Внезапно завелся на инстаграме. Зачем - не знаю, но мне нравится. В конце концов, там можно подобрать себе френдленту категории "радость визуала". И там няшные фильтры (=
Примерно так:

@темы: фотофлуд

---

Феззанские топонимы

Феззанские топонимы такие... феззанские (=. Внезапные открытия:
- помните Оканаганские горы, где секретный домик Рубинского стоял? Вот, пожалуйста - Okanagan, местность в Британской Колумбии, Канада. У нас по всем автобусам расклеена реклама "fresh juice from Okanagan Valley". Чем-то она меня тревожила, пока не вспомнил ассоциации (=.
- а долину Ассинибойн, где Шумахер с товарищами поля возделывал, помните? Опять же, вот - Assiniboine people, племя индейцев с Великих Равнин.
В общем, кому нужны названия для Феззана, можно тыкать в канадскую карту и искать что-нибудь более-менее индейское. Тенденция явно есть (=.

@темы: ЛоГГ

---

лытдыбр

1. Суровая канадская весна. Очень суровая, практически Химринг как он есть. Двадцатое марта, у нас снег идет и ветер сдувает нафиг. Жизнь прекрасна (=

2. Забрел сегодня в "Second Cup" (кофейня местная) погреться. А там хит сезона - maple coffee. И maple tea для комплекта. Почувствовал себя на Барраяре, в Дендарийских горах. Всюду кленовый сироп (=

@темы: лытдыбр

---

эльфийское оружие

Как-то искал я на ФБ арты для оформления - с разными эльфячьими мечами и прочими аксессуарами. И нашел в числе всякого вот такую штуку:

Оно, конечно, в основном вольная фантазия на тему, и некоторые железяки выглядят совершенно нереалистично. Но зато некоторые - очень даже. А над нереалистичными можно хотя бы поржать (=.
Лично меня добила киркомотыга Маблунга:

Ну что и сказать-то, дивный был народ в Дориате... (=
P.S. Автора искать здесь, если что.

@темы: картинная галерея, эпический дискурс

---

ЗФБ - стихи

Теперь это наконец-то можно выложить, а то я чуть не забыл. Оно еще и начитано, хотя не уверен, что от этого стало лучше. Но тем не менее (=

***
Здравствуй, осень. Смертельный яд
Проникает все глубже в сердце.
Рук сцепившихся не разжать,
Пальцам стиснутым - не согреться.
     Серое небо, рыжее пламя,
     Черные ветви, ржавые листья.
     Осень неслышно проходит над нами,
     Легкой рукою листая страницы.
Здравствуй, осень. Конец эпохи,
А за ним - тишина и память.
Мы уходим в скупые строки.
В прах безвременья падает знамя.
     Кому-то - пламя, кому-то - волны,
     Нам - пепел, пена да пыль страниц.
     Разбита арфа, клинок расколот,
     В словах легенды не будет лиц...
Видишь, осень? - зима на страже,
И смыкаются крылья метели.
Мы отравлены, нам не страшно.
След по снегу - черным на белом.

@темы: фандомное побоище, предупреждения: рифма и ритм, эпический дискурс

---

ЗФБ - прочий креатив

Во-первых, аватарки. Цитатник эльфийский и эдайнский, все в куче (=

-01-	-02-	-03-	-04-
-05-	-06-	-07-	-08-
-09-	-10-	-11-	-12-
-13-	-14-	-15-	-16-
-17-	-18-	-19-	-20-
	-21-	-22-

А во-вторых - подсвечник, творение кривеньких лапок (=.
Причем, что характерно, задумал я эту штуку еще чуть ли не раньше начала ФБ. Потом оно стояло на столе в еле-еле начатом виде, неспешно рисовалось - почему-то казалось, что времени до челленджа еще дофига... А потом я его дорисовывал, раскрашивал и фотографировал прямо в день выкладки. Ну дедлайнщик - он и есть дедлайнщик (=.

@темы: фандомное побоище, эпический дискурс

---

ЗФБ - переводы, часть 3

А тут - целое миди. Оно было еще более внезапно (=

Название: Вглядываясь в бездну
Оригинал: Fyre, Gazing into the Abyss
Размер: миди, ~4 200 слов
Пейринг/Персонажи: эрцгерцогиня София, Смерть, Елизавета, Франц Иосиф, Рудольф
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: G – PG-13
Предупреждения: major character Death
Краткое содержание: Некое суеверие передавалось в роду Виттельсбахов из поколения в поколение – хотя о нем не принято было говорить. О нем знали только те, кто испытал его на себе, и даже они ограничивались молчаливыми кивками и многозначительными взглядами. Никто не задавал вопросов о том, что они видели или что это могло значить. Было только одно предупреждение: если тебе доведется увидеть, никогда больше не смотри...

"Если долго всматриваться в бездну – бездна начнет всматриваться в тебя."
Фридрих Ницше

Некое суеверие передавалось в роду Виттельсбахов из поколения в поколение – хотя о нем не принято было говорить. О нем знали только те, кто испытал его на себе, и даже они ограничивались молчаливыми кивками и многозначительными взглядами. Никто не задавал вопросов о том, что они видели или что это могло значить. Было только одно предупреждение: если тебе доведется увидеть, никогда больше не смотри.
Принцессе Софии было тринадцать, когда она впервые увидела.
Не произошло ничего особо необычного: кто-то упал с лошади и поранился на охоте. Его принесли в зал – застывшего, с посеревшим лицом. Вокруг раненого было такое столпотворение – неудивительно, что незнакомцу удалось проскользнуть незамеченным ни для кого, кроме нее.
София, удивленная и немного испуганная, наблюдала за приближением незнакомца. Стройный, бледный, одетый в черное с редкими проблесками драгоценных камней. Похоже, он не замечал ее, равно как и всех остальных – кроме лежащего мужчины.
Он плавно опустился на колени, подсовывая руку под голову раненого, чтобы повернуть ее. Мужчина хрипло вздохнул. Губы незнакомца изогнулись в подобии улыбки, и он присвоил последние дыхание раненого.
София вскрикнула, изумленная и встревоженная. Хотя она указывала прямо на незнакомца, никто не видел его. Он наклонил голову – призрачные волосы упали на тающее плечо – и медленно моргнул темными глазами. Когда он исчез, ей показалось на мгновение, что за его плечами мелькнула тень крыльев. Ее пробрал холод – ужас и восхищение – и она поняла, что ей довелось увидеть.
Она не рассказала никому, кроме Марии. В ту ночь они вместе кутались в одеяла и шептались о том, что она видела. Сестра ущипнула ее и сказала, что она врет, но София поклялась их общей кровью.
Сестра – ее отражение – недоверчиво уставилась на нее:
– Нет, правда?
– А кто еще это может быть? – прошептала София. – Кто еще приходит к постели умирающего и забирает его последнее дыхание?
Мария стиснула руки.
– Молись, чтобы тебе никогда больше не пришлось взглянуть в его лицо, – прошептала она, – потому что это наверняка принесет великое несчастье.
София поняла – ведь попасться на глаза Смерти значило, что отныне Смерть будет всегда следить за тобой и твоими близкими. Если ей доведется увидеть его снова, она предпочтет немедленно отвернуться.
Увы, два года спустя заболел ее отец. Она пробралась к нему ночью, чтобы попрощаться наедине. Его иссохшая рука покоилась в ее ладонях, и сквозь тонкую кожу можно было разглядеть каждую вену.
Несмотря на холодный вечер, она сидела с ним, шепотом рассказывая новости о своей учебе. Его хриплое дыхание становилось все тише и тише. Только когда оно затихло совсем, она поняла, что не одна в комнате. Кто-то еще стоял у постели, на расстоянии вытянутой руки от нее.
Совсем рядом Смерть смотрел на нее. Он наклонил голову, в его черных глазах искрилось любопытство. Она набрала было в грудь воздуха, чтобы закричать, но не издала ни звука. Никто ей не поверит. Они решат, что она сошла с ума, как многие в ее роду. Он снова моргнул – медленно, как рептилия, словно это движение требовало величайшего внимания.
София снова прижала руку отца к губам. Ее руки дрожали, и она отвернулась от постели, не в силах смотреть. Она услышала тихий шорох крыльев и зажмурила глаза еще крепче, как будто это могло помешать тому, что должно было произойти.
С ее щеки смахнули слезинку, и она от неожиданности распахнула глаза.
Смерть завороженно смотрел на сверкающую каплю на кончике его затянутого в перчатку пальца. Бледные губы изогнулись в улыбке.
– Это мое, – прошептала она. Она ударила его по руке, но ее пальцы прошли насквозь – словно там не было ничего, кроме дыма и воздуха.
– Мое, – могильным эхом отозвался его голос.
Он исчез, прежде чем затихли последние отголоски.
Она выбежала из спальни. Дверь закрылась, и внутри не осталось никого.

*
Наследие Виттельсбахов жило в крови, а не в имени.
Принцесса София Баварская стала эрцгерцогиней Софией Австрийской из династии Габсбургов.
На этом все должно было закончиться. Юная эрцгерцогиня молилась и всей душой желала, чтобы так произошло. Но суждено было иначе – ибо зов крови громче, чем слезы.
Смерть часто проходил рядом с ней в первые годы ее замужества. Незримым касанием он уносил младенцев из ее утробы, оставляя лишь кровь и горечь. Только взяв в руки своего первенца, она поверила, что наконец-то сможет получить хоть немного покоя.
Вместо этого он обратил свой взгляд на ее любимого маленького орленка.
Франц, так непохожий на ее супруга ни внешностью, ни манерами, неожиданно заболел. Казалось, это всего-навсего простуда, но вскоре он принялся кашлять кровью. Даже в летний зной он дрожал от озноба, хотя его тело исходило жаром.
Когда она была заперта в своих покоях, ожидая рождения второго ребенка, его тоже заперли многочисленные доктора. Ей запретили быть рядом с Францем, но все ее мысли были только о нем. Даже рождение Максимиллиана, второго сына, почти не отвлекло ее.
Традиция приковывала ее к постели до определенного дня – только тогда ей подобало подняться. В любом другом случае София бы повиновалась, но в тот роковой день она чувствовала, что просто обязана увидеть его. Зловещее предчувствие, спавшее в ее крови, подсказывало, что должно произойти. Едва она добралась до порога комнаты Франца, как заметила, что туда входит тень с распахнутыми крыльями.
Крылья для маленького орленка.
Она застыла на месте, пораженная ужасом и горем.
Смерть появился так же неслышно, как и вошел. Драгоценные камни блестели на его темных перчатках – как ее слеза когда-то, много лет назад. Он остановился, глядя на Софию. Двери открылись, и толпа слуг заспешила прочь, проходя рядом с ним и даже сквозь него, но он не шевельнулся.
Эрцгерцогиня почувствовала, как мир перестает существовать для нее. Ее милого маленького орленка, ее спутника и друга, отняли у нее навсегда. Горничная взяла ее за руку. Эрцгерцогиня высвободилась, покачав головой.
Смерть подошел на шаг ближе; еще на шаг. Он продолжал так же пристально смотреть на нее, не отводя внимательных ожидающих глаз. Он поднял руку, словно намереваясь коснуться ее застывшего лица.
– Нет, – прошептала София, смаргивая слезы.
Смерть развернул крылья, окружая ее непроницаемой тьмой. Его пальцы дотронулись до ее щеки в поисках слезы, которую она не могла позволить уронить.
– Нет, – повторила она громче и резче.
Невероятным усилием воли София отступила назад. Его рука задержалась на мгновение, и выражение лица не изменилось – но она знала, что он недоволен. Он исчез, растворяясь в тени своих крыльев, превращаясь в ничто.
Она опустилась прямо на пол, и ее окружили обеспокоенные слуги. Сердце бешено билось от ужаса, а ей хотелось, чтобы оно превратилось в камень. Она не решалась зайти в спальню, боясь, что просто рассыплется на части.
Слуги отнесли Софию в ее покои, к почетному заключению и ребенку. Макс спокойно спал в колыбели. Она печально посмотрела на него. Теперь он всегда будет напоминать ей о прекрасном юноше, благодаря которому она сумела на время забыть о тяготах жизни при дворе. Франц так и не успел увидеть ребенка...
Она коснулась края колыбели.
Взгляд Смерти лежал на ней. Он забирал жизни ее близких и ожидал ее слез. Возможно, поэтому о нем никогда не говорили, не считая мрачных предупреждений. Смерть мог проявить интерес, и если ему позволить – надолго задержать свое внимание.
Она подняла руку и вытерла рукавом стоящие в глазах слезы.
Она не будет плакать; этого удовольствия она ему не доставит.
Она откажется от любых чувств – будь то печаль или радость – пока его взгляд не упадет на кого-то другого.

***
Эрцгецогиня София не была единственной в роду Виттельсбахов.
Закрыв свое сердце, ей удалось отвратить от себя взгляд Смерти. Хотя он забрал еще двоих ее детей, она отвернулась от него. Слуги шептались, что она стала холодной и равнодушной, но она не обращала внимания.
Ее поведение сочли неподобающим, когда она не пролила ни слезинки о маленькой Марии Анне. Когда ее четвертый сын родился мертвым, она поднялась с постели в тот же день, оттолкнув черные крылья, смыкавшиеся над ней. Лучше навсегда скрыть свое сердце, чем дать ему повод задержать на ней взгляд.
Затем, неожиданно, Франц стал императором. Хотя ради этого пришлось пожертвовать собственным титулом императрицы, София была рада за него. Он был умным мальчиком, и он внимательно слушал ее наставления. Долг стал ее главным союзником, и все заботы и печали были забыты – до тех пор, пока его рука не коснулась ее вновь.
Она была поражена, когда поняла, что пока она побеждала – другие ее родичи были менее удачливы.
Милый Франц должен был жениться на девушке из рода Виттельсбахов; у Людовики было достаточно дочерей. Все было решено: Нене была хорошо образована, воспитана соответствующим образом и готова слушаться свою тетку. Но Франц выбрал младшую, юное создание с широко раскрытыми глазами. Надо признать, красотой она превосходила свою сестру, но казалась странной, немного не от мира сего; и это беспокоило Софию не меньше, чем простоватые манеры девушки.
Только на свадьбе, когда в зеркалах мелькнул изгиб сумрачного крыла, эрцгерцогиня поняла, в чем дело. Она не видела его лица, но знала, что он здесь, и что теперь он преследует другую из ее рода. Людовика в своем благонамеренном ослеплении и не подумала предупредить свою дочь, как опасно искать милости Смерти.
София внимательно присматривала за девушкой. Это могло показаться жестоким, но на самом деле было необходимо. Если ее голова будет занята протоколом и манерами, у нее не останется времени думать о мрачной тени, преследующей ее семью. Ее собственное обучение было столь же нелегким.
Девушка оказалась упрямой и своевольной. Нередко она напоминала Софии ее саму – какой она была, когда только появилась при дворе. Но, в отличие от эрцгерцогини, юной императрице удалось забеременеть достаточно быстро. К удовольствию Софии, ребенок родился без осложнений – здоровая и красивая девочка. Ее назвали в честь бабушки. Вскоре у нее появилась сестра, и казалось, что все идет хорошо.
Как легко было погрузиться в это притворное спокойствие.
Франц с женой и детьми отправился в Венгрию – с государственным визитом; София продолжала править империей в отсутствие сына. Все было в порядке, пока с юго-запада не пришли новости о том, что дети заболели. Императрица, как говорили, была вне себя от горя, Франц же заканчивал все дипломатические переговоры как можно скорее.
София не проявила никаких чувств, хотя страх сжимал ее сердце. Она любила маленькую Софи так же, как собственных детей, а Гизела была такой храброй для своего возраста. Невыносимо было думать о том, чтобы уступить ему любую из них. Она с головой ушла в дела, но страх постоянно направлял ее мысли к малышкам в Венгрии.
Когда печальные известия достигли Вены, она даже не удивилась.
Маленькую Софи отняли у них навечно.
Франц и Сисси вернулись, когда Гизела достаточно поправилась для путешествия. Франц был убит горем, но прилагал все усилия, чтобы скрыть это. Зато его жена ничего не скрывала. Ее бледная кожа стала неестественно прозрачной, темные глаза казались огромными на осунувшемся от горя лице. София помнила, как тяжело пережила потерю своего возлюбленного Франца и собственных детей. Сисси казалась куда более хрупкой. Она не вынесет, если Смерть вернется за следующей жертвой.
София взяла маленькую Гизелу под опеку в тот же день. Когда следующей весной родился кронпринц, его тоже забрали у матери. София знала – пусть лучше Сисси будет далека от них, чтобы Смерть не обратил на них свой взгляд, задумав повлиять на их мать.
Сисси, возмутившись, восстала против своей свекрови и тетки. Она осмеливалась открыто противоречить приказам эрцгерцогини. Краски вернулись на ее лицо, и ее глаза пылали гневом. Да, в ней была сила – София была вынуждена это признать – но эта сила не поддавалась управлению. Впрочем, достаточно было разжечь ее и не давать угаснуть.
Возможно, этого хватит, чтобы не дать ему подступиться.

***
Со временем многое становилось яснее.
Для Софии стало очевидно, что хотя Сисси и обладала сильной волей, разум ее был слишком хрупок, чтобы успешно противостоять влиянию сверхъестественной тени. Императрица не проявляла твердости, не сопротивлялась так, как это было с Софией. Чаще всего она просто бежала. Она убегала из Вены на Корфу, Мадейру, в Британию – куда угодно, лишь бы подальше от столицы империи.
Частично в этом виновен был страх встретиться со своими бедами непосредственно в Хофбурге. София признавала, что она сама усложнила девушке жизнь, но теперь эта девушка была взрослой женщиной и трижды матерью – и никоим образом не соответствовала этому. Как ребенок, она по-прежнему убегала от неприятностей; но, будучи императрицей, она искала убежища далеко за стенами своей комнаты.
Осознание того, что Сисси была далеко, и преследующее ее создание, вероятно, тоже, приносило некоторое облегчение; но София беспокоилась о детях. Гизела росла стойкой и умной, как ее отец, но маленький кронпринц Рудольф, очевидно, удался в мать. Он производил то же впечатление преследуемого, вселявшее в его бабку дурные предчувствия.
Будучи наследником престола, он не мог позволить себе попасться на глаза тому, кого никто не должен был видеть. Мальчик не наблюдал ничей смертный час, но София знала, что он увлекается охотой. Он часто приносил ей рисунки со своих вылазок в поля – испачканные в крови наброски. Иногда он даже приносил свою добычу, ожидая, что его похвалят.
Конечно, думала она, он не станет являться ради какого-то подстреленного зайца.
София пыталась отвлечь Рудольфа учебой и дисциплиной – то, чего так не хватало его матери – чтобы приготовить его к грядущей роли императора. Она надеялась, что при более строгом воспитании мальчик вырастет более сдержанным и разумным, чем императрица – но надеялась тщетно.
Впервые в жизни Сисси удивила Софию заботой о ребенке, от которого была почти полностью отдалена. По ее просьбе воспитание Рудольфа сделалось легче – несмотря на то, что эрцгерцогиня была этим недовольна; а затем, стоило ей вернуться, она тут же уехала снова.
О да, мальчик был умен. Он прилежно учился и занимался наукой, но даже в учении возвращался к охоте. Смерть во всех формах привлекала и завораживала его. Он охотился за всеми возможными животными, тщательно записывая каждый случай.
София не могла сдержать растущий страх, глядя, как он окружает себя мертвыми телами всех форм и размеров. Но, увы, она не могла запретить ему охотиться – так же, как не могла запретить его отцу. Охота была традицией, соблюдавшейся на протяжении многих поколений, пусть даже ее внук чрезмерно погрузился в это занятие.
Чтобы развеять свои опасения, она даже посещала охоту – хотя только в качестве наблюдателя. Она была уверена, что только тревоги о благе своей семьи, не говоря уже о благе империи, заставляют ее думать о худшем.
Ее сердце сжалось, когда она заметила знакомое бледное лицо среди тех, кого ее сын и внук приглашали на свои охоты. Вместе с другими она подошла похвалить их за меткость – и увидела, как Рудольф обернулся к бледному незнакомцу. К ее ужасу, рука в перчатке коснулась плеча ее внука.
Что еще ужаснее, он улыбнулся в ответ.
Земля закачалась под ее ногами, дыхание перехватило. Рудольф, продолжая гордо улыбаться, повернулся к ней, и ей оставалось только ответить такой же улыбкой. Все это время она чувствовала взгляд темных глаз на своем лице – снова.
Несмотря на собственный страх, она позволила себе встретиться с ним взглядом.
Смерть чуть наклонил голову, и его губы шевельнулись в не-улыбке, которая снилась ей в кошмарах столько лет. Он коснулся рукой груди и поклонился, прежде чем исчезнуть.

***
Один человек в семье, притягивающий взгляд Смерти – уже достаточно тяжело. Но сразу трое – это было подлинное несчастье. На Хофбург словно наползала мрачная тень, хотя София не решалась говорить об этом со своей невесткой или внуком. В самом деле, как можно заявить – ты привлекаешь внимание того, кто является концом всего живого?
София проводила ночи в церкви Хофкапелле, в молитвах об отвращении беды, но поздно – беда уже случилась.
Империя, которую она так ревностно хранила с помощью своего сына, рассыпалась на части. Они едва успели оправиться от Крымской войны, как вспыхнуло восстание в Италии, а теперь и Пруссия пробовала на прочность их границы.
Даже при императорском дворе все еще существовали разногласия. Буйный характер Сисси плохо сочетался с верностью долгу, присущей Францу. Ее увлечение Венгрией грозило стать политической ошибкой, но она продолжать настаивать на том, чтобы посвящать свое время этой стране и изучению языка.
Дела шли все хуже и за границей: власть Максимиллиана в Мексике становилась все слабее. София никогда не одобряла этот замысел с восстановлением мексиканского престола, особенно с участием ее любимого сына. Находиться в разлуке с ним было невыносимо; а если что-то случится, пройдет несколько недель, прежде чем известия дойдут до них.
Все распадалось на части, осколок за осколком.
С разочарованием она смотрела, как Франц Иосиф подписывает договор с Венгрией. Возможно, таким образом он и сохранил корону, но сама София и подумать не могла о том, чтобы дать этой стране собственные права и привилегии. Она помнила кровавые бунты 1848 года. Червь вгрызался в сердцевину, и империя рассыпалась, как песок сквозь пальцы.
Спустя несколько дней их настигла ужаснейшная новость из всех возможных: Максимиллиан, император Мексики, был мертв – расстрелян повстанцами.
София ощутила, как знакомая боль снова сжала ее сердце. Она любила всех своих детей, но Макс, милый Макс, был единственным напоминанием о ее юном гордом французском орленке. Он всегда был решительным и деятельным... а теперь он покоился где-то в Мексике, пронзенный пулями расстрельной команды.
Она закрыла свою дверь для Франца. Она не могла вынести его лица, полного терпеливого ожидания – и он не был Максом. Он ждал, что она будет сильной – как всегда; но на этот раз у нее не было сил.
В ее покоях царила тишина. Она приказала горничной задернуть шторы, превращая сумерки в полную темноту, и отпустила ее. Усевшись за стол, она сложила руки на полированной крышке. Сквозь тонкие кружева перчаток виднелась бледная кожа.
Она не шевелилась – только слезинка скатилась из уголка глаза. Ни всхлипов, ни каких-то еще звуков. Она просто тихо сидела в темноте и ждала. И он не разочаровал ее, явив из мрака свой бледный лик.
Он подошел ближе – София готова была поклясться, что чувствует, как сумрачные крылья касаются ее платья, вновь смыкаются над ней. Он поднял затянутую в черную перчатку руку к ее лицу, и она закрыла глаза, когда он смахнул одинокую слезинку с ее щеки.
– Почему? – шепотом спросила она.
– Почему? – повторил он.
Казалось, его голос расходится волнами эха, словно в глубине огромной пещеры.
– Почему ты мучаешь нас?
Его губы коснулись ее уха, и кровь застыла в ее жилах, когда он прошептал:
– Потому что вы сами этого хотите.

***
Когда стоишь на краю осыпающегося обрыва и сделать шаг означает потерять равновесие – лучше оставаться на месте, пусть даже исход будет тем же самым.
У Софии больше не оставалось сил бороться. Империя неумолимо приближалась к своему концу, и она знала, что никак не сможет это остановить. Темные глаза сделили за ними из сумрака и ожидали, когда все обрушится, как карточный домик.
Рождение еще одного ребенка ничего не изменило. Как бы она ни охраняла этого младенца, было уже слишком поздно. И Сисси, и Рудольф слишком часто и слишком охотно смотрели в лицо тому, кто уничтожал все, что было им дорого. Эрцгерцогиня слишком устала. Пусть императрица воспитывает своего ребенка, как хочет. Все равно – конец уже близок.
Даже Франц заметил перемены и сказал ей об этом, удивляясь ее внезапной апатии. Она смотрела на него и вспоминала то время, когда он ценил ее слова превыше всех других слов. Увы, теперь у Софии не осталось для него советов.
Он держал ее за руку, словно она была больна, и тихо рассказывал о своих тревогах.
– Ты – император, Франц, – устало ответила она. – Ты должен править так, как сочтешь нужным.
Тогда ее сын, который был обязан ей всем, поднялся и ушел, оставив ее в одиночестве. Он еще не раз приходил к ней, но неизменно получал тот же ответ. Ее силы истощились, и было лишь вопросом времени, когда она сможет наконец отдохнуть и позволить своему запертому сердцу застыть в последний раз.
Время больше не имело значения. Ничего не менялось. Сисси отсутствовала. Рудольф изучал вопросы смерти. Франц оставался один.
Головные боли София встретила с облегчением, устав ждать признаков неизбежного конца.
Врачи предлагали множество лекарств, микстуры и пилюли, но ее боль побеждала их одно за другим. Она стала хуже видеть, и часто память возвращала ее в давно ушедшие дни.
Однажды вечером, очнувшись от краткого сна, она увидела Людовику у своей постели.
– Ты должна была предупредить ее, Людовика, – пробормотала она; сестра осторожно взяла ее за руку. – Она должна была знать.
– О чем ты говоришь? – голос сестры звучал непривычно тихо. – О чем предупредить?
– О том, как опасно смотреть ему в лицо, – ответила София дрожащим голосом. – Он преследует каждый ее шаг, потому что она посмела взглянуть на него.
Рука, держащая ее ладонь, резко отдернулась:
– Ты говоришь загадками.
София прикрыла глаза. Невыносимо болела голова.
– Ты никогда не обращала внимания на тайны, Людовика, – прошептала она. – Наша семья... видит зорче, чем другие. Маленький подарок, отцовская кровь. Я видела, как он наблюдает за нами.
– Наблюдает?
София подняла отяжелевшие веки, чтобы поглядеть на сестру – но возле постели была вовсе не Людовика. Сисси взволнованно смотрела на нее.
– Сисси?
– Вы, кажется, немного не в себе, тетушка, – императрица положила ей на лоб холодный компресс, который ничуть не облегчал боль. Она рассмеялась, но этот смех показался Софии вымученным и неискренним. – Похоже, вы вспоминаете кого-то другого.
Эрцгерцогиня откинулась обратно на подушку.
– Я все помню хорошо, Сисси, – шепотом сказала она. – Не доверяй ему. Он приносит лишь горе тем, кто осмелится посмотреть на него.
– Не мне, – шепнула Сисси в ответ.
– Ах, Сисси, – каждое слово давалось Софии с трудом. – Подумай о своей дочери. Подумай о маленькой Софи.
Сисси отвернулась.
– Вам нужно отдыхать, тетушка, – тихо произнесла она.
София чуть улыбнулась – одними уголками губ.
– Нет, – пробормотала она, глядя мимо Сисси.
Он стоял там, молча, выжидая. София медленно подняла руку. Даже такой ничтожный жест теперь выматывал. Она держала руку так, как когда-то протягивала ее бесчисленным дворянам для поцелуя.
– Я готова.
Сисси ахнула, оборачиваясь.
Возможно, глупая девчонка увидела его, а может, и нет.
София почувствовала касание его затянутых в перчатку пальцев, когда он поднес ее руку к своим губам. Смерть поцеловал кончики ее пальцев, и его крылья распахнулись, окутывая их обоих тьмой.
Когда он присвоил ее губы и ее жизнь, она почувствовала аромат морозного солнечного утра.
– Добро пожаловать, императрица, – проговорил он, поднимая ее с постели.
– Я не императрица, – она отняла свою руку.
Он склонил голову, внимательно глядя на нее:
– В своем сердце ты остаешься ею. Только сердце определяет, кто мы такие.
– А что, – тихо спросила она, – что в твоем сердце?
Его губы изогнулись:
– Человечность.

@темы: фандомное побоище, перевожу слова через дорогу

---

ЗФБ - переводы, часть 2

Для команды немецкоязычных мюзиклов. Там было аж три перевода - внезапно так (=

Название: За пять минут до полуночи
Оригинал: Theilian, Five Minutes To Midnight
Размер: мини, 1226 слов
Пейринг/Персонажи: Смерть, старшая дочь Елизаветы (Гизела), упоминается Рудольф
Категория: джен
Жанр: мистика/драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: дочери Елизаветы не спится; но не только она бродит этой ночью по коридорам дворца...

Красный ковер – цвета запекшейся крови в сумраке – заглушает ее шаги, когда она бесшумно проходит по дворцу. Она могла бы быть всего лишь игрой воображения, призраком маленькой девятилетней девочки – если бы не дрожала от холода и от страха; она боится, что ее застанут не в постели, а здесь, в запрещенном коридоре, ведущем к покоям ее матери.
Она вряд ли осмелилась бы появиться здесь так поздно, если бы вообще осмелилась прийти, но почему-то сегодня – может быть, из-за того, что в соседней комнате ее маленький брат плачет и зовет маму; он совсем один там, и ему снова снятся кошмары; а может быть, ей самой просто стало слишком одиноко – сегодня она позабыла об осторожности и крадется через бесконечный лабиринт коридоров и запертых комнат, прячась в темных углах, запыхавшаяся и напуганная, но преисполненная решимости.
Все коридоры так похожи друг на друга. Она останавливается, поворачивается и внимательно рассматривает проход позади нее; хмурится и прикусывает губу. Разворачивается снова. Делает пару неуверенных шагов, заглядывает за угол, облегченно выдыхает – все-таки она пришла, куда надо – и видит, что там стоит он. Смутная тень – черный шелк, полночная синева и золото; отблески света покрывают его позолотой, скользя по стройному силуэту.
Девочка замирает, ее сердце сжимается, словно стиснутое в кулаке, суматошно колотится в груди. Единственный звук, который удается издать перехваченным горлом – жалкий писк, теряющийся в темноте. Она отшатывается, прячась за портьеру на ближайшем окне, закутываясь в мягкие, тяжелые складки бархата, крепко зажмуривается и умоляет изо всех сил: "Не заметь меня, пожалуйста, не найди меня, не оборачивайся"...
А потом – почти против собственной воли – она открывает глаза. Вопреки всем доводам разума, ей просто хочется еще раз взглянуть на него.
Он стоит к ней спиной, прижавшись к двери в конце коридора, напряженно прислушиваясь к чему-то по ту сторону, к чему-то – "К кому-то? К моей матери?" – в комнате. Длинные светлые волосы скрывают его склоненное лицо и рассыпаются по плечам. Он поднимает руку – медленно, с нечеловеческой грацией – и осторожно, самыми кончиками пальцев, легко поглаживает темное дерево. Прикосновение влюбленного.
Кажется, ее сердце вот-вот разорвется – он так безнадежно одинок.
Может быть, она издала какой-то звук, сама того не заметив: тихонько вскрикнула от жалости или от сострадания. Она не знает. Может быть, он просто почувствовал ее пристальный взгляд. Но – неожиданно и слишком быстро, чтобы заметить движение – он отдергивает руку от двери и поворачивается.
Он прекрасен.
Прекраснее всего, что она видела в своей короткой жизни. Невероятно, запредельно, смертельно прекрасен.
У него бледное лицо и огромные, темные, широко раскрытые глаза, блестящие в сумерках, лихорадочно яркие от непонятных ей чувств. Золотые волосы падают на плечи мягкой волной – она еще не видела мужчин с такими длинными волосами. Он не похож на мужчину. Он слишком прекрасен, чтобы принадлежать к мужскому роду; слишком безусловно мужественен, чтобы быть кем-то иным.
Может, он ангел?
Они смотрят друг на друга долгое-долгое мгновение – вечность между ударами сердца; не двигаясь, не дыша, застыв в безвременье. А потом уголок его рта изгибается в подобии улыбки, и он чуть наклоняет голову набок – как хищная птица; как ястреб; любопытно и внимательно.
– Не стоит бродить здесь одной в такой поздний час, малышка, – спокойно говорит он; тихо, как шепот ночного ветра в ветвях.
Она не может ответить. Несколько раз она открывает рот в попытках что-то сказать – хоть что-нибудь – но не может произнести ни звука. Впрочем, он не выказывает нетерпения; он просто стоит, смотрит и ждет, как будто секунды застыли на месте по его молчаливому приказу. В его распоряжении – все время мира.
Но в конце концов молчание растягивается сверх меры, истончается и рвется.
– Я хотела увидеть свою мать, – выпаливает она и тихо добавляет: – Я не могу уснуть.
Пальцы его правой руки проделывают почти незаметный быстрый жест: так кошка выпускает и втягивает когти; беспокойство под самой поверхностью.
– Свою мать? – переспрашивает он, оглядываясь на дверь за своей спиной, и снова впивается взглядом в девочку – прищурившись, задумчиво и изучающе.
– Ты совсем на нее не похожа, – бездумно бросает он наконец, и она чувствует, как ее лицо заливает краской от стыда и злости; хорошо еще, что она стоит в тени и ему этого не видно.
Как бы юна она ни была, она слышала это заявление уже множество раз и успела страстно возненавидеть. Ее раздражало, что все говорили это с грустью и разочарованием, иногда качая головой и добавляя: "Как жаль", – как будто она не могла услышать. Она уже не настолько ребенок, чтобы это не причиняло ей боль.
Поспешив подойти к золотоволосому незнакомцу, она встает посередине коридора, выпрямляется изо всех сил, задирает подбородок и смотрит ему прямо в глаза.
– Я похожа на отца, – вызывающе заявляет она; однажды она слышала, как кто-то заступился за нее таким образом, и немедленно принялась использовать эту фразу в ответ на любое сравнение с матерью. – Мой отец – император, – добавляет она (на всякий случай, вдруг он не понял), уставившись на него так пристально и сердито, как только может.
Она и не подозревает, что по странному капризу судьбы эта вспышка темперамента делает ее похожей именно на мать – похожей до смешного, до боли. Миниатюрное воплощение упрямства, стоящее в холодном коридоре в ночной рубашке и со сжатыми кулаками.
Он моргает, темные брови удивленно приподнимаются. А потом он смеется – неожиданный, радостный смех звенит в темноте – и текуче опускается на корточки, больше похожий на огромного кота, чем на человека; каждое его движение отточено и продумано. Он протягивает к ней руку – изящный жест кажется одновременно просьбой и приказом.
Теперь их лица на одном уровне, и он произносит почти неслышно:
– Возможно, я ошибся...
Он наклоняется ближе, так близко, что она может различить цвет его глаз: яркий, ослепительный сапфирово-синий.
– Твои родители должны гордиться такой дочерью... – улыбается он, и она придвигается еще ближе, позволяя теплу этих слов окутать ее. Это похоже на солнце; на то, как бывает, если смотришь прямо на солнце в ясный день.
Он прожигает ее взглядом, его странные глаза широко раскрыты, глубокие и темные. Ей кажется, что она падает, теряет равновесие – хотя она по-прежнему чувствует ворс ковра под ногами. Ее сознание истаивает, размывается по краям, исчезает, как зимний холод при первом дыхании весны. Больше не существует ничего в мире; ничего, кроме него. Ей хочется взять его за руку и никогда не отпускать, уйти вместе с ним в тот мир, что обещают его глаза; в мир, где она никогда больше не будет одинокой, покинутой, ненужной...
– Кто ты? – выдыхает она.
Ее сердце снова стучит – так громко, что он наверняка слышит. Кружится голова, она боится услышать его ответ – и не знает, почему.
Что-то сдвигается в глубине его взгляда, нечто полускрытое, мрачно выжидающее у самой поверхности. Она замечает это всего на долю секунды – меньше удара сердца – но даже этого достаточно. Беспримесная страсть; вихрь горечи и ярости, кружащий в черном льду души. И неутолимый голод: так охотник не думает ни о чем, кроме своей добычи.
Гизела делает шаг назад, не помня себя от страха, спотыкаясь, спеша убраться подальше от него, прежде чем он заговорит снова, прежде чем откроет ужасный ответ на ее вопрос.
Ответ, который – понимает она – она знала с самого начала.
Он смотрит, как она убегает, мелькнув белым в темноте – как задутый огонек свечи; маленькое напуганное создание, которому каким-то чудом удалось выскользнуть из когтей ястреба.
Смерть улыбается самому себе – спокойной, прекрасной улыбкой.
И где-то далеко, в извилистых лабиринтах дворца, маленький мальчик снова плачет и зовет маму.

Прежде чем открывать, внимательно читайте шапку - я предупредил.
Название: Сны наяву
Оригинал: Fyre, Waking Dream
Размер: мини, 1400 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Смерть / кронпринц Рудольф
Категория: слэш
Жанр: ангст/pwp
Рейтинг: R – NC-21
Предупреждения: употребление наркотиков, breathplay
Краткое содержание: У всех есть свои пристрастия. У некоторых они очень необычны.

Как мимолетна, неуловима любовь. Она может владеть двумя – или объединять многих. Она может длиться вечно или умереть за несколько месяцев. Но зато вожделение может пробудиться всегда, под любой рукой.
Кронпринц Рудольф был из тех, кто наслаждается своими пороками и вожделениями – ибо любовь его далека и являлась нечасто. Отдаваться первому из этих чувств было намного проще.
Салон фрау Вольф был полон зноя, и многоцветья, и зрелой, трепещущей розовой плоти – пышные груди, колышущиеся бедра. Все это удовлетворяло низменную похоть – привычный способ, принятый всеми мужчинами, что переступали порог.
Но в ночной темноте, в зябком сумраке его комнаты без единого огонька – вот где ожидали его тайные удовольствия.
Бледный лунный луч пересекал пол, пробиваясь сквозь неплотно прикрытые шторы. Окно тоже было приотворено. Как странно, подумалось ему, эта прохлада возбуждает куда сильнее, чем пьянящее тепло в салоне Мадам.
Огонь в камине давно погас; прежде чем задуть свечу, он коснулся фитилем шарика опиума, лежащего в трубке. Такие ночи просто созданы для благоуханного облака маковых грез.
Окутанный ароматным дымом, Рудольф глубоко вздохнул. Глядя на свое отражение в высоком зеркале, он видел, как отсветы тлеющего опиума отбрасывают на его лицо призрачные тени. Он коснулся языком черенка трубки – и вздрогнул, когда чьи-то пальцы коснулись его плеч через ткань рубашки.
– Мой маленький принц, – еще не было никого, кто мог бы это произнести – только шорох ветра в портьерах. – Вставай, маленький принц.
– Ты пришел, – прошептал Рудольф, поднимаясь с кресла.
От невидимых ледяных губ, скользнувших по шее, у него перехватило дыхание.
– Ты звал меня, – голос отдавался эхом вокруг него и даже в самой сердцевине разума, не мужской и не женский, невозможно нечеловеческий. – Ты хочешь меня.
Словно не по своей воле Рудольф двинулся вперед – один шаг, другой, пока не разглядел в зеркале свой призрачный силуэт в ореоле лунного света. Холодные лучи окрашивали его кожу мерцающими голубыми отблесками, превращали его дыхание в пряди тумана.
– Да, хочу, – шепнул он, вглядываясь в тени вокруг своего отражения.
Он не видел ничего, кроме своих покоев. Тлеющие угли – алые, как цветок, породивший их – отражались в его глазах. Глаза другого сверкали рядом, и Рудольф с улыбкой повернул голову.
Он по-прежнему ничего не видел, но губы коснулись его губ, вдыхая туманные кольца дыма. Умелый язык беспощадно завладел его ртом, и руки, сильные, как вечность, заключили его в объятия. Позабытая трубка, дымясь, выпала из его руки.
Когда холодные пальцы скользнули по его горлу, Рудольф издал звук, более уместный в публичном доме. Было неудобно так изгибаться – но стоило ему повернуться, он остался бы один. Таков был установленный порядок вещей, чтобы получить все то, чего он желал. Кончики пальцев надавили сильнее, останавливая его дыхание.
Ленивые, чувственные движения языка походили на проверку – Рудольф вздрогнул, помня, на что способен этот порочный рот. От макового дыма и недостатка воздуха кружилась голова – словно он раскачивался на дивных нездешних волнах.
– На колени, – голос прозвучал в его разуме, не прерывая поцелуй.
Не задумываясь, кронпринц опустился на колени. Он оперся одной рукой на стекло зеркала, пытаясь вдохнуть. Пальцы на его горле ослабили хватку и проскользнули за ворот рубашки. Вторая рука по-прежнему лежала на его талии, и в зеркале он мог разглядеть мерцающий узор драгоценностей на полупрозрачном рукаве.
Рудольф осмелился посмотреть вниз, но – как и всегда – ничего не было видно. Он снова вздрогнул, когда длинные пальцы принялись расстегивать пуговицы его рубашки, а другая рука медленно потянула тяжелую ткань в сторону, обнажая его тело.
– Посмотри на меня, – холодные поцелуи в плечо лишь оттеняли мелькнувшее в голосе подобие нежности.
Рудольф поднял потемневший взгляд на зеркало. Вокруг его руки поверхность стекла была затянута тусклым туманом, но это не имело значения. Существовало лишь лицо напротив, полупрозрачное и мерцающее в лунном свете.
Это лицо трудно было назвать красивым – резкое, угловатое, хотя и человеческое по форме, оно не могло принадлежать человеку. Сквозь него проступала тень зловещего черепа, но тонкие изящные черты навевали сходство с птицей. Черные глаза горели светом вечности. Волосы падали на плечи, рассыпаясь в звездном свете, в который это существо было облачено, как в мантию. Он был облачен.
Оно становилось мужчиной, приходя в эти покои в такие ночи.
Рудольф выбирал женщин в зное, блеске и роскоши.
Тьма, холод и пустота принадлежали ему.
– Пожалуйста, – прошептал Рудольф, когда последняя пуговица была расстегнута.
Он почувствовал, как его мочку уха оcторожно прикусили, потом лизнули, словно это было изысканное лакомство.
– Чего ты хочешь, мой маленький принц? – прозвучало в его голове; руки стянули рубашку вниз, сковывая его движения.
– Тебя, – выдохнул Рудольф. Он прикрыл глаза, чувствуя, как пальцы с острыми ногтями шевельнулись внизу, возле живота. От этого легчайшего прикосновения его пронзила сладострастная дрожь.
Безжалостная рука вновь сомкнулась на его горле:
– Посмотри на меня.
Чуть не вскрикнув, Рудольф заставил себя разомкнуть веки. Непроницаемые черные глаза смотрели прямо ему в лицо, не отрываясь, а костлявые пальцы продолжали сжиматься. Все расплывалось, очертания теряли четкость – ему пришлось опереться о зеркало обеими руками, чтобы не упасть.
– Хорошо, – рука двинулась вверх, мягко поворачивая его голову, подставляя его губы под поцелуи этого порочного рта.
Рудольф тихо застонал, не прерывая поцелуя; стон стал глубже, когда другая рука коснулась его сокровенных мест. От столь холодного прикосновения должна была угаснуть любая страсть, но Рудольф лишь выгнулся навстречу ледяным ласкам.
Захваченный половодьем чувств, он не заметил, как его рубашка оказалась отброшена в сторону. Он дрожал всем телом от холода и желания. Кончики пальцев скользнули по стеклу зеркала, оставляя блестящие следы на затуманенной поверхности.
Узкое тело прижималось к нему, становясь ближе, чем тень, и он вскрикнул от удовольствия и боли, притиснутый к зеркальному стеклу. Дыхание оседало на стекле туманным облаком. Он снова застонал – от безжалостных, требовательных движений, проникающих все глубже и глубже.
Пальцы снова легли на его горло, то ослабляя, то усиливая хватку с каждым толчком. По-прежнему кружилась голова, перед глазами плыли черные пятна и яркие вспышки, взрываясь в сумасшедшем хороводе, когда он подавался навстречу холодному телу своего любовника. Он весь горел в ледяном огне; глаза застилали непрошенные слезы, и с каждым выдохом из груди вырывались стоны болезненного желания.
Несмотря на пронизывающий холод и гуляющие по покоям сквозняки, в нем все сильнее разгорался жар, заставляя дрожать и прижиматься к зеркалу. Обжигающая волна удовольствия накрыла его, и с приглушенным криком он рухнул на стекло, уже ничего не осознавая.
Лишенный поддержки, он соскользнул по влажной поверхности и бессильно распростерся на ковре.
Где-то совсем рядом слабо тлел огонек его трубки.
Дрожащей рукой Рудольф дотянулся до нее, поднес к саднящим губам и вдохнул последний глоток дыма от угасающего уголька.
Чья-то рука погладила его плечо, и губы коснулись его уха:
– Спокойной ночи, милый принц.
Голос был так похож на его собственный – но все же был иным.
Он уронил трубку, снова охваченный дрожью; все тело ломило, он замерз и чувствовал себя полностью опустошенным.
Ветер сдвинул портьеры, и свет луны померк. Кронпринц лежал один в темноте, и его затуманенный разум уже предавался мечтам о следующем визите его самого близкого друга.

@темы: фандомное побоище, перевожу слова через дорогу

---

ЗФБ - переводы, часть 1

Собственно, для ардовской команды был только один перевод. Но зато какой, да (=. Текст мне нравится, вроде бы и перевести тоже получилось.

Название: Вернись ко мне
Оригинал: Marta, Come back to Me
Размер: мини, 2696 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Златеника / Фимбретиль
Категория: фемслэш
Жанр: romance
Рейтинг: R
Предупреждения: дендрофилия (=
Краткое содержание: пока Третья эпоха неспешно проходит мимо, одна из жен энтов встречает некую дочь реки...

Когда весна придет в леса, зашелестит листвой
И недра сумрачных озер наполнит синевой,
И станет горный воздух чист и сладок, как елей -
Приди ко мне и пой со мной: Мой край всего милей!

Когда весна придет в сады, и зашумят поля,
И пряным запахом весны наполнится земля,
Когда раскроются цветы среди густых ветвей -
Я не приду к тебе, мой друг. Мой край всего милей!
"Две башни", глава 2

***
около 1700 г. Третьей эпохи, западный Кардолан

Легкий ветерок шелестел в осоке, и Фимбретиль невольно вздохнула. Как же она скучала по своим родичам! Часть ее стремилась отряхнуть почву с корней и отправиться в долгое путешествие – назад к Фангорну. Он ждал ее возвращения; она чувствовала это в движении сока по жилам. Ей стоило бы вернуться к своему избраннику и заняться семьей – они откладывали это слишком долго.
Но когда с востока прилетели птицы, собирающие новости о пропавших женах энтов, Фимбретиль попросила их не рассказывать ничего о ней. У нее еще оставался долг перед этой землей. Аннуминас пал, а новый король в Тирн Гортаде не страшился гнева деревьев, не говоря уже о траве и цветах, которые топтали его солдаты. Не потому ли она осталась? Но ведь младшие стражи – те, что были совсем детьми, когда жены энтов покинули лес Фангорн – ведь и они могли охранять этот уголок Эриадора. Разве Фангорну не нужна ее помощь и защита там, дома?
Фимбретиль опустила ветвь в беспечно бегущий мимо ручей. Течение, которого она прежде не замечала, растрепало ее листья, и она услышала тихий напев без слов – похожие старые песни напевали хоббитские женщины, которые иногда стирали белье у ее корней.
– Кто здесь? – спросила она. Никто не ответил, но ветер задул настойчивее, и вода плеснула теплой дружеской волной. Раздвинув тонкой рукой ее лиственный занавес, к ней подошла женщина, ступавшая по воде.
– Мир тебе, госпожа Фангорна! Я – Дочь Реки, также именуемая Златеникой.
– Откуда ты меня знаешь? – Фимбретиль пристально смотрела на незваную гостью. – Я не припомню, чтобы мы встречались раньше. А жены энтов редко забывают.
– Нет, мы не встречались, – ответила Златеника. – Но рыбы приносят мне вести обо всем, что сказано в их присутствии. Они слышали, как твой избранник описывал тебя многим существам, эльфам, и людям, и гномам, и зверям – и так я узнала о его поисках. Почему ты не вернешься к нему?
Фимбретиль погрузилась в свои мысли в поисках ответа, как не раз делала прежде. Но, как и раньше, когда ей нечего было сказать – она не говорила ничего, и Златеника долго сидела на берегу, храня дружелюбное молчание.

***
Шли годы. Златеника часто приходила к притоку Брендивина, где жила Фимбретиль. Они говорили о многом: о том, как она отринула свет Древ ради сумерек Средиземья.
– В Зеленолесье есть одна река, – сказала она как-то вечером, – воды которой заставляют видеть сны о том, чего не может быть наяву, – Златеника откинула голову к воде и рассмеялась. – Видела бы ты тамошних эльфов, Фимбретиль! Они так лучезарно улыбаются во сне. Они знают истинный покой, и просыпаются с мыслью, что все войны когда-нибудь закончатся.
– Я слышала об этом ручье! – хихикнула Фимбретиль. – Так это твоя работа? Мне следовало бы догадаться.
– Ну, не только моя, – признала Златеника. – Снами повелевает Ирмо, и он дал мне воду из своих садов, которую я влила в тот ручей. Но именно я выбирала, кого наградить этим даром. И надо сказать, я довольна тем, что получилось.
– Как и должно быть, – Фимбретиль снова была серьезна. – Ты принесла надежду тем, у кого ее не было.
Златеника оперлась о корень и встала:
– А как же ты?
– У меня всегда есть надежда! – возразила Фимбретиль.
– Я знаю, – сказала Златеника. – Вы, энты, склонны к долгому созерцанию, и вы не устаете от Средиземья, как эльфы – вы были созданы для этих неспокойных земель. Но доводилось ли тебе мечтать о том, чего никогда не может быть?
Улыбка исчезла с лица Фимбретиль:
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– О нет, ты все понимаешь, – Златеника взглянула на энтицу с печальной улыбкой. – Скажи мне, Фимбретиль, почему ты не возвращаешься к своему избраннику и господину. Нашла ли ты свой ответ?
Фимбретиль отвела взгляд:
– Я могла бы спросить то же самое у тебя.
Златеника снова рассмеялась – этот смех согревал Фимбретиль до самой сердцевины – и откинулась на спину, так что ее золотые волосы расплылись в воде сияющим ореолом.
– Но у меня нет ни господина, ни избранника, – ответила она. – Том Бомбадил и я – хозяева этих мест, это правда. Но все деревья, и травы, и все растущие и живущие создания на нашей земле принадлежат только самим себе.* И точно так же обстоит дело со мной – и с ним, если на то пошло. Мы – не господин и госпожа друг для друга, и никто не владеет нами.
Фимбретиль недоверчиво посмотрела на нее:
– Но ведь ты – его жена.
– И что толку было бы в моей любви, – спросила Златеника, – если бы она происходила из страха или власти, а не от свободной воли? Для нас, детей Запада, любовь куда сложнее, чем для вас. Конечно, Том и я – супруги и товарищи. Он приносит мне кувшинки, а я напоминаю ему о мире, который стоит хранить. Но любит ли он меня? Мой род не знает той любви, что случается среди вас; она – для энтов, и эльфов, и всего, что создано из плоти Арды. И я, несомненно, не чувствую себя навеки связанной с ним, – Златеника высвободилась из переплетения корней, выпрямилась, стоя в ручье, и заглянула в глаза Фимбретиль. – А что же ты, дочь леса? Я мало знаю об энтах; но будь мы эльфами или людьми, наши семьи решили бы, что мы слишком много времени проводим вместе – как могут лишь близкие родичи или возлюбленные.
Фимбретиль спрятала лицо за рассыпавшимися ветвями, но Златеника отвела их в сторону. Они обе понимали, что теперь уже поздно скрывать свои чувства.
– Энты – не эльфы и не люди, – наконец произнесла Фимбретиль. – Наша любовь медленно разгорается и медленно остывает, и нарушить брачную клятву – поистине недопустимая поспешность. Но я и Фангорн отдалились друг от друга задолго до того, как я пересекла Мглистые горы; и когда я оставила наш лес, мы отпустили друг друга в своих сердцах. Он сказал, что когда придет время вернуться – пусть я вернусь из любви, а не из чувства долга. Он ждет, что я приду к нему однажды, но сейчас он не владеет моими чувствами.
– Я не знала...
– Неудивительно. Это не то, о чем я обычно готова говорить, – Фимбретиль попыталась высвободить свои листья, но Златеника крепко держала их, и Фимбретиль, смутившись, закрыла глаза.
Златеника вышла из воды и провела рукой по листьям Фимбретиль, легко коснувшись лица энтицы.
– Здесь нечего стыдиться, Фимбретиль. Ты и Фангорн достаточно мудры, чтобы испытать свою любовь, и вам также хватает мудрости, чтобы не подвергнуться презрению, – она ненадолго замолчала. – Любишь ли ты меня?
Фимбретиль распахнула глаза:
– Почему ты спрашиваешь об этом? Ведь ты говорила, что ваш род не знает любви.
– Ты не слушаешь, – покачала головой Златеника. – Я сказала, что мы не умеем любить друг друга. Я слышала об одной майэ, которая отдала свое сердце эльфийскому королю. Возможно, чтобы в нашем сердце пробудилась страсть, нам нужен кто-то еще, – она пожала плечами. – Я не знаток мудрости, Фимбретиль. Я всего лишь дочь реки; мое знание – о простых вещах, о летних дождях, бобровых плотинах и о том, что кувшинки нужно хранить от зимних морозов. Но с тех пор, как я встретила тебя, я чувствую себя более живой, чем когда-либо прежде.
Она чуть поколебалась, но затем, не говоря ни слова, наклонилась вперед и прижалась губами к губам Фимбретиль, чувствуя горький вкус ивовой коры и сладость сока. Одной из ветвей Фимбретиль обняла Златенику за талию, удерживая ее ближе. Через мгновение Златеника подалась назад, и Фимбретиль жадно вдохнула холодный ночной воздух.
– Если ты любишь меня, – голос Златеники дрогнул, – иди вниз, к ручью.
Она развернулась и нырнула в воду, и Фимбретиль поспешила за ней, ступая вперед, пока вода не поднялась выше ее корней. Голова Златеники показалась из воды; на ее лице сияла мягкая улыбка, а золотые волосы струились по течению. Златеника двинулась к берегу, и Фимбретиль заметила, что ее платье исчезло; она залюбовалась гладкой кожей майэ, плавными линиями ее груди и бедер. Златеника взяла ее ветвь и провела вдоль нее пальцем; Фимбретиль почувствовала, как ее пронизала дрожь от корней до кроны.
– Ты мне доверяешь? – спросила Златеника.
– Да, – не задумываясь ответила Фимбретиль.
Златеника отпустила ветвь и опрокинулась в воду спиной вперед. Волна окатила корни Фимбретиль и плеснула на ствол. Она увидела сосны Дэйла, сады Итилиена, зеленые холмы, покрытые цветами нифредиля, и кроны золотых мэллорнов над ними: все земли, напоенные водами Златеники. Казалось, что ее разум соединился с разумом дочери реки, и их воспоминания стали одним целым.
Фимбретиль склонилась ниже, пытаясь дотянуться до воды. Она окунула ветви в ручей, представляя, что касается своей прекрасной девы: ее спины, щеки, груди... и вода казалась чище, чем была в тот день, когда энты впервые пробудились, когда Моргот еще не разрушил Светильники Ауле.
Легкий дождь окутывал ее, и Фимбретиль знала, что это ее возлюбленная падает на листья, струится ручейками по коре и стекает в лужицы между корней. Она издала низкий стон, спугнув птиц, угнездившихся в изгибах ветвей. Закрыв глаза, Фимбретиль чувствовала, как вода плещет вокруг ее корней, ствола и листьев, как дождь падает на ее лицо, на ветви, повсюду – и наконец пронзительно вскрикнула. Она обессиленно опустила ветви и застыла, впившись корнями в твердую землю.
Постепенно ее дыхание успокоилось, и Фимбретиль лениво приоткрыла глаза. Златеника лежала рядом, распростершись на ее корнях и обняв ее ствол одной рукой; ее лицо озаряладовольная улыбка.

***
Златеника часто навещала Фимбретиль у того же ручья, и они отправлялись бродить по полях и холмам, между рекой и лесом. Она научила Фимбретиль узнавать ее в солнечных бликах на волнах, в стекающем по листьям дожде, в серебристых рыбах, мерцающих в лунном свете, и даже в течении, что приносило с собой воспоминания о землях, которые Фимбретиль никогда не видела. Энтица научилась видеть красоту во всех этих формах, ибо все они смывали прочь грязь и очищали мир.
А Фимбретиль, в свою очередь, показала своей возлюбленной красоту постоянства. Она пояснила, почему так драгоценен дуб, боровшийся и росший многие годы с тех пор, как его желудь упал на суровую землю; она научила Златенику песням ветра в травах поля, где не ступал ни эльф, ни гном, ни человек. Она поведала ей тайны птичьей речи, и Златеника радовалась их песням и слушала их рассказы о созданиях, что живут вдали от речных берегов.
– Почему ты задерживаешься здесь? – однажды спросила Златеника.
Фимбретиль удивленно взглянула на нее. Майа сидела на ее ветвях, крутя в пальцах цветок.
– Странный вопрос, – сказала Фимбретиль. Ее губы сложились в улыбку, которая стала намного привычней за эти годы. – Зачем бы мне хотеть оставить тебя?
– Оставить меня? О нет! – Златеника рассмеялась. – Разые ты еще не поняла? Я могу прийти к тебе повсюду – хотя, конечно, где-нибудь в Эдельлонде или Руне я бы навещала тебя не так часто. И, конечно, я не могу надолго оставить Тома, ведь я в ответе за его леса. Но все же везде, где есть вода, я могу увидеться с тобой время от времени. Впрочем, я не это имела в виду, – ее улыбка угасла, и голос стал серьезней. – Когда мы впервые встретились, ты не знала, почему осталась здесь и не возвращаешься к Фангорну. Нашла ли ты ответ?
Фимбретиль задумалась, прежде чем покачать головой:
– Нет, но незнание больше не беспокоит меня. Хоббиты – такие забавные создания! Они всегда радуют меня, и я готова отдать свою жизнь ради их защиты.
– Но вернешься ли ты к нему когда-нибудь?
– Может быть, – произнесла Фимбретиль, – хотя и не думаю, что это случится скоро. Если вообще случится, – она нахмурилась, осознав, что сказала. – Это тебя тревожит?
Златеника покачала головой:
– Я всегда знала, что нашей любви не суждено продлиться до конца времен. Это благословенная доля досталась Фангорну, не мне. Но я счастлива уже тем, что узнала любовь и могу насладиться ей столько, сколько позволит судьба. Я не прошу большего, чем то, что у меня есть.
Златеника соскользнула с дерева и взяла ладонью ветвь Фимбретиль. Другой рукой она указала на пустотелое дерево, окруженное роем пчел.
– Пойдем, я устала от разговоров, – сказала она. – Прошлой ночью ты говорила о сладости меда; ты должна достать мне немного, чтобы я могла попробовать.
И она повела Фимбретиль через поле, к новым приключениям.

Примечания от автора:
1) Место действия этого рассказа – то, что позже будет называться Баклэндом, или где-то рядом, около восточной границы Шира; точнее неизвестно и несущественно. Действие происходит после того, как королевство Арнор распалось на Артедайн, Кардолан и Рудаур; но прежде, чем эти три королевства были уничтожены Ангмаром. Поэтому, хотя в тех землях и есть король, он – не законный потомок Исилдура, а всего лишь король Артедайна. Таким образом, я думаю, что эти люди должны были быть менее благородными и более опасными для деревьев, о которых заботились энты. Хоббиты, переселившиеся в Шир около столетия назад, также представляли опасность для трав, когда рыли свои норы, и нуждались в древесине для своих построек, мебели и других вещей. Энтам было чем заняться.
2) * основано на отрывке из главы "В доме Тома Бомбадила", ("Братство Кольца").
3) Что касается того факта, что майар не склонны к влюбленности – в "Валаквэнте" мы можем прочесть, что их тела подобны одежде для нас и не играют существенную роль в их самоопределении. Легко ли влюбиться в того, кто с такой легкостью меняет свой пол и другие физические характеристики?
4) Думал ли сам Толкин о чем-то подобном? Вряд ли – учитывая его личные убеждения и то, что у него эти персонажи никогда не встречались друг с другом. С другой стороны, он не рассказал почти ничего о любви и браке обеих рас. Как мы помним, "Законы и обычаи Эльдар" повествуют об эльфах (пусть даже о всех без исключения); к другим расам они вряд ли применимы, особенно к тем, чья культура не произошла от эльфов – как энты и майар.

***
Когда обрушится зима, и землю скроет тень,
И ночь беззвездная убьет короткий серый день,
И Лес умрет в туманной мгле – под снегом и дождем,
Найду тебя, приду к тебе, чтоб быть навек вдвоем.
Когда обрушится зима, и смолкнет птичья трель,
И сад в пустыню превратит свирепая метель -
Найду тебя, приду к тебе, чтоб быть навек вдвоем,
И мы начнем – в руке рука – на Запад долгий путь,
И там, вдали, отыщем край, где можно отдохнуть.

@темы: фандомное побоище, перевожу слова через дорогу

---

ЗФБ - коллажи

Было их всего две штуки - по одному на левел. Ну, сколько получилось (=. Лично мне оба нравятся, хотя и знаю, что коллажист я так себе.

Название: Золото листвы
Персонажи: Финрод
Исходники: фанарт, фото
Размер: 800x600 px
Примечание: иллюстрация к фику "Под деревьями"

Название: Кровь на снегу
Персонажи: Верные Первого дома
Исходники: 1, 2, 3, 4
Размер: 1024x768 px
Примечание 1: "...but now hearing of the renewal of Doriath and of Dior's pride the seven gathered again from wandering, and they sent to him to claim their own. But Dior returned no answer to the sons of Fëanor; and Celegorm stirred up his brothers to prepare an assault upon Doriath. They came at unawares in the middle of winter, and fought with Dior in the Thousand Caves; and so befell the second slaying of Elf by Elf." ("The Silmarillion", "Of the Ruin of Doriath")
Примечание 2: использована цитата из "Первой арии оруженосца" (рок-опера "Тампль")

Упс, забыл. Три штуки, еще же мюзиклы. Там рыбки и спецквест, но тащить - так тащить уже все (=
Название: Tanz überall
Пейринг/Персонажи: Элизабет, Смерть
Исходники: 1, 2, 3, 4, 5,
Размер: 1024x768 px
Задание: "AU: герои-рыбки в одном аквариуме"

@темы: фандомное побоище, почетный рейхсфотошопер, эпический дискурс

---

ПЧеньки (=

Пока я тут бегал с окончанием ФБ, откуда-то образовались читатели. Внезапно (=
 Халльгерд,  Eldija, добро пожаловать!

всем чая (=

@темы: приветствия, (безумное?) чаепитие

---

выдох бобра - 2

...или ЗФБ-пост на тему "как это было".

получилось многобукв

Началось все с того, что где-то в ноябре по моей френдленте начали проскакивать посты про Зимнюю Битву. Сначала, конечно, я смотрел на них с недоверием - во мне еще жила память о летней ФБ и отголоски вопля "большеникагда", но потом что-то такое зашевелилось в дальнем углу разума. В конце концов, возможность представить любимый канон не каждый день подворачивается... а тут еще и формат такой удобный, сокращенный...
В общем, пишу я Коршуну в скайп: "а не собрать ли нам команду по Арде?" А почему бы и не собрать, подумали мы. Тем более что кое-какие идеи давно уже ждали возможности их докурить и реализовать. Кэпом оказался я, по принципу "инициатива наказуема"... Вот, кстати, в кэпы я действительно большеникагда. Хотя экспириенс, конечно, незабываемый (=.
Поначалу нас, то есть инициативной группы и примкнувших, было четверо. Еще одного товарища мы заманили печеньками, а остальные - что удивительно - пришли сами. Я до сих пор недоумеваю - откуда они все взялись, такие няши? (=

Собственно, о битве и личных итогах. Цель у команды была вполне конкретная - поиграть и получить фан. По-моему, все получилось. И достойно выступить тоже получилось. Так что команда - молодцы, однозначно (=.
Вот своей деятельностью я не очень доволен, честно говоря - потому что сделать то, чего хотелось, мне так и не удалось. Я не написал вообще ни единого текста - а ведь какие были замыслы... Ладно, еще допишу - в конце концов, в качестве творческого пинка ФБ сработала неплохо. Что я сделал... ну, два коллажа. Ну, челлендж. Ну, перевод еще. Все как-то по личной шкале оценок не заслуживает внимания... кажется, это фигня со шкалой оценок, подсказывает мне внутренний голос. Все понял, страдать прекращаю (=.
Зато я научился перед дедлайном слезать с потолка и работать. И выкладки собирать за полчаса до финала. И атмосфера все-таки у нас была хорошая, мне кажется.

А теперь - поименно (=
 Grey Kite aka R.L. - что называется, "бывших толкинистов не бывает". Вот так курили вместе и докурились... (= Без содействия этого человека я бы, наверное, и не взялся собирать команду. А так - нормально, оказалось, что организаторские обязанности не такие уж страшные... И за своевременную генерацию пинков тоже надо сказать спасибо (=. А про тексты, переводы и нечеловеческую работоспособность я вообще молчу.
 Narindol - помнится, был затащен в команду посредством наглого эмоционального шантажа и поначалу говорил, что он тут только ради моральной поддержки. А потом опаньки - четыре офигенных текста (=.
 Chiora - няшный арфинг, не побоявшийся пойти в компанию злобных феанорингов (=. Из арфингского угла тоже прилетали офигенные тексты.
 nolofinve - был заманен обещаниями канона и печенек (=. К третьему левелу, правда, немного сошел с дистанции, но вклад в команду принести успел, так что тоже спасибо.
 Ангайлин - пришла сама и неожиданно. Поскольку феаноринг феанорингу - друг, товарищ и брат, прогонять не стали. И, как выяснилось, не зря (=. Помимо командной работы, я от этого человека получил замечательное общение в скайпе просто так, что тоже явный плюс (=.
 Shajerenn - теневая часть команды - в том смысле, что постоянно держался где-то в сумраке, но тем не менее всегда был с нами. А еще - героический бартерщик, достойный занесения в легенды (=.
 Sir Aristocrat - артер, материализовавшийся из пространства на следующий день после закрытия официального набора. Мироздание, очевидно, решило, что надо же что-то делать с острой нехваткой рисующих людей в команде (=. Мирозданию спасибо, артеру - тоже спасибо за рисунки и мимими за чибиков.
 Shanni - еще один внезапно материализовавшийся артер. Такое чувство, что они у нас сконденсировались как-то (=. Кроме собственно рисунков, это еще и притащенный в команду клипмейкер, косплей и просто хорошее знакомство (=.
 Сумирейд - тот самый притащенный клипмейкер и внезапный автор нуменорского тортика (=. Так и не познакомился толком, но все еще впереди (=.

В общем, товарищи соратники - мы все герои, я считаю. Ура (=.

@темы: фандомное побоище

---

выдох бобра

Ну, то есть вообще выдох, совсем. Деанон выложили. ЗФБ официально закончилась. Ура, товарищи (=
65 место, кстати.
Пока сложу сюда значки, а работы будут завтра, мне лень (=

еще четыре

@темы: фандомное побоище

---

Между прочим, праздник же (=

Война войной, битвы битвами, а день рожденья кайзера - по расписанию.
Sieg Kaiser Reinhard!

@темы: почетный рейхсфотошопер, Mein Kaiser, ЛоГГ

---

Весна и все такое

Ну, то есть как весна - тепло, как минимум. Снег все еще лежит, хотя и тает постепенно. А еще снег внезапно лепится - я вчера, пока выгуливал чудо-ребенка, от нечего делать снежного медвежонка слепил (=.
Еще - сегодня в какой-то степени годовщина. Ровно три года назад мы въехали в эту квартиру. Я каждый раз вспоминаю ту первую весну - все было новое, весь город, можно было каждый день отправляться в исследовательскую экспедицию... (= И весна ненормально теплая была, на клумбах с южной стороны уже крокусы зацветали.
Впрочем, сейчас тоже хорошо. Я вот вчера по дороге мороженого купил - оно тоже почему-то с весной ассоциируется. Мимими (=.

А это собственно медвежонок (=

@темы: лытдыбр

---

Ну, все. Отстрелялись. Ура нам и все такое.
В смысле - закончилась Зимняя Битва. Я бы прыгал сейчас, но сил нет. Поэтому ограничиваюсь радостным помахиванием лапками (=.
Очень хочется заявить про "большеникогда"... впрочем, я и в прошлом году такое заявлял. А толку-то? (= И ведь еще и на летнюю пойду, если позовут куда-нибудь в маленький тихий фандом...
Вообще, по моим личным ощущениям, зимний бардак удался. Уж на что я нефандомное существо, а все равно - скорее понравилось, несмотря на всю нервотрепку. (=

Ну и да, спецквест же. По-моему, вполне достойный.

@темы: фандомное побоище

---

зимний фотофлуд

Дело было так: проснулся я сегодня утром, выглянул в окно и обалдел... и побежал фотографировать (=. Надо сказать, побежал вовремя, потому что чуть позже вся заснеженная красота осыпалась нафиг.
Фоток получилось много, предупреждаю (=.

семнадцать штук

пятнадцать штук

Бонус - нолдорская морда в шарфике (=

@темы: фотофлуд, Canada notes

---

Пользуясь тем, что мы выложили немножко новых баннеров, продолжу рекламу (=
Собственно, мы еще и челлендж выложили несколько дней назад, но... кхм... slowpoke is sooo slooow.... в общем, я собрался только сейчас (=. Челлендж, кстати, рекомендую - там есть косплей, хэндмейд, аватарки, пирожки (текстовые) и тортик (настоящий). И не только.
А еще за нас можно голосовать, это тут. Welcome (=

@темы: фандомное побоище

---

Из медитаций над квэнийским словарем выцепил дивное: оказывается, "майар" дословно переводится как "прекрасные".
Почему-то это так трогает.

@темы: хвост от ламатьявэ

---

дыбр

Вот с одной стороны - я няша; у меня озеро, зима, кофе, стратегический запас шоколадок с родины, будет наконец-то телефон (няше удалось заработать на него денег, о да), я даже на ФБ успеваю... кхм.... не знаю, когда я это все успею так, чтобы не порваться на сотню маленьких Альриков, но я обязательно успею; и вообще жизнь прекрасна.
А с другой стороны - эта гадская южноканадская зима... В том смысле, что вчера у нас было внезапное потепление, а сегодня все замерзло обратно - и, как результат, у меня теперь есть роскошный синяк на левой ноге (симметричным синяком на правой я обзавелся пару дней назад, по тем же причинам). Жизнь, конечно, остается прекрасной, но ушибленные места побаливают. Еще и локтем стукнулся в процессе, для полноты картины.

@темы: лытдыбр