Шепард. — Вот и не отпирайся.
— Я даже не собирался.
Она вздрогнула от ревербераций в его голосе — едва заметно, но информация услужливо высветилась на экране визора. Те же сенсоры фиксировали и повышенную частоту ее сердцебиения.
— Шепард, да ты никак волнуешься?
— А вот это тебя заботить не должно. Поверь, мне не помешает никакое волнение.
Она сделала шаг, подходя к нему вплотную. Подняла руку, касаясь кожи турианина там, где заканчивалась лицевая броня — теперь была его очередь вздрогнуть.
— Ну же, Вакариан, — она смотрела прямо в глаза, не отводя взгляд. — Как там снимаются эти твои чертовы доспехи?
Это был вызов. И не ответить на него было невозможно.

3.
Конечно, думает Шепард на очередном задании, привычно окидывая взглядом местность в поисках укрытий, конечно, два снайпера в одной боевой группе — это не очень-то рационально. Но, с другой стороны, нельзя же упустить такой случай посоревноваться в стрельбе? И вообще, вместе веселее.
— Вакариан! — рявкает она в коммуникатор. — Прекрати пялиться на меня в оптический прицел!
— У тебя очень... э-э... изящная фигура, — оправдывается Гаррус — впрочем, не особо смутившись.
— Тоже мне, аргумент. Лучше следи за местностью, — Райли замечает красные точки на радаре. — Правый фланг!
Шепард пригибается, прячась за грудой ящиков; почти сразу же в них гулко ударяет очередь из штурмовых винтовок.
Одиночный выстрел откуда-то сзади — и, рискнув выглянуть из укрытия, Шепард видит, как один из наемников в форме «Синих светил» опрокидывается навзничь, прижимая руки к разбитому стеклу шлема.
— Пять-четыре, — доносится по комму голос Гарруса. — Кстати, откуда ты знаешь, куда я смотрю, ты же не оглядывалась?
— Жопой чую! — огрызается Райли.
Ящики разлетаются в щепки от нового залпа, но она успевает перекатиться к штабелям каких-то железок; отлично, эти хреновины можно разве что взорвать...
— Шеп, ты же приличная женщина, — хмыкает Гаррус. — Что за выражения?
Затишье в выстрелах — очевидно, перезарядка. Шепард выпрямляется, пристраивая винтовку на сгибе локтя. Прицелиться. Не дышать. Медленно и плавно спустить курок...
— Пять-пять! — торжествующе заявляет она, пригибаясь снова. — И какая еще «приличная», я с восемнадцати лет в армии. Ты ни с кем меня не перепутал?
— Я, видимо, чрезмерно идеалистичен.
— Оно и видно, — фыркает Шепард. — Турианин-романтик, ну офигеть теперь.
Пауза, выстрел.
— Шесть-пять, между прочим, — замечает Гаррус. — Может, я опять смотрю не туда, но если будешь и дальше так обниматься с винтовкой, я начну тебя к ней ревновать.
— Кто бы говорил. Ты-то сам со своей снайперкой не целуешься только потому, что анатомия не позволяет.
Судя по невнятным звукам в комме, вот теперь он смутился.
Пользуясь моментом, Шепард стреляет снова. Чья-то невовремя выпущенная пуля, отрикошетив от защитного поля, сбивает прицел, и стрелять приходится дважды, разнося вдребезги броню противника.
— Шесть-шесть, — отточенным движением она выщелкивает термопатрон и вставляет новый. — Кажется, сегодня у нас будет ничья.
— Ничего подобного, засчитывается только прямое попадание в голову, — возражает Гаррус.
— Что-то я такого не припомню...
— Простите, коммандер, но я вынуждена вам возразить, — неожиданно вмешивается СУЗИ; она, как всегда, отслеживает канал связи для общей координации. — Офицер Вакариан абсолютно прав, именно о таких условиях вы договаривались перед выходом. Сомневаться в моих схемах памяти, полагаю, нет оснований, — щелчок, и чрезмерно инициативный ИИ снова отключается.
Шепард что-то ворчит себе под нос — неразборчиво, но явно нецензурно.
— Ладно, двигаемся вперед, — командует она. — Мы почти у цели, но счет сравнять я еще успею.
— Не слишком-то надейся. Все знают, кто здесь лучший снайпер.
— А вот это я тебе еще припомню...
Обычное, ставшее почти уже рутиной задание. Она могла бы заскучать, думает Шепард, но разве с такими напарниками заскучаешь.

4.
Как выясняется, перебирать винтовки — на редкость умиротворяющее занятие. Особенно если делать это вдвоем.
Особенно если можно наконец выдохнуть и расслабиться... Ну, относительно выдохнуть, одернула себя Шепард. Угрозу галактике никто не отменял. Но прямо сейчас-то — все же в порядке, Рэй. Ну правда, в порядке. У тебя отличная команда (и даже все живы, тоже мне, суицид-миссия), идеальный — кажется — партнер (даром что не человек, но какая нахрен разница), и лучший во всем обитаемом космосе корабль... Кстати, о корабле...
Шепард задумчиво провела рукой по лбу, убирая лезущие в глаза волосы — и напрочь забыв, что обе руки у нее в оружейной смазке. Перевела взгляд на пальцы — те были полностью черные — представила, что творится на лице и негромко выругалась. По-туриански.
— Да ладно тебе, — Гаррус окинул ее оценивающим взглядом: на лбу красовались три ровненькие полоски. — Еще немного, и выйдет отличный боевой камуфляж. Должен заметить, тебе идет.
— И вот это среди нас называется комплиментами, — фыркнула Шепард.
— Ну, как умею, — развел руками Гаррус. — Кстати, а о чем ты так задумалась?
— Как бы нам угнать «Нормандию», — ляпнула она. — Ну, то есть...
— То есть угнать, — кивнул он. — Все правильно. Это твой корабль. И потом, нам не в первый раз...
— Это уж точно!

@темы: буквы руками, embrace eternity

---

Название: Новая кровь
Размер: 516 слов
Персонажи: Сангвиний, Кровавые Ангелы
Категория: джен
Рейтинг: G
Краткое содержание: некоторые размышления о том, откуда есть пошла традиция использовать кровь примарха при инициации

(Ваал, крепость-монастырь Девятого легиона)
...— Мой лорд, как я уже говорил вам — физическое состояние кандидатов заставляет сомневаться в удачном исходе имплантации геносемени...
— А я говорил и повторю, что не знаю никого, кто был бы более достоин, — отрезал примарх. — Они... они живы?
— Пока что — да.
Сангвинию не нравилось, как звучит это "пока что". Очень не нравилось.
Старший апотекарий продолжал:
— Вы ведь понимаете, условия на Ваале Секундус... ээ... не способствуют. Низкая гравитация, уровень радиационного заражения, степень мутаций... Возможно, нам бы стоило, как я уже предлагал, набирать рекрутов в других мирах...
Апотекарий Солас был родом с Терры. И, как и все терране, время от времени (особенно вспоминая о мутациях) косился на крылья за спиной примарха — честно пытаясь делать это незаметно, но без особого успеха. Они никак не могли привыкнуть. Никто из них. Хотя, казалось бы, уже больше года прошло с тех пор, как обретенный примарх принял командование легионом...
— Может, мне стоило бы с самого начала выбрать планету поблагополучней? — не выдержал Сангвиний. — Нет. Ваал Секундус — мой мир. И племя Истинной крови — мой народ. Я обещал, что приведу их к звездам. И я выполню это обещание. Все ясно?
— Да, милорд.

Он прошелся вдоль ряда саркофагов. Индикаторы на контрольных панелях зловеще мерцали желтым и красным. Что происходило там, внутри, каким изменениям подвергались тела... Об этом не хотелось даже думать.
Он знал каждого из них; лично выбирал, кто из его народа получит честь первыми встать в ряды его генетических сыновей. Пятнадцать человек, все — добровольцы... Мальчишки. Пусть даже на Ваале человек считался взрослым, как только обучался держать оружие и выживать в пустошах — но все равно: мальчишки. Самому старшему из них, Ралдорону — пятнадцать лет. Его сводному брату — тринадцать. Все они выросли на его глазах. Все они — уже его сыновья...
А теперь он убивает их. Он и никто другой. "Ты обещал им свет и славу. Но все, что можешь им дать — это медленную, мучительную смерть". Может, он и вправду проклятый? Порченый?
"Если завтра из саркофагов извлекут пятнадцать изуродованных трупов — ты сможешь смотреть в лицо их матерям?"
От безнадежности темнело в глазах.
Должно же быть хоть что-то. Выход. Способ. Что угодно. Он бы обратился к высшим силам, предлагая любую жертву — но, увы, он точно знал, что никаких высших сил не существует.
"Что не отменяет ценности жертвы, — негромко напомнил внутренний голос. — Кровь — это жизнь, помнишь?"
Кровь. Да. Огонь гасят огнем. Если его собственная ДНК убивает их — то, может быть, она же поможет их телам пережить трансформацию... Никаких гарантий, что это сработает — никаких оснований, только интуиция. Но интуиция еще никогда не подводила его.

...— Похоже, вы заложили новую традицию, милорд.
Сангвиний смотрел, как кровь из его вены перетекает в прозрачные сосуды — чтобы быть сохраненной для следующих новобранцев, если к тому времени примарха не окажется на Ваале. Из пятнадцати, заключенных сейчас в саркофагах, живы были все — и теперь не оставалось сомнений, что их трансформация завершится успешно.
— Традицию? Возможно. Но я надеюсь, что мы найдем другой способ. Более... надежный.
— Что может быть надежней, чем кровь? — пожал плечами апотекарий. — Вам ли не знать.
Сангвиний промолчал. Он знал, конечно же. Знал, что его кровь будет даром и проклятием его сыновей — отныне и навсегда. Но такова судьба, и даже примарх не в силах с ней спорить.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, буквы руками

---

ПЧеньки еще (=

 умный кот, добро пожаловать!

Всем кофе в этом баре (=

@темы: приветствия, (безумное?) чаепитие

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

рубрика "Новости упороса" снова в эфире

Зашла речь о традициях и бэкграунде легионов. Вспомнили, что и на Хтонии, в принципе, та еще гопота, и на Нострамо гопота...
Ну и вот представили - совместная операция Восьмого и Шестнадцатого, подходит Севатар к Абаддону: "Слышь, ты чо такой дерзкий? Ты ваще с какого раёна легиона?"
Что характерно, в каноне примерно так и было дело (=

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, смеющиеся грибы

---

ПЧеньки (=

 ANEMON62, добро пожаловать!

Утренний кофе (=

@темы: приветствия, (безумное?) чаепитие

---

Ой. Зачем я решил поискать в генераторе фоновых звуков какой-нибудь шум поинтереснее... Банальные штуки типа шума дождя или прибоя мне надоели, ага.
Нашел там подборочку, которая называется - внимание! - Anamnesis. Атмосферно так звучит, надо заметить...
Полпервого ночи и вот это в наушниках. Отлично просто.
По ассоциативной цепочке: почему у меня нет аватарок с цитатами Хайона? Надо срочно поставить.

@темы: links_in_the_chain

---

А пока я перевожу на ФБ, выложу еще кусочек "Мстительного духа" из закромов. Точнее, там половина седьмой главы (=.
Локен и Мерсади, канонизация пейринга, ангст, раскабздец, все так плохо, что аж хорошо. Биться головой об доспехи здесь.

читать дальше
~2100 слов

[глава VII]

Локен ступил на холодную причальную палубу орбитальной крепости. Повиснув в сотне километров над поверхностью Титана, окутанная тьмой его ночной стороны, безликая станция медленно вращалась над активным криовулканом. Рассуа легкой рукой привела "Тарнхельм" на причальную палубу, пока каждый ауспекс предупреждал, что она находится под прицелом смертельных орудий.

От вымороженной космическим холодом брони "Тарнхельма" поднимался пар; Локен уже вспотел в своей броне. В гигантском ангаре было достаточно места, чтобы огромные тюремные баржи могли разгружать здесь свой человеческий груз, передавая его в руки стражей крепости.

Отряд смертных воинов в блестящих красных доспехах и серебряных шлемах ждал его у основания трапа, но Локен не обратил на них внимания — его больше интересовал стоящий перед ними широкоплечий ветеран.

Воин был облачен в такую же броню, как и сам Локен, и его лицо, покрытое глубоким загаром и еще более глубокими морщинами, было ему хорошо знакомо. Из-за белых коротко подстриженных волос и аккуратной бороды того же оттенка он выглядел старым. Светлые глаза, видевшие слишком много, казались еще старше.

— Локен, — произнес Йактон Круз — негромко, едва ли не шепотом. — Рад видеть тебя, мальчик мой.

— Круз, — ответил Локен, подходя ближе и пожимая руку старого воина. Хватка была жесткой и цепкой, словно Круз боялся отпустить его. — Что это за место?

— Место забвения, — сказал Круз.

— Тюрьма?

Круз кивнул, явно не желая распространяться о мрачном предназначении безымянной крепости.

— Безрадостное место, — сказал Локен, оценивая голые стены и гнетущий дух казенного уныния. — Не из тех мест, где с легкостью приживаются идеалы Империума.

— Возможно, так и есть, — согласился Круз, — но лишь юные и наивные верят, что войны можно выиграть без подобных мест. А я, к моему глубокому сожалению, давно уже не юн и не наивен.

— Как и все мы, Йактон, — кивнул Локен. — Но почему ты оказался именно здесь?

Круз замешкался, и Локен заметил, как он бросил взгляд в сторону Тисифона, огромного обоюдоострого меча, висящего у него за спиной.

— Ты собрал их? — спросил Круз.

— Всех, кроме одного, — ответил Локен, недоумевая, почему Круз проигнорировал его вопрос.

— И кого ты не смог привести?

— Севериана.

Круз кивнул:

— Он всегда был из тех, кого сложнее всего убедить. Что ж, наше задание просто превратилось из почти невозможного в практически самоубийственное.

— Думаю, именно эта часть его и не устроила.

— Он всегда был умным человеком, — заметил Круз.

— Ты знал его? — спросил Локен и тут же пожалел об этом, видя, как глаза Круза приобретают отстраненное выражение.

— Я сражался вместе с 25-й ротой на Дахинте, — сказал Круз.

— Наздиратели, — припомнил Локен; тяжелые битвы, когда они очищали заброшенные города от машин-падальщиков.

— Да, именно. И никто иной, как Севериан, провел нас мимо охранных схем Силикатного дворца, во внутренние покои Архидроида, — продолжал Круз. — Благодаря ему мы избежали месяцев беспощадной осады. Я помню, как он впервые рассказал о...

Локен привык к манере Йактона Круза пускаться в воспоминания, но сейчас было не самое подходящее время для того, чтобы предаваться его страсти к истории легиона.

— Нам пора отправляться, — сказал он, прежде чем Круз мог продолжить.

— Пожалуй, ты прав, мальчик, — со вздохом согласился Круз. — Чем быстрее я уберусь из этого проклятого места, тем лучше. Необходимость необходимостью, но дела, которые нам приходится совершать во имя этой необходимости, не становятся легче.

Локен повернулся, собираясь вернуться на "Тарнхельм", но Круз не последовал за ним.

— Йактон?

— Это будет нелегко, Гарвель, — сказал Круз.

Локен немедленно насторожился:

— Что будет нелегко?

— Здесь есть некто, кто должен поговорить с тобой.

— Со мной? Кто?

Круз кивнул в сторону тюремщиков в красных доспехах, которые выстроились, готовясь его сопровождать.

— Она назвала тебя по имени, мальчик, — сказал Круз.

— Кто? — повторил Локен.

— Лучше, если ты увидишь сам.

Из всех преисподних, какие Локен только видел и мог представить, мало что могло сравниться с мрачным запустением и безысходностью этой орбитальной тюрьмы. Казалось, каждая деталь в ее устройстве рассчитана так, чтобы сокрушать человеческий дух — от тоскливо-казенной обыденности до давящего сумрака, который не оставлял обитателям тюрьмы и надежды на то, чтобы снова увидеть небо.

Круз поднялся на борт "Тарнхельма", оставив Локена на попечение стражников крепости. Они размеренно шагали и, казалось, ничуть не были озабочены тем, что он был воином Легиона. Для них он был всего лишь еще одной деталью, которую следовало учесть в протоколах безопасности.

Они вели его через сводчатые коридоры из темного железа и гулкие залы, где все еще оставались едва заметные следы крови и испражнений, которые не могла смыть никакая чистящая жидкость. Они не шли прямым путем, и несколько раз Локен был уверен, что они проходили по собственным следам, следуя извилистым маршрутом все глубже в сердце крепости.

Сопровождающие его тюремщики пытались дезориентировать его, заставить его потерять всякое понятие о том, откуда они пришли или в какой стороне находился выход. Такая тактика могла сработать на обычных узниках, уже сломленных и отчаявшихся, но была бесполезна против легионера с эйдетическим чувством направления.

Спускаясь по спиральной лестнице, Локен пытался представить — кто же из заключенных здесь мог назвать его имя.

Это должно было быть легко; Круз сказал "она", а он знал очень немногих женщин.

Жизнь в легионах проходила в почти полностью мужском окружении, хотя для Империума был безразличен пол солдат, которые составляли его армии, водили его корабли и обеспечивали его работу. Большинство из женщин, которых знал Локен, были мертвы — так что, возможно, это просто кто-то, кто узнал о его существовании позже. Сестра или мать, или даже дочь кого-то, с кем он был знаком.

Он слышал отдаленные крики и тихое эхо рыданий. У звуков не было определенного источника, и Локену казалось, будто испытанные здесь за годы страдания были столь сильны, что эти звуки впечатались в сами стены.

Наконец, стражники привели его в зарешеченное помещение, подвешенное над кромешной темнотой. Отсюда расходилось несколько коридоров — узкие даже для смертных и вызызвающие едва не клаустрофобию для воина его размеров. Они двинулись по правому коридору, и Локен различил зловоние человеческой плоти и въевшихся нечистот и пота. Но сильнее всего он чувствовал запах отчаяния.

Его сопровождающие остановились перед тяжелой железной дверью одной из камер, помеченной цифрами и символами какой-то разновидности лингва-технис. Для него это не означало ровным счетом ничего, и, как он подозревал, в том-то и был смысл. Абсолютно всё здесь было рассчитано так, чтобы быть незнакомым и неприветливым.

Замок открылся, и дверь отодвинулась вверх с механическим скрежетом, хотя никто из стражников ее не касался. Дистанционное управление из центрального контрольного пункта, скорее всего. Стражники отошли в стороны, и Локен, не тратя на них лишних слов, пригнулся и шагнул внутрь.

В камеру почти не проникал свет, только рассеянные отблески снаружи, из коридора, но этого было более чем достаточно, чтобы Локен мог различить коленопреклоненный силуэт.

Локен не разбирался в женщинах, и к тому же свободные одеяния не давали возможности разглядеть ее фигуру как следует. Она повернула голову на звук открывшейся двери, и Локен заметил нечто-то знакомое в ее удлиненной к затылку форме.

Из-под высокого потолка раздалось негромкое жужжание, а затем с гудением зажегся осветительный диск. Несколько секунд он мигал, пока не установилось стабильное подключение.

Сперва Локену показалось, что это всего лишь галлюцинация или очередное видение, в котором являются мертвецы, но она заговорила — и это был голос, который он знал по многим часам, проведенным за воспоминаниями.

Он помнил, что она была маленького роста — впрочем, большинство смертных казались ему такими. Ее кожа была настолько черной, что он когда-то думал, не краска ли это, но сейчас, в тусклых лучах осветительного диска, она казалась серого оттенка.

Ее череп был лишен волос, и внутренние импланты придавали ему вытянутую форму.

Она улыбнулась — неуверенно и непривычно. Должно быть, подумал Локен, ей давно уже не приходилось использовать эти мускулы.

— Здравствуйте, капитан Локен, — сказала Мерсади Олитон.

[...]

В камере не было мебели — даже кровати. Только в углу лежал свернутый тонкий матрас и маленький ящичек, напоминающий коробку для медали.

— Ты выглядишь так, будто увидел призрака, — сказала Мерсади, поднимаясь с колен.

Локен открыл было рот, но не произнес ни слова.

Она была уже второй из встреченных им мертвецов — но на этот раз из плоти и крови. Она была здесь. Мерсади Олитон, его личный летописец.

Она была жива. Здесь. Сейчас.

Она не была прежней, конечно. Под безжалостным светом видны были поблекшие шрамы, изгибающиеся крутыми дугами по обе стороны ее уменьшившегося черепа. Хирургические шрамы.

Она заметила его взгляд:

— Они забрали мои встроенные схемы памяти. Все изображения, все записи, которые я хранила. Всё пропало. Всё, что у меня осталось — мои органические воспоминания, но и они постепенно исчезают.

— Я оставил тебя на "Мстительном духе", — сказал Локен. — Я думал, ты должна быть мертва.

— Я была бы, если бы не Йактон, — ответила Мерсади.

— Йактон? Йактон Круз?

— Да. Он спас нас, когда убивали летописцев, и вытащил нас с корабля. Он не рассказал тебе?

— Нет, — отозвался Локен. — Не рассказал.

— Мы сумели сбежать вместе с Йактоном и капитаном Гарро.

— Вы были на "Эйзенштейне"? — поразился Локен, охваченный одновременно недоверием и восхищением. Круз не особенно распространялся о своем опасном путешествии с Исствана, но то, что он даже не упомянул о Мерсади — в это было невозможно поверить.

— И я была не единственной, кого спас Йактон.

— Что ты имеешь в виду?

— Эуфратии удалось сбежать с "Мстительного духа", и Кирилу тоже.

— Зиндерманн и Киилер живы?

Мерсади кивнула:

— Насколько я знаю. Но не спрашивай — я не знаю, где они. С тех пор, как я видела их, прошли годы.

Локен прошелся по камере, охваченный волной кипящих эмоций. Зиндерманн был ему добрым другом. Наставник, обладающий обширными знаниями, и в каком-то смысле — тот, кому можно было довериться; мост между сверхчеловеческим восприятием и заботами смертных. То, что Киилер выжила, тоже было сродни чуду — у нее был истинный талант попадать в неприятности.

— Ты не знал, что она жива? — спросила Мерсади.

— Нет, — сказал Локен.

— И ты не слышал о Святой?

Локен покачал головой:

— Нет. Что еще за святая?

— Ты и правда отстал от жизни, я вижу?

Локен запнулся, рассерженный и смущенный. Она не была виновата ни в чем, но — она была здесь. Он хотел выплеснуть свой гнев, но только прерывисто вздохнул, словно избавляясь от тяжелого груза.

— Думаю, я был мертв, — сказал он наконец. — Некоторое время. Или почти мертв. Может быть, я просто был потерян — безнадежно потерян.

— Но ты вернулся, — Мерсади протянула руку, касаясь его ладони. — Тебя вернули, потому что ты нужен.

— Так мне говорят, — устало согласился Локен, накрывая ее пальцы своими — осторожно, чтобы не сжать слишком сильно.

Они стояли без движения, не желая нарушить молчание и разделенную близость. Ее мягкая кожа напомнила Локену о давно забытых мгновениях его жизни. О времени, когда он был юн и невинен, когда он любил и был любим. Когда он был человеком.

Вздохнув, Локен выпустил руку Мерсади.

— Я должен вытащить тебя отсюда, — сказал он.

— Ты не сможешь, — она убрала руку.

— Я — один из избранных Малкадора, — возразил Локен. — Я отправлю сообщение Сигиллиту, и тебя заберут обратно на Терру. Я не позволю, чтобы ты оставалась здесь хоть еще на минуту.

— Гарвель, — Мерсади назвала его по имени, и это заставило его остановиться. — Меня не выпустят отсюда. Не сейчас, во всяком случае. Я много времени провела в сердце флагмана Воителя. Смертный приговор выносят за куда меньшие провинности.

— Я поручусь за тебя, — пообещал Локен. — Я могу гарантировать твою верность.

Мерсади покачала головой, сложив руки.

— Если бы ты не знал, кто я, если бы ты не делил свою жизнь со мной — хотел бы ты, чтобы кого-то подобного мне отпустили? Если бы мы не были знакомы — что бы ты сделал? Освободил бы меня или оставил бы в заключении?

Локен шагнул вперед:

— Я не могу попросту оставить тебя здесь. Ты не заслуживаешь этого.

— Ты прав, я не заслуживаю, но у тебя нет выбора, — сказала Мерсади. — Ты должен меня оставить.

Она подняла руку, касаясь некрашенного металла его доспехов, не отмеченных никакими знаками. Тонкие пальцы проследили очертания наплечника, обвели изгиб бронированной пластины.

— Так странно видеть тебя в этих доспехах.

— У меня больше нет легиона, — просто ответил он; его злило ее упрямое желание остаться в тюрьме.

Она кивнула:

— Мне говорили, что ты погиб на Исстване, но я не верила. Я знала, что ты жив.

— Ты знала, что я выжил?

— Да.

— Но как?

— Эуфратия сказала мне.

— Ты же говорила, что не знаешь, где она.

— Не знаю.

— Как же тогда?..

Мерсади отвернулась, словно не желая озвучивать свои мысли из страха показаться смешной. Она наклонилась, поднимая ящичек, стоявший около матраса. Когда она повернулась к нему снова, Локен заметил, что ее глаза полны слез.

— Эуфратия снилась мне, — сказала она. — Она сказала, что ты придешь сюда. Я знаю, знаю, это звучит смешно и глупо, но после всего, что я видела и пережила — это почти нормально.

Его гнев испарился, сменившись мучительным чувством беспомощности. Слова Мерсади затронули что-то в глубине его души, и он услышал тихое дыхание кого-то третьего — призрак тени в комнате, где не было теней.

— Это не глупость, — сказал Локен. — Что она говорила?

— Она просила отдать тебе вот это, — Мерсади протянула ему ящичек. — Чтобы ты это передал.

— Что это?

— Кое-что, что принадлежало когда-то Йактону Крузу, — ответила она. — Кое-что, что — как она сказала — понадобится ему снова.

Локен взял ящичек, но не стал открывать его.

— Она сказала, что ты должен напомнить Йактону — он больше не Вполуха; его голос будет слышен яснее, чем любой другой из его его легиона.

— И что это значит?

— Я не знаю, — призналась Мерсади. — Это был только сон, от него не дождаться точности.

Локен кивнул, хотя услышанное и казалось ему бессмысленным. Столь же бессмысленным, как отозваться на призыв к войне по совету мертвеца.

— Эуфратия сказала что-нибудь еще? — спросил он.

Мерсади кивнула, и слезы, наполнявшие ее глаза, словно выходящая из берегов река, пролились по ее щекам.

— Да, — всхлипнула Мерсади. — Она просила попрощаться.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous

---

тотальная мумризация шагает по галактике

Как обычно, однажды мы с товарищем Коршуном упоролись... (=

Коршун: Даешь мумризацию команды Шепарда.
Альре Сноу: ...и тут-то мне захорошело...
Альре Сноу: Мумрик Лиары - маленький, синенький, с тентакликами. Владеет смертельным биотическим приемом "удар кавая".
Альре Сноу: Мумрик Рекса - в два раза больше обычного мумрика, весь угрожающий и в шрамах. И в броне. Но пушистый. Нет, я не знаю, как это сочетается.
Альре Сноу: Мумрик Тали, разумеется, тоже в скафандре, поэтому никто не знает, как он выглядит. И вообще как выглядят кварианские мумрики. Но излучать няшность все равно каким-то образом ухитряется. И очень любит бегать по двигательному отсеку.

нас растащило дальше

Коршун: Мумрик Тали няшно пищит.;J И таким образом излучает.
Альре Сноу: Да! Пищит с кварианским акцентом (=
Альре Сноу: Я думаю, чем отличается мумрик Кайдена. Кроме того, что он всегда очень жалобно пищит. В надежде, что его кто-нибудь погладит - а его все никак не гладят, бедняжку.
Альре Сноу: Жестокие мы люди. Но что делать, если у Кайдена даже мумрик такой, что его хочется разве что прибить из жалости?
Коршун: Унылый мумрик Кайдена.
Альре Сноу: Ну, зато мумрик Эшли компенсирует. Очень няшное и целеустремленное мумро. В бою немедленно подбегает к противникам и кусает за ноги. (=
Альре Сноу: Мумрик Гарруса - естественно, с визором на мордочке. И со снайперкой в лапках. Стреляет без промаха.
Альре Сноу: Идеальный мумрик Миранды! Беленький.
Коршун: Мумрик-совершенство.
Альре Сноу: Механический мумрик СУЗИ. Дружит с мумриком Джокера. У них гнездо в пилотской кабине.
Коршун: А у гетов есть мумрики?
Альре Сноу: Конечно, есть. Я вот только не знаю - у них сознание общее с гетами или отдельное? Мумро-консенсус. Нет, наверное, все-таки общее.
Альре Сноу: Мумрик Джек. Лысый. И весь в татуировках. И с очень острыми зубами.
Коршун: "Ты чо дерзкий такой?"
Альре Сноу: Это выражение мордочки у него. Перманентное.
Альре Сноу: Мумрик Самары тоже умеет медитировать. Причем зависает в воздухе где-то в метре от пола. И светится, конечно.
Коршун: Светящийся шарик. Почти идеально круглый.
Альре Сноу: Мумрик Мордина пищит с такой скоростью, что иногда даже невозможно разобрать, что именно он хочет сказать. И бегает по лаборатории туда-сюда. То есть не просто так бегает, а с конкретными целями, конечно.
Альре Сноу: (остановите меня кто-нибудь)
Коршун: НЕТ.
Коршун: НЕ ОСТАНАВЛИВАЙТЕСЬ.
Альре Сноу: Без целей - это мумрик Гранта бегает по трюму. Со звуком "тыгыдым-тыгыдым". И прыгает (=
Коршун: ...и смеется. Кхм.
Коршун: "I AM KROGAN" и всё такое.
Альре Сноу: Кроганы - они такие. Даже если мумрики (=
Альре Сноу: Мумрик Касуми отличается привычкой внезапно растворяться в воздухе. А также тырить ценные вещи. Если на корабле что-нибудь пропало - первым делом надо проверить в гнезде. Правда, найти гнездо бывает затруднительно, поскольку мумрик не дурак и время от времени меняет дислокацию...
Альре Сноу: Мумрик Тейна изящен и смертоносен. Периодически поминает древних мумричьих богов. И зелененький, да.
Альре Сноу: Так, кто еще у нас там остался?
Альре Сноу: Мумрик Заида. Весь в шрамах. Пищит с выражением "да видал еще и не такое".
Альре Сноу: Мумрик Келли - абсолютно бестолковое создание, но милое. И рыженькое (=
Коршун: И проявляет интерес к рыбкам.
Коршун: У нас еще остался, кажется, Джейкоб. Но он уныл, неудивительно, что про него забыли.;J
Коршун: И граждане из третьей части. Представляете себе сурового протеанского мумрика?
Альре Сноу: Унылый мумрик Джейкоба ничем себя не проявил, увы (=
Альре Сноу: А протеанский мумрик - даа. С презрением смотрит на мир всеми четырьмя глазами. И пищит что-то про примитивные расы.
Коршун: Про примитивных мумриков нынешнего цикла.
Альре Сноу: Да-да. И про величие Протеанской империи еще.
Альре Сноу: Мумрик Веги тоже, в общем, ничем не выделяется особо. Но няшный. И любит потыкать Шепарда лапкой. Иногда получает за это по мордочке, но не обижается.
Коршун: Мумрик Веги еще очень накачанный.
Альре Сноу: Это само собой (=
Коршун: А еще есть буржуйский мумрик Трейнор.
Альре Сноу: Ну, он зато очень умное мумро.
Коршун: И ухоженное. Щетка для шерстки, между прочим.
Альре Сноу: Я как раз об этом хотел сказать. Щеточка. За шесть тысяч кредитов.
Альре Сноу: ...нет, не отпустило. Мумрик Арьи! Правящий всеми мумриками Омеги. Фиолетовенький (=
Альре Сноу: Мумрик Сарена! И мумрик Бенезии.
Альре Сноу: Мумрик Призрака, в конце концов.
Альре Сноу: Блин. МУМРИКИ ЖНЕЦОВ. Вот теперь меня можно уносить.
Коршун: Со щупальцами.
Альре Сноу: Именно.
Коршун: "Мы - мумрик вашей судьбы!"

@темы: embrace eternity, смеющиеся грибы

---

Нельзя же слушать музыку без ассоциаций (=. Вот это так хорошо ложится на взаимотношения Императора и некоторых примархов, что прям вообще. Особенно Лоргар, конечно, но не он один. Может быть, ассоциация и слишком в лоб, но с другой стороны - в тексте столько всего, что это уже прямолинейным и не назвать.


Зимовье Зверей — Отцу

Я б уничтожил каждый третий Рим,
Но правды нет в богах
Победы во врагах
И слез внутри

@темы: la musique

---

Нехватка постапокалипсиса в организме, видимо, продолжается: пошел еще раз поиграть в третий Фоллаут, раз уж он здесь стоит. Для разнообразия - чуваком с преимущественно отрицательной кармой (хорошим я уже был).
Засада в том, что на этом ноуте игра почему-то зависает каждые пять минут - приходится выходить в виндоуз, вырубать ее оттуда и запускать заново. Оно, конечно, здорово развивает привычку сохраняться на каждом шагу, но все-таки задалбывает. Что с этим делать - не знаю.
С этим постоянным зависанием, хоть оно и добавляет атмосферности (в суровом постъядерном будущем вообще нелегко), далеко я пока не ушел. Только-только успел выползти из Убежища, даже до Мегатонны пока не догреб. Зато полез зачем-то в бывшую школу Спрингвейла. А там рейдеры. Ну... были рейдеры. они больше не будут. А у меня есть полный мешок снятого с них барахла, будет чем торгануть, как доберусь до цивилизации (=. (Тут, кстати, смешно: про опцию фаст-тревела я ухитрился поначалу забыть напрочь. Потом, пялясь на карту, вспомнил, но все равно предпочитаю не злоупотреблять.)

UPD: Чую, на пустошах ждет меня слава не просто упоротого, а отшибленного на всю голову. Потому что завалить супермутанта с пулеметом БИТОЙ - это я не знаю, кем вообще надо быть... Ну, и там еще этих зеленых шлялось штук пять, их я тоже тогось. Нет, не всех битой, патроны-то у меня не сразу кончились.
Такими темпами меня будут называть не иначе как "этот е*нутый Сто Первый". Впрочем, тоже имидж. Постапокалиптический гопник (=.

@темы: ядерная весна, глубина-глубина, я не твой

---

"Road to Jove"

Устрою-ка я рекламы псто.
Наш любимый автор БЛ, то есть товарищ Дембски-Боуден, еще среди прочего комикс сочиняет (рисует это дело Дэвид Сондеред, если кто вспомнит - по Вахе у него арт тоже есть). Нет, в комиксе (хотя правильней называть это graphic novel) не Ваха, там совсем другая вселенная, оригинальная.
Собственно, что я буду пересказывать, вот вам опенинг.

THIS IS ALL YOU NEED TO KNOW
Three generations ago, the Great War ended in the fires of a false sun. Fomoria claimed victory. Jove was destroyed. The rest of the world was broken by the final blow, devolving into the unstable wasteland now called the Regret.
Tara and Ceathair are soldiers, on the journey from the Kingdom of Fomoria to the fallen city-state of Jove. Tara is an officer; Ceathair is a Keltoi war-automaton. The road will take them through shattered cities, territories claimed by primitive tribes and all manner of creatures crawling through the world's ruins.
They're hunted by many foes, including the Jotunn: a pack of rundown military robots from the nation of Scandza. These hunters are led by Andor, a Scandzan commander, still fighting a war every nation lost.
Whatever weapon Fomoria unleashed almost a century ago has damaged the world beyond reckoning. Reality itself is degrading, coming apart at the seams. North is no longer true north. Monsters manifest in the shadows cast by the living. The dead no longer sleep soundly in their graves.
And the road is long.
That's all you need to know.

перевод на коленке в ознакомительных целях

Это все, что вам нужно знать.
Три поколения назад Великая Война закончилась в пламени ложного солнца. Фомория провозгласила победу. Джов был уничтожен. Остальной мир был разрушен последним ударом, превратившись в беспокойные пустоши, называемые теперь Сожалением.
Тара и Сеатайр - солдаты, идущие из королевства Фомории в поверженный город-государство Джов. Тара - офицер; Сеатайр - боевой робот Келтои. Дорога проведет их через разрушенные города, земли, населенные одичавшими племенами и всевозможными существами, бродящими в руинах мира.
Их преследует множество врагов, среди которых - Йотуны: стая списанных военных роботов из государства Скандза. Этих охотников ведет Андор, скандзанский командир, который все еще ведет войну, проигранную всеми остальными.
Ужасное оружие, примененное Фоморией почти столетие назад, исказило мир до неузнаваемости. Сама реальность распадается, расползается по швам. Стрелка компаса больше не указывает на север. Чудовища являются в тенях, что отбрасывают живые. Мертвые больше не спят глубоким сном в своих могилах.
И дорога будет долгой.
Это все, что вам нужно знать.


(читать здесь)

А самая засада - что эти ужасные прекрасные люди выкладывают по одной страничке раз в пару недель. Поэтому сейчас там есть четырнадцать страниц пролога и восемь - первой главы. Как жить вообще не знаю. Хочу это перевести, но пока смысла нет, наверное.

@темы: links_in_the_chain

---

железные птицы на железных ветвях

Давно здесь фоточек не было. Вот, проходил мимо очередной... ну, наверное, скульптуры. У нас в городе много странных штук. (=

шесть штук

@темы: фотофлуд, Canada notes

---

Ride eternal, shiny and chrome

Внезапно сходил в кино - посмотреть "Дорогу ярости".
(Или не внезапно, потому что вообще-то с мая собирался, но все никак не складывалось. И скачивать не хотел, потому что хотел на большом экране. А тут сложилось - деньги в кармане, последний кинотеатр, где оно еще шло, через дорогу... Захожу - а начало сеанса через двадцать минут. Это судьба, понял я.)
Если коротко: меня растащило ровным слоем по асфальту, ибо это прекрасно, как рассвет над ядерным взрывом. Фуриоза прекрасна отдельно, таких слов вообще нет. Ну и дозу постапокалипсиса в организме, которой мне так не хватало, тоже получил.
Пусть вот картиночка будет:

@темы: ядерная весна, движущиеся картинки

---

Я лошарик (=.
Получил я, значит, чек. Весь день радостно прошлялся по городу, к вечеру добрел до банка наконец - и только тут увидел, что имя мое на нем написано неправильно. Гребаная транслитерация. (Если интересно: в документах - то есть в загранпаспорте и далее - я значусь как Kseniia. Но поскольку считаю эти две "i" выглядящими по-дурацки, то везде пишу Ksenya. Ну и... вот. Не учел малость, что в банке-то я тоже через две i.)
И все бы ничего, пошел бы обратно в эту контору и объяснил ситуацию, мне бы выписали чек с правильными буковками - но вечер же. Они уже закрылись.
Сам себе злобный бурундук, короче. Завтра опять кататься придется (=.

@темы: лытдыбр

---

Нашёл себе Старбакс с видом на озеро (Spadina & Queen's Quai, чтобы не забыть). Озёра, правда, маловато, потому что горизонт загораживают острова, но это неизбежно - в даунтауне от них никуда не деться. Зато здесь уютно, и музыка негромкая, и даже кресла есть. И парк на набережной, причём не что попало, а те самые Musical Gardens.
И парусники у берега стоят. Трехмачтовые.

@темы: лытдыбр

---

Перечитывал "Немезиду", неожиданно зашипперил инцестный пейринг. Или не неожиданно.
Короче, это днище (=. Но Эристид Келл и Дженникер Соалм слишком прекрасны, чтобы не. Ситуация, конечно, как обычно - "все так плохо, что аж хорошо". Но когда мне это мешало.
Вообще отличная же книжка, и ассасиняши все такие милые (=. Хорошо, что есть ересекнижки не только про космодесант.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть

---

"Мстительный дух", шестая глава. Да, у меня еще немножко осталось переведенного раньше (=. Имеются: опять же Рыцари, корабль-призрак (еще бы Нагльфаром его обозвали), некоторое количество разговоров.
А еще там есть Малкадор, который беседует с Императором, и я просто не мог это не перевести. Потому что Малкадор (=.

читать дальше
~2200 слов

[глава VI]

Рассуа доставила следопытов из Старой Гималайзии на Ультима Туле, самую дальнюю из станций, которая еще считалась на орбите Терры. Не считая еще недостроенного Сияющего Рифа, Ультима Туле была новейшим дополнением к обитаемым платформам, неторопливо вращающимся вокруг родного мира человечества; куда меньше, чем суперконтинент Лемурии, менее продуктивная, чем индустриальные мощности Родинии и лишенная грандиозной архитектуры Антиллии, Ваалбары или Каньякумари.

Она была построена шестьдесят два года назад, и строившие ее рабочие с тех пор были назначены в отдаленные сектора Империума. Уступающая в размерах и мощи своим старшим братьям, она вошла в регистр терранских орбитальных станций всего лишь крохотной заметкой.

В дальнейшим Ультима Туле была незаметно забыта большинством обитателей Терры. И хотя многих орбитальных архитекторов расстроила бы столь печальная судьба их созданий, для Ультима Туле именно незаметность всегда была целью.

В своей основе станция состояла из двух матово-черных цилиндров, пятьсот метров длиной и двести шириной, соединенных центральной сферой. На ее поверхности не было ни одного иллюминатора, и не мигали сигнальные огни, предупреждая возможные столкновения. Если какому-нибудь пролетающему мимо кораблю и посчастливилось бы заметить Ультима Туле, он бы с легкостью принял ее за безжизненный обломок космического мусора.

Такой облик был нарочито обманчивым — на самом же деле Ультима Туле была одной из наиболее сложных конструкций на орбите Терры, и ее бесконечные цепи ауспексов незаметно отслеживали все передвижения в пространстве внутри системы.

На теневой стороне станции открылся вход в ангар, оставаясь видимым ровно столько, сколько нужно было, чтобы дать приземлиться способной к полетам в вакууме "Валькирии". Защищенные от сканирования бронированные двери захлопнулись за катером, и Ультима Туле продолжила свой путь вокруг лежащей внизу планеты, словно бы станция никогда и не существовала.

Безымянная и забытая.

Бесшумная и невидимая.

Именно так, как повелел Малкадор, когда приказывал построить ее.

*

В Хранилище было прохладно — здесь поддерживалась постоянная влажность воздуха и температура. Самые хрупкие из собранных здесь артефактов были герметично заключены в стазис-поле, и Малкадор чувствовал запах озона от скрытых генераторов.

Прозрачные панели шкафов подсвечивались при его приближении, но он не обращал внимания на их содержимое. Книга, однажды ввергнувшая в войну весь мир; наброски Эрудита из Фиренцы, которые Император — как выяснилось, не зря — счел слишком опасными, чтобы показывать Пертурабо; незавершенная скульптура, изображающая воплощенную красоту.

Малкадор солгал, когда сказал юному Халиду Хасану, что эти грубые стены были всем, что осталось от древней крепости Сигиллита — но некоторые истины достаточно неудобны и без того, чтобы отягощать ими других.

Эта комната была меньше, чем другие, и Малкадору понадобилось лишь пара секунд, чтобы добраться до стелы из Гиптии. Она стояла на деревянном пьедестале, и ее черный блеск не потускнел с прошествием тысячелетий. Многие жизни были отданы, чтобы вернуть этот осколок души человечества — как и в случае с многими хранимыми здесь предметами.

Закрыв глаза, Малкадор коснулся кончиками пальцев холодной поверхности камня. Гранодиорит, вулканический минерал, аналогичный граниту. Очень прочный, но не неуничтожимый.

Учитывая, что было открыто с помощью этого камня в прошлые эпохи, Малкадору виделась некая симметрия в том, что он позволял ему сделать теперь. Его дыхание замедлилось, и холодный воздух похолодел еще сильнее.

— Мой лорд, — сказал он.

Молчание было единственным ответом, и Малкадор боялся, что разрушение, бушующее внизу под дворцом, слишком сильно, слишком всепоглощающе, чтобы дождаться ответа. "Внизу" было не совсем верным, строго говоря — но это, казалось, был единственный подходящий предлог.

"Малкадор".

Голос Императора прозвучал в его разуме, громогласный и повелительный, но все же знакомый и близкий. Малкадор чувствовал его мощь, даже на столь неизмеримом расстоянии, но одновременно чувствовал и усилия, которые требовались для поддержания связи.

— Как идет битва?

"Мы истекаем кровью каждый день, тогда как демоны становятся сильнее. У меня остается все меньше времени, друг мой. Война зовет".

— Леман Русс сейчас на Терре, — сказал Малкадор.

"Я знаю. Даже здесь я чувствую присутствие Волчьего Короля".

— Он принес вести о Льве. Двадцать тысяч Темных Ангелов, по сообщениям, направляются на Ультрамар.

"Почему он не спешит к Терре?"

По спине Малкадора струился пот — так тяжело было поддерживать этот контакт.

— Доходили некоторые... тревожные слухи о том, что происходит во владениях Жиллимана.

"Я не могу разглядеть Пятьсот Миров. В чем дело?"

— Мы называем это Бурей Разрушения. Немо и я считаем, что бойня на Калте была частью тщательно спланированной цепи событий, которые предшествовали рождению катастрофического и непроницаемого варп-шторма.

"А чем, как ты считаешь, занят Робаут?"

— Это ведь Жиллиман, что он может делать? Он строит империю.

"И Лев отправился остановить его?"

— Так утверждает Волчий Король, мой лорд. Кажется, воины Льва все же на нашей стороне, несмотря ни на что.

"Ты сомневался в них? В Первом? Даже после всего, что они совершили еще прежде, чем остальные подняли свои мечи?"

— Да, — признался Малкадор. — После того, как тайные посланцы Рогала вернулись с их родного мира с пустыми руками, мы опасались худшего. Но Ангелы Калибана пришли на помощь Волкам, когда Альфарий угрожал уничтожить их.

"Альфарий... сын мой, что ты сделал с моей мечтой? Даже сейчас, когда война окружает нас со всех сторон, мои сыновья все еще пытаются выиграть себе преимущества. Словно феодальные лорды древности, они преследуют возможности для собственного возвышения среди огней всеобщей беды".

Сожаление отозвалось болью в мыслях Малкадора.

— Русс по-прежнему желает сразиться с Хорусом лицом к лицу, — сказал Малкадор. — Он отослал моих Рыцарей, чтобы проложить путь своему клинку, и никакие мои слова не в силах переубедить его.

"Ты полагаешь, он не должен сражаться с Хорусом?"

— Русс — ваш палач, — тактично ответил Малкадор. — Но в эти дни его топор опускается слишком уж охотно. Магнус ощутил это, а теперь очередь Хоруса.

"Два мятежных ангела. Его топор опускается на тех, кто заслуживает его улыбку".

— А что, если Русс решит сам определять, кто верен, а кто заслуживает казни?

"Русс верен мне всем сердцем — один из немногих, в ком я никогда не усомнюсь".

— Вы подозреваете, что другие могут оказаться предателями?

"К моей вечной печали — да".

— Кто же?

Еще одна длинная пауза заставила Малкадора опасаться, что его вопрос останется без ответа, но Император все же заговорил.

"Хан славится тем, что остается непознаваемым, тайной, которую никто не может разгадать. Некоторые в его легионе уже совершили предательство, и другие могут пойти тем же путем".

— Что я должен делать, мой лорд?

"Продолжай следить за ним, Малкадор. Следи за Ханом пристальнее, чем за всеми другими".

*

— В жизни не хотела на чем-то летать так же сильно, — сказала Рассуа.

Глядя на изящный, клиновидной формы летательный аппарат с выступающим вперед носом, Локен не мог с ней не согласиться.

— Я слышал, он называется "Тарнхельм", — заметил он.

— Называйте как хотите, но либо я окажусь за штурвалом в ближайший час, либо здесь прольется чья-то кровь, — ответила Рассуа.

Ее энтузиазм заставил Локена улыбнуться. Он не испытывал любви к летающим машинам в принципе, но даже он мог заметить красоту "Тарнхельма".

Возможно, причина была в его абсолютной несхожести с тем, что обычно можно было найти в ангарах Легионов Астартес. Летательные аппараты Легионов были спроектированы грубо, но надеждо — как внешне, так и по сути. Их форма соответствовала функции: убивать как можно быстрее и эффективнее. Но плавные линии "Тарнхельма" служили совсем другой цели.

Основу его конструкции составлял центральный отсек, к которому сзади присоединялись два округлых модуля двигателя, придавая кораблю дельтовидную форму. Не было ни знамен, ни опознавательных знаков — ничего, что могло бы определить, что это за корабль и кому он принадлежит.

— Что это такое? — спросил Варрен. — Не штурмовой корабль и не катер — слишком мало вооружения. А для десантного транспорта не хватает брони. Его собьет один хороший удар. Ничего не понимаю.

— Это корабль, построенный для того, чтобы двигаться среди звезд незамеченным, — произнес Рама Караян, и все обернулись к нему — это были едва ли не первые слова, которые от него услышали.

— Но зачем подобное может кому-то понадобиться? — Каллион Завен выглядел столь же озадаченным, как и Варрен. — Суть Легионов — в том, чтобы их замечали.

— Не всегда, — возразил Алтан Нохай. — Хан называет умным бойцом того, кто не просто побеждает, но побеждает с легкостью и прежде, чем враг осознает его присутствие.

Завен, похоже, не был убежден:

— Вызывать смятение и трепет гораздо сложнее, если никто их не видит.

— Между прочим, кое-какие зубы у этой штуки есть, — заметил Арес Войтек, разворачивая свои серво-руки и указывая на едва заметные швы на корпусе там, где скрывались орудийные батареи. — Но Мейсер прав, это не штурмовой корабль.

— Это драугрьюка, — сказал Брор Тирфингр.

Заметив непонимающие лица соратников, Брор покачал головой:

— Вы что же, не понимаете Йувик?

— Йувик? — переспросил Рубио.

— Фенрисийское домашнее наречие, — пояснил Тубал Кейн. — Очень упрощенный язык. Никаких тонких оттенков — прямой и грубый, в точности как говорящие на нем воины.

— Осторожнее, Тубал, — Брор повел плечами. — На такое можно и обидеться.

Теперь озадаченным выглядел Кейн:

— Не понимаю, отчего. Все, что я сказал — чистая правда. Я встречал достаточно Космических Волков, чтобы не сомневаться в этом.

Локен ожидал вспышки гнева, но Брор рассмеялся:

— Космические Волки? Ха, я и забыл, что это вы так по-дурацки называете Стаю. Если бы я не знал, что ты совершенно серьезен, я бы оторвал тебе руки. Оставайся рядом и я покажу тебе, на какие тонкости способен Космический Волк.

— Так что такое драугрьюка? — спросил Локен.

— Корабль-призрак, — сказал Брор.


Одетая в серое рабыня с аугметическими имплантами, окружавшими ее череп подобно тонзуре, встретила следопытов в ангаре, и теперь она же отвела их на борт "Тарнхельма". Обстановка внутри корабля была предельно минималистичной — только самое необходимое из того, что может понадобиться экипажу.

Его астропат содержался заключенным в криостазисе, а место навигатора под куполом в верхней секции пока что пустовало. Вдоль продольной оси корабля располагались тесные жилые отсеки, к которым примыкали медицинские блоки, склады оборудования и спальные места. Отдельные каюты размещались в задней части, и узкий коридор шел от жилых отсеков корабля к его заостренному носу.

Рассуа направилась на капитанский мостик, пока остальные следопыты размещали свои вещи в шкафах и на оружейных стойках.

Странствующие Рыцари, как организация, существовали совсем недолго — слишком мало, чтобы могли появиться настоящие традиции — но один обычай они восприняли с готовностью: каждый воин сохранял единственную памятную вещь из своего прежнего легиона.

Локен вспомнил о потертом металлическом ящике, где он хранил свои скудные пожитки: проволоку-гарроту, перья, сломанный клинок. Всего лишь мусор для любого другого, но был там один предмет, о потере которого он искренне сожалел.

Инфо-планшет, который дал ему Игнаций Каркази, переданный Эуфратией Киилер. Это было бесценное сокровище, память о временах, когда мироздание еще не обрушилось, когда Лунные Волки воплощали собой честь, благородство и братство. Как и всё, что когда-то ему принадлежало, это тоже тоже было утрачено.

Он повесил свой цепной меч на оружейную стойку, тщательно закрепив его. Клинок был недавно выпущен мануфакториями Альбиона, и гравировка на нем хвастливо утверждала, что он с гарантией не подведет никогда.

В точности как тысячи других мечей, выкованных там.

Его болтер был точно таким же — продукт мануфакторий, обеспечивающих войну галактического масштаба, в которой возможность массово производить надежное оружие была куда важнее любых соображений индивидуальности. Напоследок он положил в шкаф зеркальные монеты, полученные от Севериана. Локен подумывал выбросить их, но некое фаталистское предчувствие подсказывало, что они еще могут ему пригодиться.

Он закрыл шкаф, глядя, как раскладывают вещи другие следопыты. Тубал Кейн распаковывал какой-то исследовательский прибор — модифицированный теодолит с многофункцинальным ауспексом; Рама Караян — винтовку с удлиненным стволом и увеличенным прицелом. Арес Войтек не расставался со своей серво-упряжью, отмеченной символом блестящей латной перчатки, а Брор Тирфингр взял с собой нечто, что напоминало кожаный кастет из переплетенных узлов с эбонитовыми когтями, больше похожими на кинжалы.

Рядом с Локеном появился Каллион Завен, открывая соседний шкаф и кладя на место болтер ручной работы, с выгравированным на рукояти узором в виде когтистого крыла. Среди Лунных Волков подобное оружие носили только офицеры, но еще на Убийце Локен убедился, что многие из воинов III легиона щеголяли богато украшенным вооружением.

Завен заметил его внимание:

— Бездарная попытка, я знаю. Не сравнить с моим прежним болтером.

— Так это не твой памятный знак?

— Трон, конечно, нет! — Завен расстегнул свою изящно сработанную перевясь с мечом и протянул перед собой. — Вот мой памятный знак.

Рукоять меча была плотно обвита золотой проволокой и увенчана эбонитовым когтем. Гарда разворачивалась орлиными крыльями с мерцающим аметистом между ними.

— Вытащи его, — сказал Завен.

Локен послушался, и его восхищение увеличилось десятикратно. Хотя и отлично сбалансированный, меч был невероятно легким. Его рукоять была создана человеческой рукой, но клинок никогда не знал прикосновения кузнечного молота. Изогнутый, как чогорисская сабля, молочно-белого цвета, отливающий желтизной к краю — клинок был явно органического происхождения.

— Это коготь дымного призрака, — пояснил Завен. — Я отрубил его у одного из их воинов на Юпитере — после того, как он проткнул мне сердце. К тому время, как меня выпустили из апотекариона, мой легион уже двинулся дальше, а я оказался в рядах Воинства Крестоносцев на некоторое время. Это было изрядным разочарованием, но зато у меня появилось время сделать из когтя дуэльный клинок. Можешь попробовать.

— Может, в другой раз, — ответил Локен.

— Да, пожалуй, — Завен, ничуть не оскорбившись его отказом, забрал меч обратно и усмехнулся. — Я слышал, как ты одолел этого гнусного мелкого ублюдка Люция. Хотел бы я на это посмотреть.

— Там все закончилось быстро, — сказал Локен. — Не на что было и смотреть.

Завен рассмеялся, и Локен заметил блеск в его глазах — то ли восхищенный, то ли оценивающий.

— Не сомневаюсь. Как-нибудь расскажешь мне об этом. Или, возможно, мы еще скрестим клинки в дороге.

Локен покачал головой:

— Неужели нам не хватает врагов перед нами, чтобы искать их еще и в собственных рядах?

Завен вскинул руки, и Локен тут же пожалел о своих словах.

— Как пожелаешь, — Завен бросил взгляд на шкаф Локена. — А что сохранил ты?

— Ничего, — Локен моргнул, прогоняя прочь мелькнувшую перед глазами тень в капюшоне у дальней стены каюты. Его сердце забилось чаще, на лбу выступили капли пота.

— Да ладно, у каждого что-нибудь есть, — усмехнулся Завен, не замечая его состояния. — У Рубио — его маленький гладиус, у Варрена — топор лесоруба, а Круз сохранил этот старый болтер. У Кейна... ну, как там называются эти грязные инструменты. Так что осталось у тебя?

Локен захлопнул дверцу шкафа.

— Ничего, — сказал он. — Я потерял всё на Исстване III.

@темы: сорок тысяч способов подохнуть, перевожу слова через дорогу, ordo dialogous